Росс Макдональд - Другая сторона доллара

У меня были основания поверить ему.

— Модель вашей машины и ее номер?

— Двухдверный «плимут» образца 1958 года, номер ИКТ-449.

— Цвет?

— Синий. Два тона.

— Я хочу задать вам очень важный вопрос. Не было ли с Майклом мальчика? Вот этого? — Я показал ему фотографию Тома.

Он покачал головой.

— Нет, сэр.

— А он не говорил вам, где этот мальчик?

— Он вообще не упоминал ни о каком мальчике, поэтому я о нем ничего не знаю.

— Вы знаете, где он провел прошлую ночь?

— В пути. Вчера днем он звонил мне из Лос-Анджелеса. Сказал, что, может быть, заглянет, но велел никому об этом не говорить.

— Когда он звонил вам, не говорил ли что-нибудь о замене машины?

— Нет, сэр.

— А вы и ваш брат не имели предварительной договоренности об обмене машинами?

— Нет, сэр.

— И не знали о похищении до тех пор, пока не прочли сегодняшние газеты?

— Так и есть. И об убийстве тоже.

— Вы знаете, кого убили?

Он опустил голову, слегка покачивая ею на ослабленных мышцах шеи. Потом он замер, закрыв руками затылок, словно боялся, что кто-то ударит его сзади.

— Мне кажется... Я слышал о Кэрол...

— Да. Это Кэрол.

— Как ужасно это слышать. Она была чудесной девчушкой, много лучше, чем он заслуживал.

— Вам нужно было самому прийти с этими сведениями, Гарольд.

— Я знаю. И Лилла говорила то же самое. Поэтому она и ушла от меня. Она сказала, что я тут досижу до того, что меня опять посадят в кутузку.

— Подразумевается, что это было и раньше?

— Да, но не так страшно. Тогда хуже всего было то, что он даже не предупредил меня, продавая фотокамеру, что украл ее в армии. А потом он вывернулся, заявив, что это я украл ее, когда был на корабле в день визитов.

— Как называлось судно?

— Авианосец «Перри Бей». Я поднялся на его борт в последний год войны, в Даго, но хотел бы, чтобы никогда больше моя нога туда не ступала. Они так разговаривали со мной, что я уже думал, дело закончится федеральным разбирательством. Но в конце концов они поверили, что я не знал происхождения камеры.

— В некоторых вопросах и я верю вам на слово, вы заметили?

— Не знаю, что и подумать.

— Я верю, что вы честный человек, попавший в переплет.

Эти слова сильно на него подействовали: глаза его опять наполнились слезами. Он снял руки с затылка и пальцами вытер глаза.

— Но я, конечно, не единственный, кого вам придется убеждать. Я думаю, что, возможно, вы сможете выскочить из этого переплета. Но путь один — рассказать всю правду.

— Я и сам хочу того же, — сказал он с облегчением. — Я бы пошел в полицию признаваться, только ужасно боялся, что они засадят меня на всю жизнь.

— И Майкла тоже?

— Нет, о нем я не беспокоился, — проговорил он, — хотя он и мой брат. Когда я узнал о Кэрол... — Он уронил голову.

— Вы любили ее?

— Да, конечно. Но я почти не видел ее последние годы, когда они были в Неваде. Кэрол и я — мы всегда понимали друг друга.

— Они жили в Неваде?

— Да. Майкл работал там кельнером в одном из клубов на юге штата. Только он потерял работу. Я должен был... — Его неторопливое соображение было застигнуто врасплох.

— Вы должны были?..

— Да нет, ничего. Я имел в виду, что должен был помочь им немного в те несколько месяцев, когда он потерял работу.

— Сколько денег вы дали им?

— Не имею понятия. То, что смог собрать. Пару сотен долларов.

Он выглядел крайне виноватым.

— И, некоторым образом, он вернул вам деньги вчера вечером?

Он опять опустил голову. В углу за ним вдруг проснулся старенький холодильник и начал трястись. Но и сквозь этот шум я слышал шелест колес на бульваре, то нарастающий, то пропадающий.

— Нет, не вернул, — сказал Гарольд.

— Сколько он дал вам?

— Он ничего мне не давал.

— То есть вы имеете в виду, что он только вернул вам долг?

— Совершенно верно.

— Сколько?

— Он дал мне пятьсот долларов, — с ужасом проговорил Гарольд.

— Где они?

— Под моим матрасом. Поверьте, я не хотел принимать никакого участия в этом.

Я прошел за ним в спальню. В комнате царил беспорядок, ящики были выдвинуты, на полу валялись вешалки для одежды.

— Лилла уезжала в большой спешке, — сказал он. — Сразу же, как только увидела газету. Возможно, она уже возбудила дело о разводе со мной. Она уже не первый раз разводится.

— С вами?

— Нет, с другими.

Портрет Лиллы стоял на бюро. Темное лицо, вытянутое вниз, на вид упрямое, сверху невообразимая шапка закрученных волос.

