Джеймс Чейз - Ты шутишь, наверное?
Лепски едва сдержался, чтобы не выругаться.
– Значит, вы вышли вместе с собакой. Который был час?
– Обеденный. Я без ума от Джемми. Это мой лучший друг. Когда я возвращаюсь усталая домой, он ждет меня. Он меня веселит. Пес действительно очень милый.
Карандаш, который Лепски держал в руке, почему-то сломался.
– Вы прогуливались с собакой. И что же произошло?
Она поморщилась:
– Ну, ко мне пристал один тип. Вы понимаете, ко мне все время пристают.
Лепски понимал это очень хорошо. Если бы он не был женат, он тоже пристал бы к ней.
– И на этом типе был такой пиджак?
Она погасила сигарету и сразу же зажгла новую.
– Невозможно остановиться, – сказала она, улыбаясь. – Я, похоже, нервничаю. Вы верите в то, что говорят о вреде табака?
– Все может быть. Вы сказали, что к вам пристал один тип, – продолжал Лепски.
– Ненормальный.
– И на нем был этот пиджак? – прошипел Лепски сквозь зубы.
Она широко открыла глаза:
– Нет, на нем был коричневый пиджак из синтетики…
У Лепски в руке сломался второй карандаш.
– Мы говорим о голубом пиджаке, чер… Мы говорим о пиджаке с пуговицами в форме мяча для гольфа.
Она снова ему улыбнулась:
– Вы можете ругаться, если хотите, мистер инспектор, мне все равно. Я знаю многих мужчин, которые ругаются. Знаете, это мужская привычка.
Лепски сжал пальцы.
– Ну, а этот пиджак?
– Этот псих предлагал мне пятьдесят монет. Вы представляете? Тут Джемми захотел нанести визит дереву, и в этот момент прошел тот пиджак. Увидев его, я подумала, что он очень шикарный. Я люблю смотреть на хорошо одетых мужчин. Я питаю слабость к мужчинам, которые заботятся о своей внешности.
– Значит, вы увидели пиджак… На ком он был?
– Высокий парень, симпатичный, ну, вы понимаете?
Лепски протянул руку к блокноту.
– Расскажите мне о нем, Долорес.
Она погасила сигарету и зажгла новую.
– Я не видела его лицо, мистер инспектор. С этим психом, который ко мне приставал, и с Джемми, который хотел к дереву, мне было не до этого. Вы понимаете?
Лепски с трудом подавил желание схватить блокнот и швырнуть его в угол комнаты.
– Рассмотрим все более подробно, – сказал он серьезно. – Мимо прошел мужчина, и вы заметили на нем такой пиджак… Так?
– Совершенно верно.
– Это было пятого в середине дня?
Она кивнула.
– Вы видели этого человека, но лица не разглядели?
– Да…
– Хорошо. Это важно, Долорес. Он высокий, средний или маленький?
– Высокий. Мне нравятся высокие мужчины. Маленькие меня раздражают. Вы понимаете?
– Значит, он был высокий. – Лепски поднялся. – Такой же, как я?
– Еще выше. Не намного, но выше.
Лепски сел.
– Он был крепко скроен, худощав, нормальный?
– Он был широкоплеч. Я это заметила. Я люблю широкоплечих мужчин. Он был именно такой.
– На нем была шляпа?
– Нет. Его волосы мне понравились. Они были светлые. Вы понимаете? Настоящий блондин. Соломенного цвета волосы, коротко подстриженные. Мне надоели длинноволосые.
– Долорес, вы видели мужчину, светлого, с волосами соломенного цвета, высокого, широкоплечего, ростом примерно 180… Так?
– Совершенно верно, мистер инспектор.
– Вы больше ничего не заметили?
– На нем были синие брюки, которые очень подходили к пиджаку, и туфли от Гуччи. Я всегда замечаю обувь, и, на мой взгляд, эта обувь самая лучшая.
Лепски вздохнул. Несправедливо, что мужчина должен допрашивать такую девушку.
– Какая у него походка?
– Ну… как сказать… Он шел как человек, который знает куда идти… Широкими шагами.
– Он не хромал?
– О нет.
– Долорес, это очень важно. Это первая информация о человеке, который уже совершил два убийства. Вы в курсе этого?
– Да. Я всегда слушаю Пита Хэмилтона в свободное время. Он милый.
Тут Лепски не мог с ней согласиться. У него была масса других слов для характеристики Хэмилтона, но сейчас ему было не до этого.
– Нам нужно иметь об этом парне как можно больше сведений. Вы заметили еще что-нибудь?
Она думала, гася очередную сигарету и задумчиво зажигая следующую.
– Руки! Для меня руки имеют большое значение. Вы понимаете, мистер инспектор? У меня есть друзья, вы понимаете? Так вот их руки… Ну, вы понимаете?
Лепски кивнул. Он очень хорошо понимал, что мужские руки имеют громадное значение для такой девицы.
