Борис Виан - Детектив Франции Выпуск 2
– Вы и есть Фрэнк Сэй? – спрашиваю я Энди.
– Да.
– А Майк?
– Это его настоящее имя. Он тоже из ФБР.
– Значит, за свои шуточки с гранатами он ничем не рискует? – слегка разочарованно спрашиваю я.
– У каждого свои причуды… – отвечает Энди. – Мы вынуждены смириться с этим, потому что он отличный агент. Хотя наверху на это смотрят не так уж благосклонно.
Мы усаживаемся в такси Энди (я никак не могу привыкнуть к его новому имени), и он трогает с места.
– Скоро мы во всем разберемся, – говорит он. На улице полная темень – только сейчас до нас это доходит. Фары шевроле шарят по мостовой. Майк говорит в передатчик; можно представить, что он говорит на самом деле, но послушать его – тетя Клара только что разродилась четверней. У парней из ФБР наверняка куча разных шифров. Шум мотора снова усыпил Гари, а Джеф продолжает яростно работать челюстями. Отличный парень, но все–таки слегка чокнутый.
– Куда едем? – спрашиваю я.
– Надо немного вздремнуть… – говорит Энди.
– Черт, мне совсем не хочется спать.
– Старик, надо восстанавливать силы Завтра – последний рывок.
– Завтра?
– Завтра мы отправляемся на остров Шутца. Нас сбросят на парашютах. В это же время туда направится миноносец, и когда они будут у цели, все должно быть закончено. Останется только погрузить на него этих голубчиков.
– И все это предстоит проделать нам? – интересуюсь я.
– Ну, если вам еще не надоело… Вы все–таки с самого начала замешаны в этом деле и прекрасно в нем разбираетесь… ну и самое главное.
– Что – самое главное?
– Вы прекрасно можете сойти за одного из подопечных серии Т.
Я ошарашен и в то же время довольно–таки польщен. Значит, несмотря ни на что, в итоге я могу соперничать с изделиями доктора Шутца. У Энди, очевидно, нет никаких оснований расточать мне комплименты понапрасну. Если он это говорит – значит, так и думает на самом деле… а это неплохой ценитель!
– И я с вами, – говорит Джеф.
– На это я очень рассчитываю, – отвечает Энди. – Вы смогли бы внедриться в обслугу Шутца и, не привлекая внимания, сделать свое дело. А мы вдвоем разместимся где–нибудь на природе… Впрочем, с нами будут еще четверо. Четверо верных людей.
Гари просыпается.
– Я тоже иду… – говорит он. – Какой сенсационный материал для «Калифорния Колл»!..
Вот уж на что мне совершенно наплевать.
XXI. Я развратничаю
И вот в половине седьмого утра я оказываюсь один–одинешенек у себя дома. Энди и остальные только что ушли. В час дня у нас назначена встреча на аэродроме – оттуда мы полетим на остров Шутца.
О том, чтобы заснуть в этот час, и речи быть не может. Напротив, было бы приятно и поучительно воспользоваться телефоном.
Я раздеваюсь, растираю тело одеколоном и надеваю роскошный халат оранжевого шелка. Затем, обув кожаные сандалии, растягиваюсь на кровати, хватаю аппарат и набираю, как положено, шестизначный номер.
Отвечает мне заспанный мужской голос, и я нахмуриваю брови.
– Алло? Кто это?
– Рок Бэйли у аппарата. Это ты, Дуглас? Что ты делаешь у Санди Лав?
– Это – потаскуха. – бормочет Дуглас. – Сволочь! Мерзавка! Лесбиянка!
– Что ты у нее делаешь? Отвечай!
– Я отвез ее домой, – гневно сообщает Дуглас, – заплатил за ужин, кино, дансинг – за все. Я истратил за этот вечер сорок семь долларов. Поднялся к ней выпить стаканчик. И думал уже, что дело в шляпе, и стал раздеваться, а она разъярилась. Хотел поцеловать ее, а она врезала мне пепельницей по башке, схватила мои брюки и ушла, хлопнув дверью. Она сказала, что я могу лечь в ее кровать, если именно этого я добиваюсь, а она хочет спать одна, а не развлекаться с сатиром, да вдобавок еще и уродом. И вот я без штанов и не могу вернуться к себе, потому что ключи остались в кармане. Так что я сплю здесь.
Он выразительно зевает.
– Ты – хамло, – заявляю я. – Лучше оставь женщин в покое. Почему бы тебе не стать чемпионом по бейсболу? Спортсмены обычно не волочатся за бабами. Вот и не будет в твоей жизни разочарований.
– Да. – отвечает он. – Ну, я, пожалуй, буду спать дальше. В принципе, в кровати и одному неплохо. Пока.
Я вешаю трубку и набираю номер Дугласа. Удача. Милашка там и, похоже, сердита.
– В чем дело? – гавкает она. – Опять это ты, идиот?
