Борис Виан - Детектив Франции Выпуск 2
Чем ниже, тем быстрее. Я группируюсь, готовясь ухватиться за первую попавшуюся ветку. Хоп, вот и она… Она царапает мне руки, что — то сильно бьет меня по черепу — месту весьма деликатному, Выворачивая руки и ноги, я кубарем лечу сквозь треск сломанных веток и завершаю свой путь в развилке двух ветвей. Я застрял по крайней мере в десяти метрах от земли. Невдалеке слышатся шум и всякого рода ругательства. Видно, кто — то из моих дружков приземлился удачно. Теперь нужно быстро соображать Еще довольно светло, так что меня могут легко обнаружить Я совсем близко от ствола, но подо мной на протяжении трех метров нет ни одной ветки, за которую можно ухватиться, не совершив свободного падения. Я устраиваюсь поудобнее и начинаю разматывать моток веревки, что привязан к моему поясу. На конце веревки — стальной крючок. Я втыкаю его прямо в дерево. Затем надеваю перчатки и начинаю слезать. Отлично. Спускаюсь, повиснув на согнутых руках. Боже, до чего же я тяжелый. Осматриваюсь. Еще два метра. Сойдет. Отпускаю руки…
Я издаю пронзительный крик, очутившись верхом на верзиле, который уже пять минут поджидает меня внизу. Он хотел всего лишь поприветствовать меня, не более, и тотчас же удалился Подавив желание пуститься наутек, я направляюсь туда, откуда несколько минут назад доносился шум. Место встречи назначено на берегу маленького озера в северной части острова. Компас? Он здесь, на правой руке.
Оказывается, это Майк упал совсем рядом со мной. Он также обошелся без увечий, но ему больно шагать, так как он со всего размаху уселся на толстенный сук. Майк, как человек старательный, уже сложил свой парашют. Я вспоминаю, что оставил свой на дереве вместе с веревкой Сообщаю ему об этом.
— Пойдем его снимем, — отвечает он. — Он может нас выдать.
— Вы не думаете, что это уже произошло? — говорю я.
— Надеюсь. Мы и так скоро привлечем к себе, внимание.
Мы возвращаемся к моему дереву и не без труда стаскиваем парашют и веревку… И тут я узнаю о существовании трюка, именующегося… Что ж, ловко придумано…
Затем мы направляемся к озеру. Лес очень густой, и кругом полным — полно колючей травы. К счастью, комбинезоны предохраняют нас, а этот островок не так уж необитаем — здесь есть хорошо протоптанные тропинки. За пятнадцать минут мы добираемся до озера. Берег сверкает под луной, громадный обломок лавы намечает контуры крутых берегов.
Невдалеке мигает слабый огонек. Майк застывает на месте, всматривается…
— Это Сигмен, — говорит он. — Он ждет нас.
Мы подходим и констатируем, что Обер тоже здесь… Мало — помалу остальные выходят из леса, и мы оказываемся вместе. У Картера вывихнуто запястье, только и всего. Гари прыгает как кузнечик — спуск разбудил его как нельзя лучше. Обер подталкивает меня локтем.
— Жаль, нет здесь моей жены, — говорит он. — Озеро под лунным светом, — это явно бы ее вдохновило… особенно если учесть, что она венгерка.
Я не очень хорошо прослеживаю связь, о чем ему и; сообщаю. Но это его ничуть не смущает.
— Это романтическая женщина, вы понимаете… этим все и объясняется.
Если она действительно так романтична, мне нечего добавить. Энди начинает отдавать приказания. Решено, что двое наших останутся здесь: выбор падает на Картера и еще одного — громадного рыжего парня с птичьей головкой. Они разобьют нечто вроде замаскированного лагеря для нашего снаряжения. Остальные пойдут брать форт Шутца приступом: оказывается, здесь действительно есть барак, который вполне можно так назвать.
— Когда мы отправляемся? — спрашивает Гари. У нас есть «лейка» на поводке, и Гари не терпится взять след. Словно охотничья собака в поле, он вынюхивает заячье рагу (один мой приятель, специалист в этом вопросе, убедил меня, что собака может представить себе зайца только в этом виде; таким образом, она все время пытается примирить реальность с заключительной стадией заячьей жизни).
— Не будем медлить, — отвечает Энди.
И действительно, через десять минут мы снимаемся с якоря. Энди указывает маршрут, и мы бодрым шагом продираемся сквозь лесные дебри.
Я не считаю количество пройденных шагов — должно быть, что — то между 3407 и 3409. Мы выходим на равнину и дальше движемся по полям. Здесь очень много травы и японских касок — остатки войны, еще недавно свирепствовавшей в этих местах.
Сейчас, должно быть, три часа утра.
Мы бесшумно продираемся вперед в некотором беспокойстве. Как еще все обернется? Земля сухая и твердая, растения ритмично хрустят под ногами.
