Джеймс Хедли Чейз - Каждый умирает в одиночку
Она врезала мне по лицу, использовав свой кулак подобно молотку, и звезданула каблуком своей туфли по моей голени. Она часто и тяжело дышала, и я ощущал, как в ее теле подергивается каждый мускул. Когда она снова попыталась ударить меня, я вывернул ей руку, заставив повернуться ко мне спиной, и заломил ее. Она согнулась, жадно вдыхая воздух. Я нажал еще сильнее, и ее пальцы отпустили пистолет. Он упал на ковер, и я ногой закинул его под кровать.
— Вы сломаете мне руку, — простонала она и шлепнулась на колени.
Я отпустил ее запястье, взял за локти и поднял на ноги. Затем отступил на шаг.
— Извините, миссис Серф, — произнес я, зная, что мой голос звучит вовсе не виновато. — Давайте прекратим борьбу и поговорим. Зачем вы отдали Дане Льюис свое ожерелье?
— Я не отдавала ей его, — прошипела она, держась за запястье и свирепо глядя на меня. — Вы почти сломали мне руку.
— Вы пошли с ней на ее квартиру. На вас было ожерелье, когда вы зашли, а когда вышли — на вас его не было. Оно было обнаружено в комнате. Вы отдали его ей? Зачем?
— Говорю вам, я не отдавала!
— Вас видели, — не отступал я. — Вы можете рассказать это либо мне, либо полиции. Выбирайте сами.
Она резко бросилась к кровати, где рухнула на корточки, неистово пытаясь добраться до пистолета, но тот был далеко за пределами ее досягаемости.
Я подошел к ней и рывком поставил на ноги. Она снова начала было драться, но я слишком устал от нее к данному моменту, поэтому швырнул на кровать с силой, достаточной, чтобы выбить из нее дух. Она лежала плашмя, с выгнутой грудью и с широко разбросанными по зеленому покрывалу руками.
— Зачем вы отдали его ей? — повторил я, стоя над ней.
— Я не отдавала! — задыхаясь, просипела она. — Ожерелье было украдено! Я не отдавала его ей!
— Зачем вы взяли такси и поехали на Ист-Бич, когда покинули ее?
Она снова пробовала все отрицать. Ее лицо окаменело от страха.
— Я не знаю, о чем вы говорите. Я не ездила на Ист-Бич.
— Вы были там, когда ее застрелили. Вы ее застрелили?
— Не я. Я никогда там не была! Убирайтесь! Я не стану слушать вас. Убирайтесь!
Странно было то, что все время, что она говорила, она не повышала голоса, словно боялась, что ее подслушают. К тому же меня сильно беспокоил ее нескрываемый ужас. Она боялась не меня. Но того, что я могу сказать. Каждый раз, когда я собирался поговорить, я видел, как она напрягается, подобно тому, как вы напрягаетесь каждый раз, когда зубной врач начинает сверлить рядом с нервом.
— Вы ничего не знаете об этом, не так ли? — спросил я. — Зачем вы тогда прячетесь? Почему вы не едете домой? Разве Серф знает, что вы здесь? Давайте, пришло время заговорить!
Она полулежала на кровати, пытаясь отползти от меня. Она начала говорить что-то, но затем бормотание внезапно прекратилось, и она замерла, глаза ее широко раскрылись, на лицо вернулось выражение покорного ужаса. Все это было не очень приятно видеть.
Я не слышал, как открылась дверь в дальнем конце комнаты. Я не слышал, чтобы кто-нибудь вошел в комнату. Но я заметил движение, отразившееся в большом зеркале на платяном шкафу, и медленно повернулся.
В дверях, сжимая ручку, стоял Ральф Баннистер — мужчина среднего роста, с широкими квадратными плечами, в хорошо сидящем смокинге, в копне его черных, зачесанных назад волос просматривалась проседь, глаза маленькие, глубоко посаженные, под которыми набрякли тяжелые, темные мешки, что придавало ему хронически уставший вид человека, который мало спит. Его рот был бледным и узким, а кожа бесцветная. Я видел его несколько раз в роскошных ресторанах в деловой части города, но никогда не разговаривал с ним, и я не думаю, что он когда-либо замечал меня. Он не тот человек, который замечает людей, и также трудно представить его владельцем кричащего ночного заведения, подобного «Л'Этуаль». Он больше выглядел как преуспевающий адвокат по криминальным делам или, возможно, как специалист по какой-нибудь непонятной болезни.
Краем глаза я увидел, как Анита медленно повернула голову, чтобы не смотреть на Баннистера, ее кулаки сжались так, что побелели костяшки.
Он не обращал на нее никакого внимания. Его маленькие, ничего не выражавшие глаза пробежались по мне, а его безмолвие создало острую атмосферу угрозы.
— Что вы знаете об ожерелье? — несколько секунд спустя спросил он.
