Фредерик Дар - Убийца (Выродок)
Я посмотрел на ее руки. Они лежали спокойно — как тогда на руле. Значит, смерть придет не от нее.
Ее взгляд начал меняться. В нем уже преобладало удивление, смешанное со страхом. Причем преобладало так явно, что я уже решил, будто пресловутый убийственный блеск мне только примерещился.
Мы посмотрели друг другу прямо в глаза. Мои чувства были обострены чуть ли не до крика. И тут я все понял. Понял очень легко, очень глупо. Понял потому, что она думала только об «этом», и между нами произошел некий телепатический феномен. Один из нас, похоже, обладал талантом медиума. А может быть, даже оба?
А она поняла, что я понял. Это была знаменитая минута: такая значимая, такая человеческая!
Я протянул ей свой стакан:
— Сделай милость, Эмма, выпей-ка это виски. Я знаю, что ты его любишь. Чтобы пить виски, не обязательно испытывать жажду. Совсем наоборот.
Она ничего не ответила. И я почувствовал себя счастливым, просто счастливым, потому что впервые по-настоящему одержал над ней верх. Она сдавала позиции. Я оказался сильнее.
Я сунул стакан ей в руки.
— Пей, Эмма! Пей… Если не выпьешь, я, чего доброго, перережу тебе горло… Так что успокой меня, доставь мне удовольствие: выпей!
И я перешел на крик:
— Пей! Да пей же ты, стерва!
Вместо ответа она вылила содержимое стакана на пол. Я посмотрел, как по плитке побежал ручеек.
— Ты ждала меня, верно, моя красавица? — продолжал я спокойным тоном. — Ты знала, что я еду к тебе. К тому же и в газетах сообщалось, что я взял курс на юг. Ты поставила машину в порту в качестве приманки. До чего же ты умна, Эмма! Ты все знаешь, все предвидишь! Ты заготовила виски для моей встречи. Если бы я выпил этот стакан, то сейчас был бы уже в вечном нокауте. Ведь именно этого ты желаешь всей душой, а? Тебе не живется, пока я живу. Для тебя ничего не начнется до моего конца!
Она пожала плечами.
— Для таких, как мы, жизнь — сложная штука, Капут…
Ее голос звучал устало и грустно. Хотите — верьте, хотите — считайте меня лопухом, но я почувствовал, что она испытывает искреннее отчаяние. Эмме все это уже давно опротивело. Ее нервы были на пределе.
— Признай — ты ведь меня ждала!
— Я ждала тебя, Капут.
— Ты хотела моей смерти.
— Хотела.
— Я тебя пугаю?
— Да… И потом, как ни странно, я тебя, наверное, люблю… Но твоя жизнь для меня невыносима, потому что она связывает мою. Зная, что ты существуешь, я не могу жить полной жизнью, понимаешь?
Тут она не врала. В этом я тоже не сомневался. Она уже не могла врать: не было сил, но главное — не было желания!
— Ты любишь меня, Эмма?
— Да… Я поняла это на суде, когда ты встал и заговорил. Ты этого разве не почувствовал, Капут?
— Более или менее.
— И вовсе не слов твоих я тогда боялась, а того чувства, которое просыпалось во мне…
Она плакала. Я увидел ее слезы, и на плечи мне навалилась розовая печаль. Добрая печаль, служившая мне компенсацией за мои беды. Мне было наплевать на то, что меня могли застрелить полицейские. Если меня сцапают, я уже не стану рваться на волю. Я пойду на гильотину с легким сердцем, потому что теперь уже замкнул свой круг. Я понял великий жизненный принцип, который осознают очень немногие: ничто ничему не служит; ничто не существует по-настоящему, кроме любви. Лишь любовью люди хоть как-то оправдывают свою жизнь. Причем все — от мелюзги до грандов.
— Я тоже люблю тебя, Эмма… Это так просто, так сладко…
— Я знаю…
— Что нам теперь делать, скажи?
— А что ты намерен делать?
— Что если уехать?
— Куда?
— Куда-нибудь… Например, в Италию. У меня есть в Ницце один дружбан, он может это устроить… А уже там, у макаронников, найдем капитана корабля, который не слишком придирается к паспорту…
Она слабо улыбнулась.
— Как в книгах, Капут?
— Да, Эмма, как в книгах…
Она помолчала. В ее фиалковых глазах парили облака, как в летнем закатном небе.
— Хорошо… — прошептала она.
Я вздохнул:
— Да, сейчас-то хорошо, только это долго не продлится. Скоро наступит рассвет. Наступит день со всеми его опасностями… Ищейки из кожи вон лезут ради твоего ненаглядного женишка…
Я встал на колени в луже виски и положил голову ей на грудь. Я чувствовал, как в моем черепе устанавливается медленный ритм ее дыхания.
