Деннис Лихэйн - Мистик-ривер

Ну а теперь? Теперь он чувствует себя дурак дураком. Расфуфырился, как кретин. И угораздило же его пообещать Аннабет сводить девочек поразвлечься — дескать, встретимся у Чака Чиза. Аннабет ответила ему взглядом, в котором было раздражение, смятение и сдержанный гнев.

Джимми повернулся к Дево.

— Так просто, интересуюсь, как все прочие. — Он похлопал Дево по плечу. — Ну, я пойду погляжу, Эд, — сказал он и, спускаясь по Сидней-стрит, видел, как полицейский бросил ключи от машины второму и тот впрыгнул в автофургон.

— Давай, Джимми. Бывай.

— И ты тоже, — процедил Джимми, все еще не спуская глаз с автофургона. Тот дал задний ход, переключил скорость и вырулил направо, отчего Джимми опять охватило жестокое чувство уверенности в чем-то страшном.

Ты чувствуешь это нутром, почему — неизвестно, чувствуешь, что это правда, особенно если это правда, на которую хочется закрыть глаза, хотя и знаешь, что это невозможно. Но все равно ты пытаешься не признавать эту правду и идешь к психоаналитику, пускаешься в загул в баре или тупеешь перед телевизором — только бы спрятаться от жестокой и безобразной правды, которую сердце твое признало раньше, чем рассудок…

И Джимми чувствовал эту жестокую уверенность, пригвоздившую его к тротуару, несмотря на то, что больше всего ему хотелось бежать, бежать без оглядки. Но вместо этого он стоял и смотрел, как выруливает на середину улицы автофургон, а то, что пригвождало его к тротуару, теперь переместилось в грудь — гвозди, холодные и тяжелые, как пушечные ядра, — и ему захотелось прикрыть глаза, зажмуриться, но те же гвозди держали веки его открытыми, а автофургон теперь отъехал, и Джимми увидел машину, которую он загораживал; ее обступили со всех сторон, счищали щетками пыль, фотографировали, заглядывали внутрь и сообщали впечатления полицейским, стоявшим поодаль на тротуаре.

Машина Кейти. Не той же модели. Не похожая на нее. Ее машина. Вот и вмятина справа на бампере, и стекло над фарой разбито.

— Господи, Джимми! Посмотри на меня! Тебе плохо?

Джимми поднял глаза на Эда Дево, не понимая, как очутился на коленях, почему он цепляется руками за землю и над ним склоняются круглощекие ирландские лица.

— Джимми! — Дево подал ему руку. — Ты в порядке?

Джимми глядел на протянутую руку и не знал, что ответить. Водолазы, думал он. В канале.

Уайти встретился с Шоном в лесу, ярдах в ста от оврага.

Кровавый след в открытой части парка и вообще всякие следы они потеряли: все, не укрытое деревьями, смыл ночной дождик.

— Собаки что-то унюхали возле старого экрана. Хочешь, пройдем туда?

Шон кивнул, но тут раздалось блеянье передатчика:

— Полицейский Дивайн… У нас тут на месте парень один…

— На каком еще «месте»?

— На Сидней-стрит.

— Ну и дальше?

— Он уверяет, что он отец пропавшей девушки.

— Какого черта он там околачивается? — Шон почувствовал, как лицо его наливается кровью.

— Пролез за ограждения. Что тут скажешь?

— Так отпихните его обратно. У вас там психолог имеется?

— В пути.

Шон прикрыл глаза. Все в пути, словно сговорились или застряли в автомобильной пробке.

— Ну так постарайтесь успокоить его как-то до приезда этого кретина специалиста. Ну, вы знаете, как это делается.

— Да, но он спрашивает вас.

— Меня?

— Говорит, что знаком с вами, и ему сказали, что вы здесь.

— Ни в коем случае. Послушайте…

— А с ним еще ребята…

— Ребята?

— Какие-то недомерки страхолюдные. И одинаковые, словно близнецы.

Братья Сэвиджи. Только этого не хватало.

— Ладно, иду, — сказал Шон.

Вэл Сэвидж нарывался на неприятности. Еще немного — и его заберут в отделение, а с ним за компанию и Чака. Что поделаешь, сказывается кровь неугомонных буйных Сэвиджей. Орут на полицейских, и те уже, кажется, на грани и сейчас пустят в ход дубинки.

Джимми стоял с Кевином Сэвиджем, самым уравновешенным из братцев, в нескольких ярдах от ленты ограждения, возле которой скандалили Вэл с Чаком; тыча пальцами в полицейских, они орали: «Это наша племянница, ты, дерьмо собачье, ясно, блядь?»

Джимми тоже был на грани истерики, и необходимость сдерживаться лишала его дара речи и слегка путала сознание. Это ее машина, вот она, в десяти ярдах, ладно. И с ночи Кейти никто не видел. Да. И на спинке сиденья кровь. Все это ой как нехорошо. Однако ж вот сколько полицейских ее ищут и до сих пор не нашли. Такое дело.

