Сергей Гайдуков - Последняя обойма

А потом вдруг что-то случилось. Словно хлопнуло на ветру белье, вывешенное на просушку. И чуть скрипнула дверь.

Я все лежал под машиной, прислушиваясь, но не слыша шагов Автандила. Неужели он ушел? Это было бы слишком щедрым подарком с его стороны. «Пойду-ка я лучше домой», — сказал серый волк поросятам. А сам нарядился в овечью шкуру и снова пришел к домику. А сам на цыпочках прокрался к «Газели» и стоит, затаив дыхание. Выжидая, когда глупый Костик высунет голову.

Я подождал еще пару минут. Потом досчитал до трех и резко выкатился из-под машины на середину двора, вскочил на ноги и поднял к лицу сжатые кулаки. Так я простоял секунд тридцать. Пока не убедился, что мое появление никого не впечатлило. Особенно Автандила.

Ему было не до погонь. Он сидел, прислонившись спиной к стене ресторана, безвольно уронив длинные сильные руки. На нем не было крови, но тем не менее пульса у него тоже не было. Если это и был сердечный приступ, то он случился с моим преследователем как нельзя вовремя.

Однако интуиция подсказывала мне, что это вовсе не сердечный приступ. Вдаваться в подробности я не стал. Оплакивать Автандила не было желания. Мы не были близко знакомы. А если бы и были, — думаю, такого желания тем более не возникло бы.

Я влез сначала на капот «Газели», потом на кабину, толкнулся ногами и упал грудью на вершину стены, отгораживающей внутренний дворик ресторана от окружающего мира. Это было больно, но когда спешишь исчезнуть из какого-то места, способы выбирать не приходится.

В ход пошли локти, колени, и я перевалился через стену, успев попутно расцарапать палец о рассыпанное по верху битое стекло. Опять битое стекло.

Однако это еще были цветочки. Ягодки поджидали меня внизу. Слетев с почти трехметровой высоты, я приземлился в неглубокую канаву, стенки которой были размыты недавним дождем. В самой канаве воды было немного, но мне хватило, чтобы промокнуть по пояс.

Когда я наконец выбрался и из этого не слишком приятного места, грязь стекала с ладоней, а ноги на ходу превращались в две сосульки. Настроение было соответствующее.

Я вытер руки о плащ, счистил с подошв налипшую грязь и выругался. Это было все, что я мог сделать.

И только теперь, шагая в направлении стоянки такси, я осознал произошедшее. Сначала за мной гнался Автандил. Явно не для того, чтобы передать привет от Гиви Хромого и хорошие отзывы о проданном «Вольво».

А затем, когда я лежал ни жив ни мертв под «Газелью», кто-то вышел из ресторана и убил Автандила так быстро и легко, как прихлопывают свернутой газетой сонную осеннюю муху. Наверное, если бы этот кто-то захотел прихлопнуть меня, это потребовало бы ненамного больше усилий. Мне оставалось ломать голову над вопросом — я остался в живых потому, что меня не заметили? Или потому, что не хотели убивать? И кто это был?

От самого факта, что я несколько секунд находился в опасной близости от такого человека, мне стало не по себе. Я засунул руки в карманы разодранного и грязного плаща, огляделся по сторонам и после этого продолжил путь.

Немного быстрее, чем раньше.

Глава 10

По лицу Матвея Александровича было видно, что он немного озадачен и разочарован. Мой внешний вид не внушал ему доверия.

Чтобы успокоить доброго доктора, я достал из кармана брюк бумажник, раскрыл его и передал все содержимое Матвею Александровичу.

— Какие-то они влажные, — сказал доктор, пересчитывая деньги.

— Какие есть.

— И вообще... Сегодня вы выглядите как-то не очень, — заметил он, пряча деньги в карман халата. — Выглядите сильно потрепанным. Или это обманчивое впечатление?

— Бывают тяжелые дни, — сказал я, стараясь, чтобы это звучало самоуверенно и гордо. Хотя после случившегося в ресторане «Комета» трудно было оставаться самоуверенным.

— Конечно, — согласился доктор. — Хотите посмотреть на вашего больного?

— Если можно.

— Для вас — можно. Только снимите плащ. У него сегодня определенно был тяжелый день.

Я снял плащ и повесил на ветку березы. Если бы Матвей Александрович увидел его не в сумраке сквера, а в ярком свете больничного вестибюля, я бы упал в его глазах еще больше.

Я одернул свитер и зашагал вслед за доктором. Полученные деньги привели Матвея Александровича в приятное расположение духа. Он шел и насвистывал. Я подумал, что это хорошо. Когда у врача все в порядке, он заботится о больных. Просто у разных врачей разное представление о том, что такое — все в порядке.

Мы прошли мимо охранника в камуфляже, потом миновали дежурную медсестру за конторкой и остановились у белоснежной двери с табличкой «Отделение № 7».

