Лоуренс Блок - Билет на погост
— Не помню.
— Длинные шрамы вдоль спины; наверное, у него было трудное детство.
— Да, бывает.
— Ага... Ты уже спишь?
— Не совсем еще.
— Не позволю спать. Мне теперь разговаривать хочется, а ты заснуть норовишь. Никакой спячки, слышишь, ты, старый медведь?
— Угуууууу....
— Хорошо, что у тебя нет татуировок. Ну ладно, спокойной ночи.
Я заснул, но затем посреди ночи сон внезапно улетучился, и я проснулся. Элейн безмятежно сопела рядом, я слышал биение ее сердца и чувствовал ее запах. Я осторожно обнял ее, еще раз ощутив восхитительные округлости тела и гладкую, прохладную кожу, и сам удивился тому, насколько быстро мой организм отреагировал на это.
Прижав ее к себе, я начал ее нежно поглаживать, и Элейн, сонно мурлыкнув, мягко перевернулась на спину. Я оказался над ней, внутри нее, наши тела быстро нашли единый ритм, и мы вместе достигли высшей точки наслаждения.
Через какое-то время Элейн тихо хихикнула в темноте. Я спросил, что именно ее развеселило.
— И неоднократно... — пробормотала она.
Я проснулся рано утром, принял душ и оделся, а затем разбудил Элейн, чтобы она выпустила меня и заперла дверь. Она вспомнила, что я собирался взять с собой рисунок, и я показал ей картонный тубус из-под бумажных полотенец, внутри которого покоилось творение Галиндеса.
— Не забудь, что я хочу оставить его себе, — напомнила Элейн.
Я заверил ее, что буду тщательно беречь его.
— И себя, — добавила она. — Обещаешь?
Я пообещал ей и это.
Глава 8
Отправился я прямо к себе в отель, по дороге заглянул в попавшийся на глаза офис фирмы, занимавшейся ксерокопированием и работавшей даже в уик-энд, и сделал сто копий рисунка. Большую их часть я оставил вместе с оригиналом в номере, скрутив в трубку и засунув в картонный тубус, но захватил с собой дюжину или около того копий и кучу визиток, которые в свое время мне напечатал Джим Фабер; на них я не значился сотрудником сыскного агентства — только имя и номер телефона, больше ничего.
На автобусе я добрался по Бродвею до Восемьдесят шестой улицы; первым местом, которое я посетил, был «Бреттон-Холл», в котором обитал Мотли до ареста. Я уже знал, что он не регистрировался там под своей собственной фамилией, однако все-таки показал администратору рисунок. Тот долго в молчании изучал его, но затем отрицательно покачал головой. Я оставил ему портрет и визитную карточку, пообещав вознаграждение, если он поможет мне разыскать этого человека.
Затем по восточной стороне Бродвея я пешком добрался до Сто десятой улицы, заходя по дороге в отели на самом Бродвее и на прилегающих улицах, а на Сто десятой перешел на другую сторону и направился обратно к Семьдесят второй, занимаясь тем же самым. В одном из кубино-китайских ресторанчиков я на скорую руку перекусил фасолью с рисом, а затем вернулся по восточной стороне Бродвея к тому месту, с которого стартовал. Визиток я раздал больше, чем рисунков, и только сожалел что не захватил с собой больше. Обошлись они в сущие гроши, и я мог позволить себе оклеить ими хоть весь город.
Двое сказали мне, что изображенный на портрете человек им знаком, а клерк в отеле «Бенджамин Дэвис» на Девяносто четвертой улице, в котором проживали получатели благотворительной помощи, сразу узнал его.
— Он был здесь, — сказал он. — Этот человек останавливался у нас этим летом.
— В каких числах?
— Не могу сказать точно... Провел он в этом отеле не меньше полумесяца, однако когда именно, затрудняюсь сказать.
— А вы могли бы проверить в книге регистрации?
— Конечно, если его имя вам известно.
— Его зовут Джеймс Лео Мотли. Это его настоящее имя.
— Знаете, в подобных местах редко пользуются настоящими именами. — Он раскрыл журнал, однако этот том был начат только в сентябре; тогда клерк сходил в соседнюю комнату и вернулся с предыдущим журналом.
— Мотли, — бормотал он самому себе, перелистывая страницы. — Нет, не вижу. Скорее всего он зарегистрировался под другим именем; его я не помню, но, может быть, смогу вспомнить. А имя Мотли мне ничего не говорит.
Тихо шепча себе под нос, он листал страницу за страницей, водя пальцем по спискам постояльцев. На нас стали обращать внимание, и двое местных обитателей подошли полюбопытствовать, чем мы занимаемся.
— Вот ты его должен знать, — сказал клерк одному из них. — Он жил здесь этим летом. Вспомни, как его звали?
Мужчина, к которому он обратился, взял в руки рисунок и повернулся, чтобы лучше падал свет.