Тот полицейский, что постарше, закурил, и Джимми захотелось вырвать сигарету у него изо рта и потушить ее прямо о его нос. Хватит прохлаждаться, ищи мою дочь, сволочь.

Он начал считать с десяти до единицы — способ взять себя в руки, которому его научили в «Оленьем острове». Цифры качались и расплывались во мраке его сознания. Стоит закричать — и его тут же удалят. И плакать нельзя, и выражать беспокойство, нетерпение — все это приведет к одному результату, как и вопли Сэвиджей, — к тому, что день этот они проведут в тюремной камере, вместо того чтобы быть здесь, на улице, где в последний раз видели его дочь.

— Вэл, — окликнул он родственника.

Вэл Сэвидж, перестав рваться за ленту ограждения и убрав руки от каменного лица полицейского, обернулся к Джимми.

Тот покачал головой.

— Остынь.

Вэл подошел к нему.

— Эти сволочи лезут и не разрешают пройти, Джим. Они нас не пускают!

— Они просто выполняют свою работу, — сказал Джимми.

— Какого черта! Это их работа — в булочную бегать?

— Ты хочешь мне помочь? — спросил Джимми, когда рядом с братом вырос и Чак. Он был вдвое выше и почти столь же опасен, как Вэл, представляя почти такую же угрозу для соседей по кварталу.

— Ясно, хочу, — сказал Чак. — Ты только скажи, что делать.

— Вэл? — позвал Джимми.

— Чего? — Глаза Вэла рассыпали искры, и от него прямо-таки несло яростью.

— И ты хочешь помочь?

— Ну да, хочу, а как же иначе. Ты что, черт тебя дери, сдурел, сам не знаешь?

— Знаю, — сказал Джимми, чувствуя, что голос его карабкается куда-то вверх и надо его немедленно осадить, спустить на тормозах. — Еще бы не знать! Но это моя дочь, ясно? И ты слушай, что я говорю!

Кевин положил руку на плечо Джимми, и Вэл слегка попятился и стал разглядывать носки своих ботинок.

— Прости, Джимми, старина… Я малость погорячился.

Теперь Джимми несколько успокоился и старался, чтобы голос его звучал нормально, а голова работала как всегда.

— Ты, Вэл и Кевин… Сходите к Дрю Пиджену. Расскажите ему все.

— Дрю Пиджену? Зачем?

— Сейчас объясню зачем, Вэл. Чтобы поговорить с его дочкой Ив и с Дайаной Честра, она еще у них. Спросите их, когда они расстались с Кейти. В котором часу точно. Спросите, пили ли они; спросите, собиралась ли Кейти к кому-нибудь на свидание и с кем она сейчас встречается. Можешь это сделать, Вэл? — Обращаясь к Вэлу, Джимми смотрел на Кевина, надеясь, что тот сумеет удержать Вэла в рамках.

Кевин кивнул:

— Мы поняли, Джим.

— Вэл?

Вэл глядел через плечо в кустарниковые заросли у входа в парк. Он перевел взгляд на Джимми и затряс своей маленькой головкой.

— Да-да!

— Эти девчонки — ее подруги. Вы с ними поаккуратнее, но все-таки выведайте то, что я просил. Ладно?

— Ладно. — И, ободряюще улыбнувшись Джимми, Кевин похлопал по плечу старшего брата: — Идем, Вэл. За дело!

Джимми глядел, как они идут по Сидней-стрит, чувствуя рядом с собой Чака, в любую минуту готового взорваться и кого-нибудь убить.

— Как настроение?

— Не дури. Я держусь. Я за тебя беспокоюсь.

— Не бойся. Я тоже держусь. А что остается, правда?

Чак не ответил, и Джимми увидел на другой стороне улицы, за машиной дочери, вышедшего из парка Шона Дивайна. Он пробирался через заросли, глядя прямо на Джимми; высокая фигура его двигалась быстро, но Джимми все же заметил на его лице это выражение, которое он так не любил — словно все в мире ему подвластно, эдакий второй жетон на ремешке, чтобы пугать народ, даже против воли того, кто его нацепил.

— Джимми, — произнес Шон и потряс ему руку. — Привет, старина.

— Привет, Шон. Я услышал, что ты тут задействован.

— С раннего утра работаю. — Шон оглянулся, потом опять посмотрел на Джимми. — Но сказать пока ничего не могу.

— Она там? — Джимми сам услышал, как задрожал его голос.

— Не знаю, Джимми. Мы ее еще не нашли. И это все, что пока известно.

— Так пустите нас, — сказал Чак. — Мы поможем поискать. Вот и по телику все время показывают, как простые граждане и пропавших находят, и все такое.

Шон глядел только на Джимми, словно Чака рядом и не было.

— Все не так просто, Джимми. Мы не имеем права пускать посторонних, пока не осмотрим каждый дюйм территории.