— Это мое, — не без гордости сообщил Матвей Александрович и вытащил из кармана большую связку ключей. Два из них понадобились, чтобы отпереть дверь, а третьим доктор открыл палату, где лежал Сидоров.

— Первые сутки после операции возле вашего друга постоянно дежурила медсестра, — сказал Матвей Александрович, пропуская меня вперед. — Но сейчас положение стабильное, и такая необходимость отпала. Я держу дверь закрытой, на всякий случай. Чтобы посторонние не шастали. Но показания приборов, к которым подключен ваш друг, выводятся на дисплей нашему дежурному по отделению, и в случае чего он всегда готов прийти на помощь. Хотя вряд ли возникнут осложнения.

— Хорошо, если так, — ответил я, разглядывая неподвижное тело на высокой кровати. Рядом располагались стойка с капельницей и какие-то электронные приборы, провода от которых тянулись к Сидорову и опутывали его, словно маленькие черные змейки. От аппаратуры исходил ровный негромкий гул, и этот звук, как ни странно, меня успокоил. Я поверил, что все будет нормально.

— Вы можете тут побыть некоторое время, — сказал доктор. — Я не буду вам мешать. Когда соберетесь уходить, захлопните дверь и нажмите вот эту кнопку.

Оставшись один, я присел на металлический белый стул и уставился на Сидорова. Было непривычно видеть его таким неподвижным и молчаливым. Он немного осунулся, но в целом выглядел вполне прилично. Щеки были гладко выбриты. Пахло медикаментами, но не потом и мочой, как в переполненных государственных больницах.

Маленькие экраны медицинских приборов демонстрировали ломаные линии зеленого цвета, какие-то цифры. Эта загадочная суета сверкающей техники также успокаивала. У меня возник соблазн запереться в этой отдельной комфортабельной палате вместе с Сидоровым, смотреть на игру зеленых огней, спать по двенадцать часов в сутки, не видеть никаких следователей, не слышать ни о каких ограблениях, не прятаться и не искать, не бить и не быть избитым, не слышать визга пуль и не нажимать на курок...

Стерильная изоляция от внешнего мира. Мечта больных и слабых. Мне она тоже не помешала бы. Хотя бы минут на пятнадцать. Я разделся до трусов и повесил свою одежду на батарею. Ботинки поставил рядом. Потом вымыл лицо и руки в сверкающей белизной раковине. Свой туалет здесь также имелся. Просто курорт какой-то.

Я сел на один стул, положил ноги на другой и задремал. Какое-то время спустя мне послышался шум в коридоре, словно кто-то пытался открыть дверь в палату.

Этого было достаточно, чтобы привести меня в чувство. Я сразу же вспомнил труп Автандила во дворе «Кометы», вспомнил слова Анны...

Я ухватил стул за ножку и подскочил к двери, готовый разбить голову любому, кто посмеет сунуться. Так я стоял минут пять, пока окончательно не убедился в том, что шум за дверью либо остался в моем сне, либо не имел никакого отношения к сидоровской палате. Я опустил стул, снял одежду с батареи и, хотя та еще не просохла до конца, натянул джинсы, рубашку и свитер. От ботинок остались грязные следы на полу, но я решил, что заплаченной мною суммы более чем достаточно на покрытие такого рода убытков.

Я осторожно направился к выходу, напоследок поправив простыню, покрывавшую грудь Сидорова. Это было странное чувство. Будто передо мной лежал младший брат, о котором необходимо было заботиться. Младший брат, которого у меня никогда не было. Странно все это...

Как и было велено Матвеем Александровичем, я захлопнул за собой дверь и нажал на красную кнопку. Пора было двигаться домой. Я подумал, что московская комиссия будет весьма разочарована той легкостью, с которой я прожил двадцать четыре часа. Они явно преувеличивали опасности, грозящие мне и Сидорову. Даже Автандил пытался меня достать не из-за «Европы-Инвест», а совсем по другой причине...

Так я размышлял, но минуту спустя я уже не был столь оптимистично настроен. Я шел по коридору, чтобы найти Матвея Александровича и сказать, что ухожу. Вскоре я услышал его голос и прибавил шагу.

А потом я услышал голос его собеседника и замер.

— ...постепенно увеличивать нагрузки, — солидно поучал Матвей Александрович. — Сразу ничего не бывает, сразу только кошки родятся.

— На кой черт мне эти нагрузки?! — раздалось в ответ. — Ты же не можешь сделать так, как было. Никто не может! Уж лучше я буду безо всяких нагрузок ездить на «Линкольне», чем надрываться, чтобы хромать чуть-чуть меньше... Чуть-чуть — это не то, ради чего стоит напрягаться, Матвей. Или все, или ничего, — не менее авторитетно сказал Гиви Хромой.