— Ты не ответила на мой вопрос, Эмма… Ты хочешь уехать со мной?
Она покачала головой.
— Нет, любовь моя, это невозможно.
— Почему невозможно? Ты боишься?
— О, нет…
Я посмотрел на нее.
— У тебя… У тебя кто-то есть?
Она кивнула.
— Кто-то есть… — промямлил я, совершенно обалдев.
В этот момент зазвонил телефон.
XX
Аппарат стоял на камине, сложенном из розового кирпича.
Рекомендую: нет ничего лучше телефона, чтобы у вас все опустилось и опало! Ко второму звонку наш момент истины уже порядком размазался.
Я проворно вскочил на ноги.
— Что там еще? — злобно прошипел я, готовый все вокруг разнести.
— Это ОН! — сказала Эмма.
— Плюнь.
— Нет, я должна ответить.
— А я говорю — плюнь…
Она жестом остановила меня.
— Поверь, это и в твоих интересах тоже!
Это немного сбило меня с толку. Эмма встала и подняла трубку, прежде чем я успел ей помешать. Я бросился следом за ней и схватил второй наушник. Мужской голос на другом конце провода лихорадочно выкрикивал одно «алло» за другим. Он звучал очень встревоженно, и поэтому я не сразу его узнал.
— Это ты?! — крикнул голос.
— Да…
— О, слава Богу. А я уже испугался. Ну, что?
— Все в порядке, — проговорила Эмма, глядя на меня.
— Он…
— Да, — живо перебила она.
ЕГО облегченный вздох неприятно защекотал мне ухо.
— А Робби?
— Робби… Господи!..
— Для него все прошло не очень удачно, да?
— Крайне неудачно…
Он засмеялся — противным, пугающим смехом.
— Тебе, милая, наверное, очень одиноко среди этих двух мумий. А что касается Робби — так я даже рад. Это лучшее, что с ним могло случиться. Ладно, еду.
И он торопливо бросил трубку.
— Этого не может быть! — сказал я Эмме.
Она улыбнулась. Потом подставила мне губы, и ее тело — гибкое, послушное — вжалось в мое, плотно повторив мою географию.
Я жадно пожирал ее губы. Я до удушья прижимал ее к себе. В конце концов я опрокинул ее на кресло и овладел ею, как солдат-насильник.
Когда мы разъединились, она откинулась назад, обессиленная этим грубым объятием.
— Ты меня просто убил, — вздохнула она.
Я хотел что-то ответить, но она знаком повелела мне молчать.
— А сейчас я должна тебе кое-что рассказать!
И она рассказала. Но я и так уже знал часть того, что она говорила.
* * *Я притаился за дверью. Эмма осталась сидеть в кресле.
На улице послышался шум мотора. У крыльца он затих. Хлопнула дверца машины, по каменным ступенькам застучали каблуки. Он вошел, прикрыл дверь, не заметив меня, — он смотрел только на Эмму.
— Где он?
Я ответил сам:
— Здесь!
Тогда Бауманн обернулся, и мы посмотрели друг на друга так, как никогда еще не смотрели друг на друга двое мужчин.
Он не изменился. Это был все тот же элегантный и аккуратный мужчина; от него веяло все той же изысканной непринужденностью. Разве что в его седеющей шевелюре появилось несколько новых серебряных нитей. Его глаза смотрели еще холоднее, чем прежде.
На его аристократической физиономии начало медленно-медленно появляться изумление. Первым его чувством была, несомненно, ненависть. Но сейчас он уже все понимал и видел, что баба его провела.
— Для покойника вы выглядите очень неплохо, мсье Бауманн…
Я сделал легкое движение, от которого заблестело лезвие ножа в моей руке. Он спокойно посмотрел на перо и повернулся к Эмме. Вот это было по-мужски. Надо иметь классную закалку, чтобы вот так отвернуться от наставленного на тебя ножа.
— Он угрожал тебе, пока ты говорила со мной по телефону, верно? — спросил он.
Она не ответила, и я сделал это за нее.
— Я ей не угрожал, Бауманн. Она действовала по своей доброй воле, и после, того как вы повесили трубку, мы с удовольствием занялись любовью. Вы уж извините: нам так давно не представлялось случая…
Его лицо побледнело.
— Она все мне объяснила, — продолжал я. — Все. Ваша афера была организована превосходно. Браво! Итак, вы с вашим нью-йоркским братом торговали фальшивыми долларами?
На этот раз он понял, что я не блефую и что жена его вправду предала. Я не мог всего этого угадать. Это могла мне рассказать только Эмма.
Внешне он не дрогнул, только сразу будто постарел, и под глазами у него появились темные полукруги, как от неумеренного секса.