— Это не фотография, — удивленно сказал он. — Больше похоже на рисунок.
— Да, верно.
— Помню его, — сказал он. — Здесь он как вылитый. Как, говорите, его зовут?
— Мотли, — ответил я. — Джеймс Лео Мотли.
Он отрицательно покачал головой.
— Нет, не Мотли. И не Джеймс. — Он повернулся к другому постояльцу: — Райделл, ты не помнишь, как звали этого парня? Ты должен помнить его.
— О, конечно, помню! — ответил Райделл.
— Ну так как его зовут?
— Очень похож, — ответил Райделл, — только прическа другая.
— А какая была? — спросил я.
— Гораздо короче, — ответил мне Райделл. — Сверху, у ушей — везде короче.
— Да, в самом деле, — согласился его друг. — Как будто он только что вернулся из тех мест, где длинных причесок не носят.
— И где стригут старыми, тупыми ножницами, — добавил Райделл. — И только наголо. Бьюсь об заклад, я помню, как его звали, — мне нужна только подсказка.
— Да и я вспомню, наверное, — добавил другой.
— Что-то вроде Колмана?.. — предположил Райделл.
— Нет, не Колман.
— Колман, Колман... Колтон? Нет, Коплэнд!
— Да, по-моему, ты прав.
— Рональд Коплэнд, — с торжествующей улыбкой сказал Райделл. — Я почему вспомнил: был такой актер, Рональд Коплэнд, да? И вот этого парня тоже звали Рональд Коплэнд.
К моему изумлению, имя это действительно обнаружилось в журнале; датой его прибытия значилось двадцать седьмое июля — за двенадцать суток до этого Мотли был освобожден из «Денмора». Прибыл он, по его словам, из городка Мэйсон-Сити, штат Айова. Не знаю, почему, но я счел нужным отметить это в своей записной книжке.
В отеле «Бенджамин Дэвис» использовали устаревшую систему регистрации проживающих, так что в журнале не удалось найти никаких данных о том, когда именно Рональд Коплэнд покинул отель; чтобы установить это, клерку пришлось основательно порыться в картотеке. В конце концов выяснилось, что он прожил здесь ровно четыре недели и съехал двадцать четвертого августа. Своего возможного адреса для пересылки почты он не оставил; служащий припомнил, что почта на его имя не приходила ни разу — ни до его отъезда, ни после. Звонков тоже не было.
Никому из них ни разу не довелось перемолвиться с ним даже парой слов.
— Скрытный был парень, — сказал Райделл. — Мы его видели только тогда, когда он поднимался к себе в номер или выходил на улицу. По-моему, он никогда даже не задерживался у конторки.
— Только поглядишь на него, и сразу пропадала всякая охота разговаривать, — добавил его друг.
— Да, вид его к разговорам не располагал.
— Верно, черт подери!..
— Он мог взглянуть на тебя, — сказал Райделл, — и тебя будто мороз по коже пробирал. Не то чтобы взгляд его был тяжелым или там злобным каким-то. Просто холодным.
— Леденящим.
— Как будто он готов взять и убить тебя ни с того ни с сего. Если хотите знать мое мнение, это прирожденный убийца, и сердце у него каменное. Никогда не встречал человека с таким взглядом.
— А я однажды знал женщину, ну вот с точно таким же взглядом, — сказал его приятель.
— Черт, не хотел бы я познакомиться с ней.
— С этим тоже еще раз встретиться никто не захочет, — добавил его друг.
* * *Мы еще немного поговорили, затем я вручил каждому по своей визитной карточке и попросил сразу же связаться со мной, если он вновь появится в отеле или им что-нибудь станет известно о его местонахождении, добавив, что не забуду их отблагодарить. Райделл высказал предположение, что эта наша беседа тоже кое-чего стоит, а я не счел нужным возражать и вручил ему, его приятелю и клерку по десять долларов каждому. Райделл попытался потребовать еще, но ничуть не обиделся, когда я решительно отказал ему.
— По телевизору парней показывают, — сказал он, — которые оставляют по двадцать долларов то там, то здесь, сорят деньгами налево и направо, хотя никто ничего и не говорит им толком. Может, где-то и есть такие?
— Они спустили все свои деньги, — объяснил его друг, — прежде чем успели добраться сюда, в наши трущобы. А этот господин не таков, он знает цену деньгам.
Я прошел пешком весь Бродвей из конца в конец, но только один раз мне представился случай заплатить деньги. Почти сразу же мне удалось получить конкретную информацию, так что определенный прогресс был явно налицо. Теперь я точно знал, где он жил в Нью-Йорке до двадцать четвертого августа. Я узнал также, что Мотли выдавал себя за другого, а из этого следовал вывод, что он был нечист на руку — зачем честному человеку представляться вымышленным именем?
