Лео Мале - Солнце встает из-за Лувра
– Ну вы даете,– сказал я.
– Я больна,– вздохнула она.
– Вижу. Ваша мать чуть не выцарапала мне глаза. Она вообразила…
Я рассказал ей, что вообразила ее мать, но в ответ услышал только нейтральное и безразличное «Ах!». Мысли Одетты, казалось, блуждали где-то очень далеко. Она пошевелилась на постели и легла немного повыше.
– Я идиотка,– сказала она,– потеряла голову. А так дорожила этой свадьбой, что готова была на все на свете…,
– Что-то не похоже.
– Вы не понимаете… Вы не можете понять… Он пригрозил выдать все…
– Что выдать?
– Нашу старую связь.
– Кто?
– тан.
– Марёй?
– Нет. Он тоже называется Жан.
– Очень практично,– усмехнулся я,– если любовник и муж носят одно и то же имя. Можно без боязни отдаваться своим чувствам.
– Не будьте таким жестоким… Господи!
Она зарыдала. Я дал ей волю поплакать. Мне это не вредило, а ей шло на пользу.
– Я напрасно вас утомляю,– сказал я, когда она успокоилась.– Ладно, я пошел. Отдыхайте и попытайтесь ни о чем не думать.
Я протянул ей руку. Она взяла ее своими тонкими пальцами и не отпускала.
– Но я так хотела, чтобы вы меня поняли,– сказала она, поднимая на меня свои прекрасные влажные глаза с зеленоватыми отблесками.
– Здесь понимать-то нечего.
– Я не шлюха.
– А я ничего не имею против шлюх.
– Но я не из них… Послушайте меня… Прошу вас…
Она все не отпускала мою руку и легонько терлась о нее щекой. Облако духов достигло моих ноздрей.
– Вам нечего мне сказать,– прошептал я.
– Нет, есть,– настаивала она,– я хочу, чтобы вы поняли… Я не могла ему не уступить… еще раз… он сохранил некоторые мои письма, самые значительные… и хотел отдать их Жану… Жану Марёй. Повторяю вам, я так дорожила этой свадьбой…, что была готова на все, лишь бы устранить все препятствия… он принудил меня купить у него эти письма, а потом… захотел… тут же…
– Получить премию?
– Давайте презирайте меня. Ничего другого я не заслужила.
Она наконец оставила мою руку и зарылась лицом в подушку. Молча я глядел на формы ее тела под одеялом. Потом на комнату – чистую и симпатичную, полную ароматов и шелка. Это произошло здесь или в другом месте? В другом месте фабрикант бутафории не застал бы их. Мадам Жакье, наверное, отсутствовала. Что касается старой служанки, так та не в счет.
– Я не шлюха,– повторила Одетта.
Она завертелась в постели и села.
– Мне надо уходить,– сказал я,– это неважно…
Я улыбнулся.
– Если бы я знал, что вы так чувствительны к шантажу… Ну, ладно. До свидания.
– До свидания.
Она подняла руку, чтобы отвести белокурую прядь волос, упавшую на щеку, и при этом движении одна грудь, как розовое пламя, выскользнула из складок шелковой рубашки. Я почувствовал, как у меня пересохло в горле и участился пульс. Огромное желание вдруг нахлынуло на меня перед этой девушкой, которая отдавалась с таким спокойным бесстыдством. Я…
Нет. Я не мог.
И я вышел, унося с собой воспоминание о ее аромате.
Глава XII
ПЯТНИЦА 14-го
Газеты уже не уделяли много места Самюэлю Кабиролю (расследование продолжалось), совсем забыли о Баду и Латюи-«Шошотт» – убийце, сбежавшем из тюрьмы, но уделили почетное место арестованной накануне банде жуликов высокого класса.
«Наконец-то обезврежена банда похитителей драгоценностей, действовавшая до сих пор с исключительной наглостью и пользовавшаяся скандальной безнаказанностью».
Газеты спешили добавить, что деятельность банды не бросала тень на эффективность и добросовестность полиции, которая делала все, что могла, а преступники не были обезврежены раньше лишь потому, что имели мощную и серьезную организацию. Однако даже лучшие организации подвержены износу, что и случилось с бандой Друйе по кличке Ритон Роанне. В прошлом они сбывали свою добычу без всяких накладок. Никогда и нигде похищенные драгоценности, описание которых распространялось в соответствующих кругах, не пускали в продажу. Можно было подумать, что бандиты просто-напросто хранили их у себя. Но на этот раз они были менее удачливы. Браслет тончайшей работы из золота и платины, похищенный у американки мисс Томпсон, находившейся проездом в Париже, был предложен одному ювелиру. Это привело к задержанию Дараньо по кличке Жожо-Музыка, а затем Феликса Бюффара и Анри Друйе.
