Кирилл Казанцев - Трижды преданный
Олег этого Осипова помнил плохо, в памяти осталась пухлощекая физиономия, надменно прищуренные глазки, аккуратная светлая челочка и такие же, сведенные к переносице, бровки, щегольская курточка из тонкой кожи, изогнутые в покровительственной насмешке пухлые губы. Красавчик, что уж там, и никак не ровня жирному Капустину и Титову, потомственному пролетарию с немытой рожей. Да и черт с ним, с Осиповым, ему и двух его дружков за глаза хватит.
– Ну, вот, – выключил гудящий старый ноутбук Морок, – как в сказке про яблочко на тарелочке. Завтра пойдем? – уточнил он, дожевывая остывший пельмень.
На том и расстались – Морок пошел мыть посуду, а Олег поехал к Наташке. По дороге заправился, чтобы завтра на мелочи не размениваться, и к подружке явился уже затемно. По дороге решил, что говорить ей пока ничего не будет – во-первых, все еще вилами по воде писано, сначала надо тех троих найти и склонить к сотрудничеству, а во-вторых… Во-вторых, в-третьих и так далее – лишние вопросы ему без надобности, срок придет, и она все узнает. Может, даже и очень скоро, завтрашний день многое решит.
Первым по списку шел Капустин – он обитал на прежнем месте, на одной улице с Наташкиной матерью, через дом от нее. Олег нарочно проехал мимо, в мутном свете февральского утра рассматривая знакомые места. Кусты поредели и стали ниже, дом точно ссутулился, нахохлился, как сова, в окнах отражалось низкое серо-сизое небо. У знакомого подъезда он притормозил, но проехал, не останавливаясь, лишь отмечал про себя: вот тут тогда стояли трое, оттуда Капустин швырял пакет с мусором, сюда оттащили Наташку… И сам себе удивился – ничего внутри не дрогнуло, не шелохнулось, знать, много воды утекло с той поры. Ничего не было, кроме безразличия и шевельнувшейся на сердце глухой тоски. Это чувство Олег ненавидел, прибавив скорость, он повернул и объехал нехорошее место. Повернул еще раз, еле удерживая «Тойоту» в колеях с осени не чищенной дороги, поехал медленно, разглядывая таблички на домах.
– Вот он, – первым углядел нужный дом Морок, – тормози. – И первым же вышел из машины.
Возвращался следом за Олегом, оглядывался, осматривался по сторонам, будто прикидывая расстояние от двора, где ждала «Тойота», до Иванова, куда, по словам новых хозяев квартиры, переехало семейство Капустиных.
– Два года тут живем, – сообщила темноволосая девушка с сонным мальчишкой на руках. Она выглядывала на площадку через щель между створкой и косяком, снять цепочку так и не решилась. Зато охотно сообщила известные ей подробности: толстяка как-то раз навестила «белочка», потом повадилась ходить в гости постоянно, и Капустина пришлось сдать в спецучерждение. Там ему сначала полегчало, а потом «белка» стала третьим членом семьи. У толстяка обнаружилась шизофрения, как говорили злые языки – наследственная, передавшаяся ему от папаши, и Капустиным занялись всерьез. Его поместили в лечебное заведение режимного типа, срок «отсидки» не мог назвать и сам главврач, поэтому матери пришлось продать квартиру и переселиться поближе к скорбному головой сынишке. Старший брат Капустина давно обосновался в Москве и в городе не появлялся уже несколько лет.
– Этого вычеркиваем, – проговорил Морок, глядя на серые однообразные дома, громоздившиеся вдоль дороги. Олега новость не особенно и расстроила – если хорошенько подумать, то возни предстоит меньше. Мало найти всех участников той драки, их еще надо убедить дать новые показания. Окажись Капустин в здравом уме, пришлось бы на троих тратиться или другие аргументы приводить, а так дешевле и быстрее выйдет.
«Тойота» скребла днищем по наледи, но все же справилась, героически вывезла на проспект, прокатила с полкилометра и уперлась в хвост «пробки». Ехать предстояло недалеко, но другой дороги не было, пришлось ждать, когда затор рассосется. На светофорах потеряли еще четверть часа, но, наконец, добрались до нужного адреса, серой кирпичной девятиэтажки, где жил Титов.
Еще два года назад они бы застали его дома, в ободранной, пропахшей кислятиной душной «двушке», но сегодня «старых друзей Вити» поджидал облом.
– Прошлой зимой похоронили, – сипло сказала низкорослая тетка с помятым багровым лицом. – С вокзала он шел, электричка сбила, сразу насмерть. – И закрыла дверь перед носом у сунувшегося поинтересоваться подробностями Морока.
Тот поморгал, глядя на грязную обивку, повернулся к Олегу и развел руками: все, дескать, приехали.
