Ричард Пратер - Двойные неприятности

— Я не жалуюсь, — сказал я и тоже поднялся.

— Я просто хотела привести вас сюда и осмотреть ваши раны. Они неплохо вас отделали, не так ли?

Я проследовал за ней под арку, ведущую в спальню, а оттуда — в ванную. Хоуп явно испытывала неловкость, видимо осознав, что мы находимся в квартире одни, потому что вдруг сказала:

— Как глупо с моей стороны вот так болтать с вами, когда у вас, наверное, все болит.

Она включила свет и открыла аптечку над раковиной.

— Разденьтесь, пожалуйста, до талии, — попросила она нервно и застенчиво.

«А может, — неожиданно пришло мне в голову, — Хоуп специально ведет себя так, чтобы я подумал, будто она нервничает и смущается».

Прежде чем начать раздеваться, я некоторое время смотрел на нее нарочито пристальным взглядом, а она все пыталась выяснить, что мне известно о Чарли. Впрочем, откуда ей было знать, что я уже поведал ей все то немногое, что знал? Так что, возможно, с ее точки зрения, было вполне уместно воспользоваться оружием, которое находилось под рукой.

Я снял пиджак, галстук, рубашку и майку, следя за тем, как девушка наблюдает за мной в зеркало. Хоуп поморщилась, когда увидела, что кожа у меня под ребрами вздулась. Картина была неприглядная, как понедельник после тяжелых выходных.

— О господи! — вырвалось у Хоуп. — Вам больно?

— Переживу. Однако вам следовало бы полюбоваться расцветкой, которую приобретут эти синяки через пару деньков.

— Фиолетовый с желтым, — сказала девушка, скорчив гримаску. — Я знаю.

Она извлекла из аптечки тюбик с мазью и отвинтила крышечку.

— Не беспокойтесь, это — новое средство, совсем не липкое, — сказала Хоуп и осторожно прикоснулась к моему телу холмиком мази на кончике пальца. — Больно?

Я ощутил всего лишь прикосновение чего-то холодного, о чем и сказал ей. Хоуп начала потихоньку втирать мазь. Ее пальцы легко скользили кругами по больному месту, успокаивая боль. Затем она взглянула мне в лицо. — Вы неплохо сложены.

— Нормально, — согласился я. Я снял с нее очки в голубой оправе и положил их на край раковины. Потом наклонился и легко поцеловал в губы.

Хоуп влепила мне пощечину, не особенно звонкую и не особенно гневную.

— Когда я включаю зеленый свет, — сказала она холодно, — он действительно зеленый.

Все девушки, с которыми меня сводила судьба, вот так же, как она, могли вдруг вспылить и тут же оттаять.

Потом она спросила, не слишком, конечно, дипломатично:

— А что вы имели в виду, когда сказали «нормально»?

И я поцеловал ее снова. Она не оттолкнула меня, но и ответного порыва я не почувствовал. Потом Хоуп отступила на шаг, и на ее губах появилась деланая улыбка, как у проститутки. Она взглянула мне в глаза, и улыбка медленно сошла с ее губ. Она была маленького роста и очень милая. Напоминала девочку, которая только что попробовала некую экзотическую пищу и никак не может решить, понравилась она ей или нет. Затем Хоуп шагнула ко мне. Руки ее легли мне на плечи, и она привстала на цыпочки. Если такая ее решительность имела целью пробудить во мне эротическое желание, то Хоуп достигла цели.

Я предпринял третью попытку крепко поцеловать ее. На этот раз она продемонстрировала собственное представление о том, как это следует делать. И это было замечательно. Ее пальцы, гладившие мою шею, скользнули вверх, к волосам. Наконец наши губы разомкнулись, и Хоуп чуть отпрянула от меня. Улыбка у нее теперь была совершенно иная. Глаза ее превратились в узкие мерцающие щелки, а полные губы казались припухшими и еще более красными. Либо она годилась в актрисы, либо ситуация вышла у нее из-под контроля.

— Ну, теперь держись, Хоуп, — сказала она тихо. — Тебе полагается пользоваться ситуацией, а не терять контроль над ней. — Вторая улыбка, отнюдь не деланая, тоже исчезла. — За что этот мужчина должен быть тебе благодарен. Или, может, тебе следует просто помалкивать.

Хоуп позволила себе закончить этот непринужденный, полный глубокого смысла монолог. Мы посмотрели друг на друга.

Иногда бывает так: планируешь одно, а получается совершенно другое, иногда гораздо лучше запланированного. Я взял ее за руку. Мы притворились, что все это подстроено, и двинулись к двери. На минуту застряли в ней, но в следующую же минуту оказались в спальне. Застежка ее голубой блузки находилась на спине. Я позаботился о пуговках. Ее кожа была цвета сливок и удивительно гладкой. Хоуп повернулась ко мне лицом, и я снял с нее блузку.