Один ре-портер из газеты «Крепюскюль» (это не был Марк Кове) рассказал о забавном эпизоде, связанном с этим делом. Забавным эпизод показался репортеру, но не тому, о ком шла речь. Жозефина Б., барменша одного из музыкальных кафе, которое посещал Ритон со своими дружками, чуть ли не поздравляла себя с тем, что Жожо-Музыка сел в тюрьму. «По крайней мере там он не будет крутить по пятьдесят раз один и тот же диск!» – говорила она всем, кто хотел ее слушать. За эти речи дружки меломана подставили ей великолепный фингал под глазом.
Что же касается меня, то я усмотрел во всем этом одну истину: смерть Кабироля кое-кому вышла боком. Если это было не так, то, значит, я не умею читать газеты. А если умею…
Кабироль был непревзойденным скупщиком краденого, у него имелись свои маленькие секреты по части сбыта этого товара тихо и без накладок. Едва Кабироль исчез, как воры, с которыми он обделывал делишки, дали себя поймать, как скворцы. Жожо-Музыка и был тем взволнованным типом, который звонил Кабиролю. В тот день он со своей компанией имел товар, чтобы сбыть Кабиролю, возможно, как раз браслет мамаши Томпсон. Очевидно, у них была назначена встреча где-нибудь в другом месте, а не в доме на улице Франк-Буржуа, и любитель «Вальса Гордых» удивился, не встретив там старого ростовщика.
Позже другие события, более детальное изучение этих газетных статей ценой двух-трех мигреней помогут мне узнать больше. А на данный момент я уже мог поставить Жожо-Музыку на его настоящее место во всей этой заварухе. Это было кое-что, но особого значения не имело.
* * *Наступил момент, когда я должен был, а также имел возможность заняться мадам Жакье. То есть ее супругом. Дабы убедиться, что она о нем еще не забыла, я позвонил ей в пятницу утром. Персона, которая на улице Ториньи сняла трубку и сказала «Алло!», была Одетта.
– Привет вам, говорит Бюрма.
– О! Здравствуйте.
– В постели или на ногах?
– На ногах.
– Значит, уже лучше?
– Да. Я была дурой в тот день.
– Вы все время повторяете это, и моя вежливость обязывает меня каждый раз вас опровергать. Но когда-нибудь мне надоест. Ваша мать здесь? Я хочу с ней поговорить.
– Да. Передаю трубку.
– Алло,– отозвалась мадам Жакье добрую минуту спустя.
Возможно, она боялась, как бы я ее не укусил.
– Сегодня великий день,– сказал я,– в скором времени встречусь с мисс Пирл. Позвонить вам, если узнаю что-нибудь?
– Да, пожалуйста. Я не выйду из дома. Могу я предупредить мэтра Диану?
– Если хотите.
* * *Я уже звонил в «Арену», караван-сарай для путешественников, указанный мне Мишелем Селдоу, и там мне любезно дали все необходимые сведения. Да, мисс Пирл, месье Марио и месье Гюстав будут проживать в этой гостинице в течение всего времени их ангажемента в соседнем цирке. Их номера зарезервированы заранее. В разговоре никакого намека на кого-либо, похожего на месье Жакье, но это ничего не значило. Сообщили также, что вышеупомянутые лица прибудут не раньше одиннадцати часов утра в пятницу 14 апреля.
В одиннадцать пятнадцать я был у мисс Пирл. Она выглядела так же хорошо, как и на фотографии, выданной мне Спящим Дежурным. Крупная красавица нордического типа, гибкая, как кошка. Задумчивые прозрачно-голубые глаза на прелестном с правильными чертами лице. Белокурые волосы агрессивно платинного оттенка, перевязанные лентой, очевидно, прекрасно выглядели при свете прожекторов. Что касается декольте, то здесь произошли изменения. Она куталась в домашний халат со своей монограммой, из-под которого не выглядывало и сантиметра кожи. Зато под халатом, очевидно, ничего не было, кроме трусиков, и то это следовало еще доказать. Надо признать, что если бы мне довелось выбирать между мамашей Жакье и нею, я бы долго не колебался. Но сюда я пришел не с целью оправдывать легкомысленного мужа.
Мисс Пирл занимала просторный и комфортабельный номер. Посреди комнаты стояли два больших чемодана, половина содержимого одного из них валялась на полу. Мисс Пирл занимала этот номер не одна. С ней находился здоровенный детина метра восьмидесяти ростом, без ботинок. Это был не Жакье. Волосы ежиком, квадратный подбородок и черты лица, словно вырубленные топором. На нем тоже надет халат, но более скромный, типа боксерского, с именем владельца на спине: Марио. Я увидел это в зеркале шкафа, перед которым тот стоял.