– Дело дрянь, надо было диск посвежее купить. Базы, в смысле. Хотя толку с них… – говорил он, спускаясь по ступенькам за Олегом.
Толку с них действительно было как с паршивой овцы: ровно на те копейки, какие стоил диск. Два адреса полетели к чертям, оставался третий, последний. Напряжение росло, подкатила злость на взбесившегося Капустина и недотепу Титова, раскатанного электричкой на молекулы. Именно злость, а не злорадство, не тайная радость от возмездия, а досада и злость. «Не могли еще пару лет протянуть, дурни», – подумал Олег, грохнул дверцей и завел двигатель. Морок плюхнулся рядом и помалкивал почти всю дорогу, пока по снежной каше и пробкам тащились до Гражданки – окраины города, бывшего пустыря, ныне застроенного коттеджами. Место оказалось чистым и уютным: дороги почищены, покрытие – свежий асфальт, воздух свежий, дома жилые. Зато заборы – на загляденье, из-за них лишь крыши особняков видны, и псы лают, перебрехиваются через дворы.
– Ненавижу, – проговорил Морок, – собак терпеть не могу, чертовы твари. Надеюсь, Осипов твой шавкой не обзавелся.
И аж сплюнул от злости, когда заглянул через забор крайнего от поля коттеджа. Осипов, если база не врала, обитал именно здесь, на улице Полевой в доме под номером семь. Типичное двухэтажное сооружение из бурого кирпича, с башенкой на крыше, панорамным окном во весь фасад и охряной черепицей на крыше с непременной трубой, из которой поднимался дым. К дому прилегал гараж, судя по размерам, на две машины, у дальнего края участка стояли еще два одноэтажных сооружения, росли невысокие деревья, а по дорожкам, как и по сугробам, носилась здоровенная азиатская овчарка. Откормленная серо-белая тварь кидалась на забор передними лапами, и кирпич легонько подрагивал от напора пятидесятикилограммовой туши.
Морок спрыгнул на снег, оглянулся еще раз, но свидетелей можно было не опасаться. Дом поблизости выглядит как нежилой, жалюзи опущены, двор заметен снегом, на котором видны только птичьи следы. Камеры слежения имеются лишь над воротами осиповской усадьбы, в чем Олег и Морок успели убедиться, объехав поместье по периметру. Псина продолжала надрываться, послышался женский голос, но окрик не помог. По забору с той стороны заскребли когти, Морок выругался вполголоса и отошел в сторонку.
Олег сел в машину, смотрел в лобовое стекло. Что делать дальше, он не представлял, больше того, не был даже уверен, тот ли дом они нашли. Его давно могли продать, внутри живут другие люди, а сам Осипов с семьей мог уехать в Москву, например, или, подобно Титову, оказаться под электричкой. Хотя, судя по штрафам, его могла ждать другая участь – ДТП со смертельным исходом, например, или что-то подобное… В окно постучали, Олег чуть опустил стекло, глянул на Морока.
– Посиди, а я пойду пройдусь.
Приятель явно психовал, дергался, чего Олег раньше за ним не замечал, постоянно крутил головой по сторонам и что-то бормотал сквозь зубы. Поэтому Олег решил вопросов не задавать – нервы и у самого были ни к черту. От Осипова зависело слишком многое, из всей троицы он остался один, что облегчало задачу, одновременно делая ее практически невыполнимой. Деньги ему предлагать бессмысленно, при наличии такого дома сумма меньше, чем несколько миллионов, его не заинтересует. Придется угрожать, шантажировать, морду бить, в конце концов. Хотя шантаж – это мысль, ее надо обдумать. Хотя чего тут думать, очередная уголовщина получается. Но если рассудить, то плата за информацию – это тоже статья…
В конце улицы показался Морок, он шел быстро, почти бежал, и что-то прижимал к груди, странно дергая руками: тот отводил их от себя, то скрещивал, то тряс чем-то. Послышался странный низкий утробный звук, Олег высунулся из машины, пригляделся…
– Ты что? – только и успел крикнуть он.
Морок пробежал мимо, шипя не хуже лохматого плоскомордого кота, которого тащил на руках. Дивного персикового цвета котяра извивался и выкручивался изо всех сил, махал лапами, когтями и зубами хватал Морока за рукав, щерился, дыбил шерсть. Морок бился с ним, как рыцарь с поганым чудищем, и силы были явно равны, более того, Морок уже сдавал, держал зверюгу из последних сил. Изловчился, ухватил кота за шкирку, поднял повыше и, как волейбольный мяч через сетку, швырнул через осиповский забор. Кот пролетел над ним, задев кирпичи хвостом, шмякнулся в сугроб с той стороны, Морок подпрыгнул, ухватился за край жестяного листа, лежавшего поверх кирпичей, и оказался на заборе.
