Лучший приключенческий детектив - Аврамов Иван Федорович
— Давай, посмотрю, — вмешался Данила.
Алиса не вслушивалась в перебранку. Она смотрела на один из домов, что отличался от остальных более крупными габаритами и необычным фасадом. На улицу выходили четыре окна, в двух из которых сохранились стёкла. Наличники облезшие, но видно, что когда-то были белые, чердак с окошком, ставни резные. Слегка балансируя, она прошлась по лежащему на земле забору, обогнула засохший колючий куст и свернула к входу, зияющему неприветливым чёрным проломом. Рядом с входом валялась облупившаяся дверь.
— Ты куда? — крикнула Даша и, не дождавшись ответа, потянулась следом.
— Какой дом необычный, — задумчиво протянула Алиса и покачала на ржавой петле скособоченную ставню, — петушки на ставнях, подкова над дверью. Любопытно, кто здесь жил?
Громова не разделяла ее исследовательского энтузиазма:
— Тебе оно надо? — Она сняла со щеки липкую паутину и скривилась. — Паутины, тьма! Под ноги смотри. Провалишься в какой-нибудь колодец. Я уже видела один такой обрушившийся. Не колодец, а яма бездонная. Подожди, что ты сказала? Петушки. Где петушки?
Алиса взялась за ставню и вернула её в исходное положение, продемонстрировав подруге резного петуха. Громова глядела на него секунды три, а после обернулась к ребятам, склонившихся над картой.
— Идите оба сюда, — позвала она и нехотя пошла им навстречу. — Тут петухи на ставнях. Спорим, что этот дом наш?
— Алиска нашла? — Эдик вытер влажный лоб.
— Угу.
— О чём тогда говорить? — пробормотал Данила. — Она всегда рыбные места чует.
Даша притопнула от нетерпения.
— Эдик, собирай шарманку. Дань, пошли со мной, а то Шуйская сама в развалины полезет. За приключениями. У неё это суперски выходит. Позавчера чуть в пропасть не свалилась, вчера ночью задохнулась, а сегодня нашу невезучую бревном привалит.
Эдик послушно снял с плеча чехол с прибором, достал секции штанги, катушку и занялся сборкой металлоискателя.
Когда Данила и Громова подошли к парадному входу в дом, невезучая сидела на корточках возле поверженной двери и рассматривала полустёртые кресты, начертанные сверху чем-то белым.
— Зачем рисовать на двери? — обратилась она к Даниле.
Тот присел рядом, провел пальцем по неровной поверхности. Тут и там, местами, облупилась коричневая, а следом и ярко-синяя краска. Под облетевшими слоями виднелась рыжая труха.
— Кресты на дверях рисуют для оберега от порчи, которую могут наслать злые люди.
— Темнота и суеверие, — возмутилась Громова.
— Если вы добрые люди, не бойтесь, заходите.
— Мы не просто добрые, мы ещё и светлые, — развила тему Даша, пристраивая на голову налобный фонарик и засматриваясь на небо. — Что на дворе, что в доме, — как в погребе.
Алиса тоже подняла голову и проследила за движением пепельно-сизых туч.
— Дождь будет.
Подружка кивнула и потянула за рукав завязанную на поясе ветровку, надела её и застегнула до самой шеи замок.
— Клада в доме нет, — обеспокоилась Алиса, придержав подружку за рукав.
Та дёрнула рукой, натягивая на пальцы перчатки, и ступила на ступеньку крыльца. Рассохшаяся доска угрожающе затрещала.
— Не надо заходить! — попросила Алиса, но в Громовой пробудился исследовательский дух, и не было никакой надежды остановить таран женского любопытства.
— Шуйская, не тормози! Появилась возможность заглянуть в чужое прошлое. Тебе, может, и нет, а мне интересно, как жили люди пятьдесят лет назад, на какой кровати спали, чем развлекались, какие книжки читали. Журналы старые могут быть, альбомы, фотографии прошлого века.
Она уже переступала порог.
— Опасно бродить по старым домам. Пол провалится или стены рухнут. — Данила разделял беспокойство Алисы.
— Срубы здесь мощные, — отмахнулась отчаянная Громова, — не рухнут. Сто лет ещё простоят. Я пол фонариком освещаю, под ноги смотрю, а уж потом…
Незаконченная фраза, сопровождаемая подозрительным скрипом, донеслась из глубины сеней.
