Росс Макдональд - Смерть на выбор

Юнец рассмеялся.

— Это за попытку-то изнасилования? Маловато предлагаете. А другое место мне будет найти не так-то легко.

— У меня еще есть дорожный чек на сто долларов. — Мужчина воспрянул духом. — Я дам вам сто пятьдесят. Мне надо немного оставить себе, чтобы расплатиться за гостиницу.

— Ладно уж, давайте, — сказал портье. — Не хочется мне этого делать, но так и быть.

— Слава Богу, — вздохнул мужчина.

— Пойдемте в контору, мистер. Там есть авторучка, выпишите чек.

— Спасибо вам, мистер, — тихо пробормотала девушка. — Вы мне спасли жизнь, честное слово.

— Пошла вон, дрянь продажная! — в ярости рявкнул он.

— Тихо! — прошипел юнец. — Тихо. Пошли отсюда.

Я быстро отбежал в конец галереи и, спрятавшись за угол, продолжал следить за номером. Первым вышел молодой портье. Шагал он быстро, сильно размахивая руками. За ним плелся мужчина, держа шляпу в руке, точно нищий. Незавязанные шнурки его туфель волочились по полу.

21

Я постучал в дверь.

— Кто там? — прошептала девушка.

Я постучал снова.

— Это ты, Ронни?

— Да, — тихо сказал я. Она прошлепала по полу босыми ногами, и дверь открылась.

— Как мы его облапо... — начала она, но, увидев меня, испуганно прижала руку ко рту. — Ой, кто это?

Она попыталась захлопнуть дверь у меня перед носом, но я протиснулся мимо нее и захлопнул дверь, навалившись на нее спиной. Девушка попятилась назад. На ней была только юбка, и спустя мгновение она об этом вспомнила. Руки ее метнулись вверх и прикрыли обнаженные груди. Они были маленькие и упругие. Над ними по-цыплячьи выпирали худенькие ключицы. Ее левое предплечье было испещрено многочисленными следами от уколов.

— Хитрый у тебя рэкет, подруга, — сказал я. — И ни на что лучшее ты свое тельце употребить не могла?

Она отступила еще дальше, остановившись у разобранной кровати в углу комнаты. Это была убогая маленькая каморка с выкрашенными зеленой краской потолком и стенами, как в общественных туалетах. Всю обстановку составляли кровать, стул и туалетный столик с покоробленной фанерной облицовкой. На полу валялся грязный, изъеденный молью коврик. Это было прибежище для торопливых кроличьих соитий, уединенная келья, в которой одинокий мужчина мог в полной безопасности допиться до сонливой одури. Девушка, казалось, была слишком хороша для этой комнаты, но я знал, что это лишь иллюзия.

Она подхватила с пола свой свитер и поспешно натянула на себя.

— А вам какое дело, что я творю со своим телом? — Перед глазами у меня мелькнул розоватый сосок и спрятался под свитер. — Убирайтесь отсюда, или я позову портье.

— Тем лучше. Я очень хочу с ним потолковать.

Глаза ее округлились.

— Вы из полиции? — Глаза у нее были определенно какие-то странные.

— Я частный детектив, — отрекомендовался я. — Если вам от этого легче.

— Оставьте меня в покое, и мне станет легче.

Вместо этого я двинулся к ней. Лицо ее заострилось и побледнело. Своеобразной особенностью ее глаз было отсутствие зрачков. Вместо них зияли провалы, за которыми стояла холодная тьма. У нее затряслись руки, дрожь быстро доползла до плеч и захватила все тело. Она присела на край постели, обхватив колени руками, словно хотела удержать ноги на месте. По лицу ее промелькнула тень — темная и неотвратимая, словно призрак смерти. Сейчас она походила на маленькую старушку в золотистом парике.

— Давно не кололась? — спросил я.

— Три дня. Я схожу с ума. — И у нее застучали зубы. — Она с силой закусила нижнюю губу.

— На героине сидишь?

— Угу.

— Мне тебя жаль.

— Мне от этого не легче. Я три ночи не спала.

— С тех пор как уехал Тарантини?

Она выпрямилась, подавив дрожь.

— Вы знаете, где он? Может, достанете мне порошка? Я заплачу...

— Я этим не занимаюсь, детка. Как тебя зовут?

— Рут. Вы знаете, где Джо? Вы на него работаете?

— Я — нет. Что касается Джо, тебе придется обойтись без него.

— Не могу. Умру я. — Это было похоже на правду.

— Давно колешься?

— С прошлой осени. Ронни меня приучил.

— Часто?

— Сначала раз в неделю. Потом два. Последние два месяца — каждый день.

— Доза?

— Не знаю. Они мне сами отсыпают. Мне это стоит пятьдесят долларов в день.

— Поэтому ты и взялась потрошить приезжих?

— Надо же как-то зарабатывать на жизнь. — Она с трудом подняла отяжелевшие веки. — Откуда вы столько обо мне знаете?