И именно в этот момент на ночном столике зазвонил телефон.

Ни один из нас еще не успел воспарить на седьмое небо.

Хоуп схватила свою блузку и быстро напялила ее на себя, словно у телефона были глаза. После третьего звонка она обошла кровать и, придерживая рукой распахнутую на груди блузку, к тому же надетую задом наперед, взяла трубку.

— Алло? — закричала она, едва переводя дыхание. — Да, мистер Хольт, — сказала Хоуп после небольшой паузы. — Нет, конечно нет. Какие звонки? Нет, они не были зарегистрированы, вы же знаете. Конечно, вы же не хотели, чтобы я это делала. Завтра? Понимаю. Увидимся в офисе. Хорошо. Да. До свидания.

Хоуп повесила трубку и улыбнулась мне через плечо. Но теперь ее улыбка была смущенной.

— Узнавал насчет регистрации разговоров, — сказала она.

Я сел на край кровати и наклонился к ней. Она встала, качая головой:

— Не сейчас. Пожалуйста, Чет. Он... как-то разрушил весь настрой, верно?

Я ничего не сказал, не стал упорствовать. Щеки Хоуп зарделись. Она заговорила, торопливо и взволнованно:

— Послушай, я хочу, чтобы ты кое-что знал. Я собиралась... все началось... — Ее холодный расчет состоял в том, чтобы, используя свою привлекательность и таланты, что-нибудь выудить из меня. — Не попал ли мой брат в какую-нибудь историю...

Я сказал:

— Ты не обязана все это рассказывать мне.

Хоуп продолжала, словно не слышала сказанного мною:

— Совершенно неожиданно все обернулось по-другому. У меня возникло желание... я просто захотела... тебя. — Ее лицо еще больше покраснело. — Ты, должно быть, считаешь меня ужасной.

Хоуп так раскаивалась, так сокрушалась по поводу своей уловки, вызвавшей искреннее желание, что мне стало ее жаль.

Поэтому я сказал:

— Сегодня был тяжелый день для нас обоих. Почему бы нам не начать все сначала, Хоуп? Поужинаем вместе?

Сидя спиной ко мне, она не пошевелилась.

— Парень встречается с девушкой. Мне это нравится, Чет. Но...

Она успела сказать только это, когда открылась входная дверь и Чарли Дерлет крикнул с порога:

— Хоуп? Почему ты дома в такую рань?

Хоуп вскочила, словно сидела на соломенном матрасе, к которому поднесли горящую спичку. Ее глаза расширились, взгляд стал пронзительным. Я мог укрыться в ванной, но половина моей одежды была здесь. Хоуп замерла на месте. Я шагнул было в сторону ванной комнаты, но понял, что Чарли Дерлет уже рядом. Он тяжелой походкой приблизился ко мне, и мне пришлось повернуться к нему лицом.

На нем была ветровка, все еще застегнутая на «молнию».

Его лысая голова блестела при свете люстры. От удивления у него отвисла челюсть, а глаза излучали дикую злобу. Дойдя до середины комнаты, он размахнулся и занес правую руку для удара, сделал выпад и развернулся. Из горла у него вырвался всхлип. Промахнувшись, он со всего размаху угодил кулаком в косяк двери, ведущей в ванную.

Абакус Аббамонте стоял в дверном проеме спальни, почти целиком заполнив его своим дородным телом. Он все еще отдувался от подъема по двум лестничным пролетам. На нем было расстегнутое твидовое пальто и белый шелковый шарф.

Шляпа на голове отсутствовала. Нужно было видеть эту тушу в обрамлении дверного проема — совершенно квадратный и очень похож на Никиту Хрущева, только с шевелюрой, и к тому же пышной.

Аббамонте сказал:

— Ага, сестренка весело проводит рабочее время.

Хоуп с безразличным видом как ни в чем не бывало принялась застегивать блузку.

Развернувшись, Чарли бросился на меня снова. Когда я схватил его за руку, он споткнулся и опустился на одно колено. От безысходной ярости его глаза наполнились слезами.

— Прекрати, Чарли, — сказала Хоуп.

— Ах ты, мерзкая маленькая потаскушка! — заорал он. На его лысой голове вздулись вены, похожие на белых червяков. — И это после всего, что я для тебя сделал! Стоило только отвернуться, как ты...

— Потише, — сказал я. — Вы все неверно истолковали.

— Ах ты, сукин сын! Не смей мне говорить...

— Чет, пожалуйста, — спокойно сказала Хоуп. — Тебе лучше сейчас уйти. Пожалуйста. Я сама справлюсь. Хорошо?

Я пожал плечами, отпустил руку Чарли и стал поворачиваться. Хоуп охнула. В правом кулаке Чарли из ниоткуда появился маленький пистолет.

— Я убью его, — прошипел он. — Я убью этого сукиного сына!