Безутешный Гарольд стоял около неприбранной кровати. Я помог ему поднять матрас: под ним находился расплющенный тяжестью матраса полиэтиленовый мешочек для табака, в котором лежала пачка денег. Он отдал его мне.

— Откуда он их достал, Гарольд?

— Из машины. Я слышал, как он шелестел какими-то бумагами.

Не раскрывая мешочка, я положил его в карман.

— И вы, скажите честно, не знали, что деньги «горячие»?

Он сел на кровать.

— Наверное, догадывался все-таки. Он не мог выиграть так много в покер, это я точно знаю. Он все пытался выиграть еще и еще, пока не проигрывал все, что у него было. Но, черт возьми, я не думал о похищении! — Он довольно сильно ударил себя по колену. — Или об убийстве.

— Вы думаете, что он убил мальчика?

— Я имею в виду бедную маленькую Кэрол.

— А я имею в виду мальчика.

— Он не должен был бы убивать этого парня, — сказал Гарольд едва слышно. Казалось, что он даже не хотел, чтобы я разобрал его слова, из страха, что они могут быть опровергнуты.

— Вы осматривали машину?

— Нет, сэр. Зачем мне это делать?

— Посмотреть, нет ли денег или крови. Вы не открывали багажник?

— Нет. Я вообще не подходил к этой паршивой машине! — Он с тоской посмотрел на меня, словно его присутствие в гараже уличало его в преступлении.

— Дайте мне ключи от нее.

Он достал брюки, порылся в карманах и вытащил кожаный ремешок, на котором висели ключи от машины. Я посоветовал ему надеть что-нибудь на ноги, когда мы пойдем в гараж.

В гараже я нащупал выключатель, повернул его и открыл багажник, с некоторым трепетом подняв крышку. Внутри было пусто, если не считать заржавевшего домкрата и всего одной-единственной запасной покрышки.

Но, прежде чем закрыть крышку, я обнаружил кое-что, что совсем мне не понравилось: кусочек черной пряжи, зажатый замком. Я вспомнил, что Сэм Джексон говорил мне, будто Том в воскресенье был одет в черный свитер. Освободив этот лоскуток, я положил его в карман, жестоко ругая себя за подогреваемую мной надежду, которую, по-моему, разбила черная пряжа.

Глава 13

Я вернулся в дом. Дверь в спальню была закрыта. Я постучал и, не получив ответа, вошел. Гарольд сидел на краю кровати в нижнем белье и носках, между колен у него была зажата винтовка 22-го калибра. Он не направил ее на меня. Я забрал у него оружие и разрядил: там был всего один патрон.

— У меня не хватило самообладания застрелиться, — сказал он.

— Ваше счастье.

— Да, именно.

— Я сказал это без иронии, Гарольд. Еще мальчишкой я знал одного человека, который потерял все во время великой депрессии. Ему было тогда 22 года, и он пытался покончить с собой. Но единственное, чего он добился, — он ослепил себя. Последние тридцать лет он находится в полной темноте. А у его сыновей самые большие похоронные бюро в городе.

— Не заняться ли и мне похоронными делами? — уныло пошутил он. — Все, что угодно, только не дела моего брата. Я знаю, через что мне придется пройти.

— Все это, как сумерки. Они пройдут.

— А мой брат — сумерки, которые никогда не пройдут.

— В свое время пройдут и они, Гарольд. У него будет время отдохнуть от этой жизни.

— Если вы его поймаете.

— Мы его поймаем. Куда он мог отсюда поехать?

— Он не говорил мне.

— А как вы думаете?

— Полагаю, что в Неваду. Это его любимое убежище. Когда у него есть деньги, он не может держаться вдали от игорных столов.

— Где он жил, когда работал на южном побережье?

— Они купили трейлер, когда он потерял работу. Трейлер тоже вскоре потеряли. Тогда они стали переезжать с места на место, чаще всего останавливаясь в мотелях и частных коттеджах. Я не могу дать вам определенного адреса.

— За что его выгнали?

— Босс утверждал, что он слишком груб с пьяницами.

— Как назывался клуб, где он работал?

— "Черный янтарь". Кэрол тоже время от времени работала в нем. Она была своего рода поющей официанткой. Однажды мы ездили туда послушать, как она поет. Лилла нашла, что отвратительно, а я подумал, что она была о'кей. Она пела милые секс-песни, поэтому Лилла и...

Я прервал его:

— У вас есть телефон? Мне надо сделать пару звонков.

— Он в большой комнате.

Я забрал у него винтовку на случай, если ему опять придет в голову идея выстрелить в себя или в меня. Стены большой комнаты были увешаны фотографиями, словно это была картинная галерея: «Старик», «Старуха», «Заход солнца», «Дикие цветы», «Гора», «Набережная океана» и «Лилла». Большинство из них были раскрашены от руки. Три портрета Лиллы улыбались мне из разных углов, так что я почувствовал себя окруженным этими белыми зубами.