— Ничего я не знаю. Кроме одного. Тебе нужно обратиться к врачу.

— Что толку? Упрячут в больницу, а там я уж точно концы отдам.

— Они тебя подлечат.

— Откуда вы знаете? Вы что, кололись?

— Нет.

— Ну и не говорите тогда. Когда уколоться нечем, тебя прямо наизнанку выворачивает. Вчера вечером на пляже была. Волна на берег плеснет, а у меня уши лопаются, точно это гром или землетрясение. Конец света. Легла я на спину, смотрю вверх, а неба не вижу, тьма в глазах и желтые пятна. Потом земля куда-то уходить стала, и я отключилась. Чудное такое чувство, словно сама в себя проваливаешься. Словно я колодец какой-то и сама же в него падаю. — Она коснулась рукой живота. — Странно, что я еще жива. Это похоже на смерть.

Она откинулась на смятую постель и, закинув руки за голову, уставилась в потолок. Кожа у нее на лице натянулась от напряжения, вокруг носа и рта залегли глубокие складки, золотистые волосы на впалых висках потемнели от пота. Сейчас ее небом был грязно-зеленый потолок.

— Боюсь, мне еще раз через все это пройти придется, прежде чем я вправду умру.

— Ты не умрешь, Рут. — Это я сказал вслух. Но чувствовал я себя как прокурор, допрашивающий душу умершей девушки в адском суде первой инстанции. — Что ты делала на пляже вчера вечером?

— Ничего, просто так пришла. Мы всегда ходили на пляж, пока не уехал папа. Тогда у нас и собака была — маленький такой коккер, и он гонялся за птицами, а потом мы обедали прямо там, на пляже, разводили костер, и было так здорово! Папа любил искать для меня раковины — мы собрали целую коллекцию. Она оперлась на локти и сосредоточенно наморщила свой юный чистый лобик. — Где же они теперь, мои ракушечки? Не помню, что с ними стало.

— А что стало с твоим отцом?

— Я почти не вижу его больше. Он уехал, когда мать его бросила. Они держали фотоателье в городе. Поступил радистом на корабль и вечно где-то плавает. Индия, Япония. Но деньги на меня он бабушке посылает регулярно, — добавила она, точно защищая отца от обвинения. — И письма мне пишет.

— Значит, ты с бабкой живешь?

Она снова растянулась на постели.

— Более или менее. Она работает официанткой в придорожном кафе. Ночами работает, днем отсыпается. Вчера ночью мне паршиво пришлось. Стены вдруг стали сдвигаться и раздвигаться, будто задышали, я перепугалась страшно, а рядом ни души. Решила на пляж выйти — может, полегчает. Запах моря меня всегда успокаивает. Но на этот раз не помогло. Даже хуже стало. Вместо звезд черные дыры вижу и все проваливаюсь куда-то, проваливаюсь. А когда очнулась, смотрю — человек из моря выходит. Ну, думаю, все — чокнулась. Решила, что это водяной — как в том стишке, что мы в прошлом году в школе учили. Я и сейчас не знаю: был там кто-нибудь или это мне померещилось.

— Расскажи мне про этого водяного. Где ты его увидела?

— На Макерель-Бич — ну, где жаровни для барбекю стоят. Мы с папой всегда там обедали, когда на пляж ходили. — Она вяло подняла руку и махнула куда-то в сторону. — С милю отсюда вдоль по бульвару. Я лежала на песке, за деревянным Щитком от ветра, и страшно продрогла. — Она зябко передернула плечами при этом воспоминании. — Темноты в глазах уже не было, и я больше не проваливалась. Я подумала, что худшее позади. Над морем уже появилась полоска света, а я всегда себя лучше чувствую, если вокруг не совсем темно и что-то видно. И вдруг прямо из прибоя встает человек и выходит на берег. Я насмерть перепугалась. Просто с ума сошла от страха — подумала, что это водяной и он хочет утащить меня в море. Но было еще довольно темно, и я лежала тихо-тихо, так что он меня не заметил. Прошел мимо и скрылся в кустах за жаровнями. Наверное, где-то в переулке у него стояла машина — через несколько секунд я услышала звук мотора.

— Человек наверняка был, тебе не померещилось, — сказал я. — Бинтов у него на голове случайно не заметила?

— Нет, не думаю. Это был не Марио. Ронни сказал мне, что кто-то угнал у него яхту и посадил на камни, и я подумала, что это как-то связано с яхтой.

— Ты ее видела?

— Нет. Может быть, слышала. Не знаю. Со слухом у меня черт-те что творится — то стоит чайке крикнуть, перепонки едва не лопаются, то глохну напрочь. — Как большинство наркоманов, она страдала ипохондрией. Больше всего на свете ее интересовали симптомы ее состояний, и в описании их она обнаруживала немалый талант.