— Пойду за ней, — нахмурился Данила и тоже вытащил из кармана фонарик.
Он вознамерился последовать за Дашей, когда из-за кустов появился медленно идущий Громов с металлоискателем. Прибор не издавал никаких звуков, Эдик широко зевал.
— Где искать? — уныло спросил он, стягивая с головы наушники.
Алиса пожала плечами и провела рукой вдоль фасада.
— Поброди вокруг.
— В доме не может быть?
— Какие вы нетерпеливые! Подай вам клад сию минуту и на этом самом месте. — Она притопнула. — В доме бродит твоя любопытная сестра.
Любопытная сестра отозвалась, как будто бы ждала сигнала.
— Пили они «Русскую водку», закусывали консервами «Килька в томате». Возможно, это уже и не хозяева были. Ладно, читали они Тургенева «Отцы и дети», рассказы Чехова и пьесы Островского. Изучали классиков по вечерам и плакали. Книжки в подозрительных разводах.
— Кто пил по вечерам и плакал? — удивился Эдик.
— Люди, которые там жили, — пояснил Данила. — Твоя сестра заглядывает в прошлое.
Младший Громов закатил глаза и схватился за наушники.
— Тут какая-то древняя бандура и суперское зеркало! — восхитилась невидимая Даша. — В такой раме. Сейчас…
Глава тринадцатая,
в которой судьба делает последнее предупреждение
Что она хотела сказать, не узнал никто. Следом за «сейчас» раздался хруст сухого дерева и вопль. — Аа-ай!
Все одновременно бросились к крыльцу. Данила схватил Алису за плечи и оттащил к лежащей двери.
— Не вздумай! Один пойду.
Он щёлкнул фонариком и скрылся в дверном проёме.
Эдик торопливо разоблачался, пихая ей в руки наушники и подлокотник металлоискателя.
— Стой на месте! — приказал он, одним прыжком преодолевая крыльцо.
Растерянная Алиса кинулась за ним и, только перелетев через штангу «Аськи» и уткнувшись носом в пыльную ступеньку, сообразила, что можно и другим способом узнать, что произошло с подругой.
Сжимая штангу в руках, она оббежала дом по периметру и заметалась между тремя окошками заднего фасада.
— Вы где?! — растерянно прокричала она, подпрыгивая на месте. — Где?!
— Тут я, — буднично сообщила Громова.
От неожиданности Алиса выронила металлоискатель, отшвырнула в сторону наушники и полезла штурмовать окно, из которого доносился голос подруги. Два раза нога соскальзывала с бревен, но ей всё же удалось вцепиться в наличник и подтянуться. К счастью, большая часть рамы здесь отсутствовала, а вместе с этим и опасность порезаться битым стеклом.
Спустя какую-то минуту Шуйская обозревала комнату. Масштабы разрухи впечатляли. Первое, что она увидела, была обрушенная потемневшая балка, под которой покоился выщербленный коричневый стол, рядом лежала перекосившаяся лавка, поломанные стулья и стопки старых газет. В углу прижался запыленный и громоздкий радиоприемник в когда-то полированном корпусе. На стене висел порванный гобелен с оленями, а чуть выше два выцветших портрета в самодельных рамках. Как-то особняком держалось то самое необыкновенное зеркало, к которому направлялась любознательная подруга, но не дошла.
Посредине комнаты образовался провал, ярко демонстрирующий, что под досками пола имелся погреб. Сейчас в яме подполья, среди деревянных обломков и трухлявого мусора, лежала перемазанная диггерша. Чуть подальше, с двух сторон от пролома, сидели на корточках Эдик и Данила. Лучи фонариков скакали по пострадавшей, в деталях высвечивая картину бедствия.
— Жива? — поинтересовался Данила.
— Да, — ответила Даша. — Кажется.
— Кажется ей! — разозлился Эдик. — Вечно лезешь, куда не просят!
Все начали говорить одновременно.
— Встать можешь? — Данила не поддавался эмоциям и был более конструктивен.
— Как ты? — беспокоилась Алиса.
— У Достоевского роман есть. «Идиотка», — разорялся Эдик. — Про тебя. У хозяев не стоял на полке?
Громова отшвырнула обломок доски с ржавым гвоздём, смахнула с волос серую паутину и попробовала приподняться. Неуверенно встала на карачки, а спустя полминуты выпрямилась во весь рост.