– Это Рок, – говорю я. – Это старикан Бэйли.
– О! – восклицает она. – А я подумала, что этот кретин Дуглас Тфрак опять собирается предложить мне римские развлечения. В чем дело, Рок? Я могу вам чем–нибудь помочь?
– Да, – говорю я. – Мой матрац слишком жесткий, его нужно маленько размять.
Ну, дети мои, если она не поняла, в чем именно мой матрац нуждается. Тем хуже, честное слово. Я девственник, и предполагается, что я не умею обращаться с женщинами.
– Хм, – говорит она. – Весьма странное предложение для порядочной женщины. Но, в конце концов, вы можете не знать о моей порядочности… так что я приду и сама вам это объясню. Где вы?
Пока я диктую адрес, мое сердце стучит на удивление сильно. Черт, хорошо вам говорить, ведь все–таки в первый раз. Сумею ли я сделать все как нужно?. У меня нет даже самого элементарного учебника…
Впрочем, думаю, разберусь… Нужно только вспомнить все, что я видел у доктора Шутца.
Я в темпе прибираю комнату. Все, что валяется, запихиваю в ящики. Завтра горничная наведет порядок. Потом мчусь в ванную и собираюсь принять душ, чтобы проветрить мозги, так как у меня складывается впечатление, что, если так будет продолжаться и дальше, я, пожалуй, начну без нее. И как раз в тот момент, когда вода устремляется мне на плечи, я слышу скрип открываемой двери. Вслед за тем раздается вкрадчивый голос:
– Роки? Где вы?
Она слышит шум воды и заходит, нимало не смущаясь. На ней брюки и черный свитер, вокруг хорошенькой шейки – нитка жемчуга, и это идет ей как отсутствие чего бы то ни было – Венере Милосской.
– Какая прекрасная мысль, Роки. Это пойдет нам на пользу.
В две секунды брюки падают, свитер улетает, и, да простит мне Боже, в других предметах туалета нужды она не испытывает. Я не знаю, куда себя деть… Она вступает в квадратный бассейн, шторку которого я не успел задернуть.
– Подвиньтесь же… несносный вы человек… Разбудить приличную девушку в такой час… Роки… дорогой мой. Знаете, вы… прямо хочется встать перед вами на колени.
Сказано – сделано. Это происходит совсем не так, как я предполагал. Все очень просто. Даже слишком. Мне ничего не нужно делать… Но она, надо сказать, очень хорошо во всем разбирается… Что и говорить, примитивный ручной способ куда надежнее электродов папаши Шутца…
Я подхватываю ее под руки и поднимаю…
– Санди, малышка… Не хотели бы вы начать историю с начала?. Я новичок, вы же знаете…
Она прижимается ко мне, а я прислоняюсь к ручке душа.
Вода брызжет во все стороны, и моя кожа начинает гореть Я целую Санди сквозь тысячу струй, буравящих наши тела. Ее рука направляет меня… Я приподнимаю ее на несколько сантиметров, чтобы скомпенсировать разницу в росте. В моих руках она почти ничего не весит. Меня охватывает неописуемое волнение… Она не хочет отстраняться даже на миллиметр.
– Санди, Это опасно.
Она закрывает глаза, улыбается и обзывает меня проклятым идиотом, болваном, сопляком; потом кусает меня за губу с бешеной силой… Я не могу больше сдерживаться и выхожу из–под душа, все еще держа ее на руках… Путаясь ногами в ковре, ковыляю в комнату, и наконец мне удается приземлиться поперек кровати… Она с силой опрокидывает меня на спину…
– Роки… Давайте я вам покажу, коли уж это … первый раз.
Я повинуюсь… Я стараюсь отметить свои впечатления. Ни малейшего сожаления я не испытываю… Но это не похоже ни на что, доселе мне известное.
Боже милостивый… Это даже приятнее, чем замороженные ананасы…
И так летит время, словно письмо воздушной почтой.
В конечном счете, именно доктору Шутцу я обязан тем, что потерял девственность на шесть месяцев раньше, чем предполагал. Доктору Шутцу и Санди Лав… Эта мысль приходит мне в голову, пока я рассеянно целую Санди в те части ее тела, которые находятся у моих губ… Впрочем, неплохой выбор – они упруги и выпуклы, как калифорнийские фрукты, только намного приятней.
Все видится мне как бы в легком тумане, и я не могу понять отчего – то ли от ударов по голове, а может – от ухищрений подруги, которая так же активна, как и четыре часа назад, когда она переступила порог моей квартиры…
– Санди, – вздыхаю я.
Она закрывает мне рот, наваливаясь всем телом, и я понимаю, чего она ждет, – каким бы я ни был бестолковым. В одиннадцатый раз несложно врубиться. Судорога сводит мне скулы, так как я непрерывно работаю челюстями, но это такого рода судорога, что я охотно согласился бы терпеть ее несколько дней кряду.