По некоторым признакам я начинаю понимать, что мы недалеко от обитаемых мест. То тут, то там виднеются следы, и вот у нас перед носом утоптанная дорога — она красуется под желтым взором луны, притворяющейся, будто смотрит в другую сторону.
— Стоп! — приказывает Гари.
Мы останавливаемся. Энди снова сверяет курс.
— Пошли.
Мы берем влево.
— Не шуметь, — приказывает Энди. — Уже совсем близко.
Еще четверть часа… и я наступаю на пятки Джеймсона, который только что застыл передо мной. Обер тоже не промахнулся — он со всей силой врезался в меня сзади. К счастью, он не очень тяжелый.
— Не прижимайтесь ко мне так тесно, Обер, — говорю я — Венгерки необычайно ревнивы. Кстати, где вы отыскали такое имечко? Вы канадец? Или кто?
— Могиканин, — говорит он. — Если бы, черт подери, я знал, почему меня так зовут!
— Т — с–с! — шепчет Энди. — Ну и ну, это еще труднее, чем ловить рыбу гарпуном, стоя на роликовых коньках.
Перед нами высятся деревья, за ними угадывается огромное здание. Это большой низкий дом, полностью освещенный снизу доверху — вернее сказать, по всей ширине, если учесть, что верх находится примерно на том же уровне, что и низ, как это, бесспорно, происходит со всеми одноэтажными домами.
Слышатся смутные отзвуки джаза, настоящего джаза… В окнах мелькают силуэты… Мы еще слишком далеко, чтобы разглядеть.
Энди приседает на корточки, и мы делаем то же самое.
— Рок, — зовет меня Энди. — И ты, Майк. Идите — ка сюда.
Я подползаю. Майк тоже. Энди снимает громадный бинокль и протягивает мне. Свой я, естественно, оставил в лагере.
— Посмотрите!
Я смотрю… Все как в тумане… Я подкручиваю колесико…
Ну и ну… весьма забавно.
На них ничего нет, кроме восхитительных ожерелий и браслетов из цветов. Нет, я преувеличиваю…
У одного — гирлянда на груди и цветная лента на голове.
— Раздевайтесь, — приказывает Энди. — Обер и Джеймсон, нарвите цветов и сплетите венки…
— Но я не умею! — скулит верзила Джеймсон.
— Идем, не волнуйся, — говорит Обер. — Это азы искусства. Сразу видно, что ты не играл в театре. В театре все научишься делать.
Я повинуюсь приказу и вскоре предстаю в самом что ни на есть легком наряде. Те, кто не занят сбором цветов, тут же меня обступают.
— Ничего себе, — говорит Николас. — Так это же Мистер Лос — Анджелес за прошлый год!
Я начинаю хохотать. У меня хороший портной, и когда я одет, не может быть никакого сомнения насчет моей анатомии (родители помогли мне в самом начале).
— Совершенно верно, — отвечаю я. — Но гордиться тут нечем Все принимают меня за идиота.
— Они не так уж ошибаются, — зубоскалит Гари.
В это время Майк Бокански, в свою очередь, освободился от одежд. Честное слово, мы не так уж диссонируем, стоя рядом. Этот парень Майк — на высоте.
Обер закончил прехорошенький браслет из цветов зинзигастробии и протягивает мне. Он мне очень идет. Джеймсон ограничился сбором цветов. Первый его венок — отвратительное свинство, и он больше не упорствует.
— Присоединяйтесь к ним, — говорит Энди. — И возвращайтесь поскорее, как только получите нужные сведения.
— А если мы ничего не узнаем? — спрашивает Майк.
— Я полагаюсь на вас, — отвечает Энди.
— Досадно, — жалуется Майк, — что со мной нет ни пса, ни гранат. Я совершенно безоружен.
— Как — нибудь разберетесь, — отвечает Сигмен. — Давайте пошевеливайтесь.
— Ладно, шеф, — говорит Майк. — Пошли. Он надевает украшения, и мы устремляемся вперед, шутки ради сцепившись мизинцами. Мужики втихаря захлебываются от смеха.
Поначалу мне немного неловко от моего костюма, но ночь такая чудная… И потом, похоже, на этом странном острове всем на все наплевать Я ожидал встретить Шутца в броне, за изготовлением роботов, которые захватят Америку или что — нибудь в этом роде… И вот — ничего подобного… Скромный дипломатический приемчик у сатиров…
Мы идем по дороге, вдоль которой тянутся клумбы. Музыка слышна все отчетливей.
На неожиданном повороте я вижу, как Майк, идущий впереди меня, резко вздрагивает.
На обочине — распятый человек. Мужчина, тоже голый. Очень белокурый, совершенно бледный. Зияющая рана рассекает ему слева грудь. Он прибит к стволу стальными колышками, пронзившими его прямо в сердце.