Его голос был приглушенным и тихим, как у церковного старосты, извиняющегося за то, что он дал вам расположенную на сквозняке скамью.
— Лучше не встревать в это, — сказал я. — Если ты не хочешь быть замешанным в убийстве.
— Где ожерелье? — не унимался он.
— Под надежным замком. Она сказала тебе, что замешана в убийстве? Пряча ее здесь, ты становишься соучастником. Но возможно, подобный пустячок не очень заботит тебя.
Он перевел свои ничего не выражавшие глаза на Аниту:
— Это тот мужчина, о котором ты мне рассказывала?
Она кивнула, неподвижная от ужаса. Вены на ее шее вздулись.
Он снова повернулся ко мне:
— Как вы сюда попали?
Я не собирался ввязывать Гейл Болас в свои проблемы, пока это было возможно, поэтому сказал:
— Я зашел — что могло остановить меня?
Его маленькие глазки, изучавшие мое лицо, опустились. Его бледный рот сжался, когда он двигался по комнате. Все его движения были неторопливыми, подобно движениям человека с больным сердцем. Он дотронулся до звонка в стене, затем отошел, чтобы занять позицию в середине комнаты.
Я думал о пистолете, лежащем под кроватью. Я чувствовал в нем острую и срочную необходимость, но достать его можно было, только если встать на четвереньки и заползти под кровать. Но вряд ли Баннистер, при всем его апатичном виде, будет покорно стоять рядом, глядя, как я ползаю под кроватью. Полный сожаления, я решил подождать и посмотреть, что произойдет. Долго ждать мне не пришлось. Дверь резко открылась, и вошел Гейтс. Он бросил на меня один взгляд, и в его руке мгновенно появился пистолет.
Баннистер спросил:
— Как он попал сюда?
Гейтс прошелся по комнате. На его худом, костлявом лице застыло свирепое выражение.
— Его привела Гейл Болас.
От гнева его голос дрожал.
В коридоре раздались топающие шаги, и в дверях появился Шеннон. Он перевел глаза с Баннистера на меня и снова на Баннистера. Я заметил, как внезапно напряглись бугры его накачанных плечевых мышц под плохо сидящим смокингом.
— Взять ее, — приказал Баннистер.
Шеннон быстро ушел по коридору, громко топая подобно человеку, идущему на ходулях.
Баннистер помахал Аните рукой:
— Иди в другую комнату.
Она встала с кровати.
— Я не знаю, о чем он говорит, — произнесла она прохладным, натянутым голосом. — Он лжет. Он пытается втянуть меня в неприятности.
Баннистер посмотрел на нее так, как вы можете посмотреть на мертвую кошку, лежащую в сточной канаве.
— Иди в другую комнату, — повторил он голосом церковного старосты.
Она повиновалась.
Когда дверь за ней захлопнулась, Баннистер подошел к Гейтсу:
— Я сказал: никаких посторонних. Еще один такой промах, и с тобой покончено. С тобой и с Шенноном.
Гейтс ничего не ответил. Он даже не взглянул на Баннистера. Его черные глаза-бусинки уставились на меня, и он выглядел так, словно собирался съесть меня.
— Почему бы тебе не воспользоваться услугами мозгов и не постараться держаться подальше от всего этого? — обратился я к Баннистеру. — Передай миссис Серф мне, и ты никогда больше обо мне не услышишь.
Он окинул меня взглядом и уселся в единственное кресло в этой комнате. Его движения были похожи на движения чрезвычайно уставшего пожилого человека, у которого не гнутся суставы.
— Это не будет так просто, — произнес он.
Снова раздались топающие по коридору шаги Шеннона. Дверь распахнулась, и вошла мисс Болас. За девушкой ввалился Шеннон, закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
Мисс Болас выглядела спокойной и безразличной. Ее глаза-щелочки осмотрели комнату и всех присутствующих: с Гейтса и его пистолета перескочили на меня, потом на Баннистера и снова на меня.
— Привет, — сказала она оптимистично. — Как ты попал сюда и зачем здесь оружие?
Баннистер указал на меня длинным белым пальцем:
— Ты привела его?
— Да, — кивнула она, и ее брови поползли вверх. — А тебе разве не нужны его услуги?
— Ни его, ни твои. Я всегда думал, что ты окажешься человеком, создающим проблемы.
— Как мило! — Она засмеялась. — Я так рада, что ты не разочарован. Но перестань вести себя как Адольф Менью и прикажи своему дешевому вышибале убрать пистолет. — Она взглянула на меня. — Пошли. Давай убираться отсюда. Они нам не помешают.
Это была маленькая, но смелая речь, хотя она не вселила в меня особой уверенности. До настоящего момента я даже не шелохнулся. Мне не нравилось жадное, свирепое выражение глаз Гейтса. У меня было чувство, что, если бы я дал ему малейшую возможность, он не задумываясь начал бы пальбу.