– Значит, я заметила его руки, когда он проходил мимо. Тонкие руки с длинными пальцами, руки артиста, художника. Понимаете?
– Такие руки могут быть лишь у хирурга.
– Возможно. У него были руки художника.
– По вашему описанию, этот человек скорее всего богатый.
Долорес сморщила маленький обворожительный носик.
– Он может быть из тех, которые занимаются мошенничеством. Вы понимаете? Я знала одного такого… Представляете?
– Да. Хорошо. Посмотрим, сможете ли вы вспомнить еще что-нибудь.
– Давайте заканчивать, мистер инспектор. Скоро мне нужно выводить на прогулку Джемми.
Лепски решил, что больше ничего важного она не вспомнит.
– Хорошо, Долорес. Вы нам очень помогли. Если бы вы увидели этого типа со спины, вы смогли бы его узнать?
– Да, конечно.
– Даже если бы на нем не было этого пиджака?
Она кивнула и встала.
– Я хочу вам вот что сказать. – Лепски, в свою очередь, поднялся. – О том, что вы здесь сейчас говорили, надо молчать. Это очень важно. До сих пор из сотни сообщений, которые к нам поступали, только ваше содержит полезные сведения. Этот человек опасен. Если слух о том, что вы сможете его узнать, распространится… Вы понимаете?
Черные глаза Долорес расширились.
– Вы думаете, он попытается меня ликвидировать?
– Возможно.
– Вы думаете, что он меня разрежет на части?
– Возможно.
– Надеюсь, вы быстро его схватите, мистер инспектор. Я не буду чувствовать себя в безопасности, пока вы его не схватите.
– Вполне достаточно, чтобы вы об этом никому не рассказывали.
– Может быть, мне следует завести телохранителя?
Джейкоби поднялся со стула, но, встретившись взглядом с Лепски, снова сел.
– Если наш шеф посчитает, что это необходимо, я этим займусь, – сказал Лепски.
– Хорошо. До свидания.
Она улыбнулась Лепски, потом Джейкоби и вышла из комнаты.
Джейкоби вытирал руки носовым платком.
– Напомни мне ее адрес.
– Она тянет на две сотни минимум, – сказал ему Лепски. – Будь благоразумен, Макс. С каких пор флик третьего класса может потратить двести долларов на первоклассную шлюху?
Он взял свои заметки и отправился в кабинет Террелла.
Рейнольдс выключил телевизор после передачи Хэмилтона и взглянул на Амелию, сидевшую в кресле. Она прослушала подробный рассказ об убийстве Лу Буна. Хэмилтон, любивший сенсации, не упустил ни одной детали. Он описал отрезанную голову и все, что было сделано с трупом.
«Нет никакого сомнения, что этот маниакальный убийца находится в городе, – сказал он в заключение. – Будьте осторожны. Никто не может считать себя в безопасности, пока его не поймают. Мы имеем право спросить, что делает для этого полиция!»
– Не могу поверить! Я не могу этому поверить! – все время восклицала Амелия. – Криспин не мог!
– Не хочет ли мадам выпить? – предложил Рейнольдс.
– Да…
Направляясь к бару, он через окно увидел Криспина, идущего к машине. Он как раз собрался ехать в галерею.
– Он уезжает, мадам, – объявил Рейнольдс.
– Поднимись к нему и посмотри, – сказала Амелия.
Рейнольдс сначала пошел к себе в комнату и выпил изрядную порцию виски. Подождав, пока алкоголь начнет действовать, он взял стальную пластинку, чтобы открыть дверь, и, наконец, медленно поднялся по лестнице.
Амелия сидела и ждала. Она была уверена, что Криспин совершил еще одно жуткое убийство. Впрочем, она, может, и ошибается – ведь на этот раз не было испачканной кровью одежды. Нет, не стоит себя обманывать. Она поднесла руку к груди и почувствовала, как сильно бьется ее сердце. Это наверняка он! Она закрыла глаза. Какой стыд! Для нее жизнь кончена! Кто станет принимать мать такого монстра?! Сегодня вечером ее пригласили на прием в ресторан отеля «Спэниш Бэй» в честь посла Франции. Жизнь кончена! Кто пригласит ее на такие приемы, если станет известно, что ее сын – маниакальный убийца?
Услышав шум, она повернула голову к двери. Там стоял Рейнольдс с бледным, мокрым от пота лицом. Они посмотрели друг на друга, потом он кивнул.
– Ну?! – воскликнула Амелия, наклоняясь вперед. – Не трясите так головой! Что там?
– Он рисует голову человека, мадам, – сказал Рейнольдс почти шепотом. – Отрезанную голову в крови.
Хотя она и предполагала подобное, сообщение Рейнольдса оказалось для нее ударом. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
– Коньяк, Рейнольдс.
Он подошел к бару и взял рюмку. Когда он протянул руку, чтобы взять бутылку, рюмка выпала из его дрожавшей руки и упала на ковер.
