Энтони Бруно - Психопат
Сол постучал по газетной странице тыльной стороной пальцев.
— Чарльз, ответь по правде. Ты всерьез считаешь, что такая девочка польстится на человека вроде тебя?
— А как же!
На лице негра появилось оскорбленное выражение.
— Почему? Что в тебе такого особенного?
Чарльз положил руку на пах.
— Единственное преимущество, какое Бог дал негру. Предмет зависти белых.
И вновь улыбнулся по-обезьяньи.
— Имеешь в виду умение играть в баскетбол?
— Сам знаешь что. У негров есть тяжелая артиллерия. Любовные пушки.
— Вот как? Кто тебе это говорил?
— Все девки, с какими я имел дело.
— Значит, им ни разу не доводилось иметь дело с итальянцами.
— Иди знаешь куда.
— Серьезно. Спроси у первой же шлюхи, которую подцепишь, пробовала ли она итальянскую колбасу.Услышишь, что она скажет.
— Зачем? Что она может сказать?
— Что итальянцев Бог любит больше. И что Он самитальянец.
— Иди... Почему она скажет так?
— Потому что вам Он дал любовные пушки, а нам и пушки, и ядра.
Сол взялся за ширинку и встряхнул ее.
Обезьянья ухмылка Чарльза растаяла.
— Иди знаешь куда.
Иммордино тоже не улыбался. Он старался отогнать мысль о наемном убийце и спокойно сделать то, ради чего приехал на ипподром.
Сол глянул на большое табло над кассами тотализатора. До старта оставалось шесть минут. Последние струйки игроков тянулись по проходам делать ставки. Это были серьезные игроки, они выжидали, когда окончательно определятся фавориты.
Сол замигал. Табачный дым ел ему глаза. Крытые трибуны напоминали дневную палату в психушке, только курильщиков здесь было в миллион раз больше, многие дымили сигарами. В том числе и Бартоло.
Сол приставил к глазам бинокль. Рослый, располневший сын Бартоло стоял, протянув руку. Фрэнк отсчитывал ему деньги. Парень очень походил на отца, был таким же толстым и уродливым, только повыше ростом и еще не успел облысеть. Сол все еще размышлял, не Фрэнку ли младшему поручили убрать его. Фрэнк мог ходатайствовать за сына, только Джуси вряд ли согласился бы. Сол знает парня. Джуси наверняка выберет совершенно незнакомого, на приближение которого Сол не обратит внимания. К тому же Фрэнк-младший слишком глуп. Даже отец обращается с ним как со слабоумным.
Сол увидел в бинокль, как Бартоло указал большим пальцем вверх, на кассы тотализатора. Посылал младшего сделать ставки и принести еще жратвы. Они всегда вели себя так на бегах. Сол настроил бинокль почетче, пытаясь разглядеть, сколько денег Фрэнк дает сыну. Точно не определишь, но, похоже, много. Фрэнк любит поиграть на бегах почти так же, как и поесть. Бедняге-парню и не удавалось поглядеть на заезд, потому что он вечно ходил за жратвой для отца. Но Фрэнку наплевать на парня. И на всех, кроме себя.
Раз уж пошел наверх, малыш, прихвати отцу пару банок датского пива. И сосиску с перцем. Он не откажется.
Чарльз нагнулся к Солу и спросил на ухо:
— Как он себя чувствует?
Сол не отрываясь смотрел в бинокль.
— Не знаю. Я уже забыл, сколько этот сукин сын способен сожрать.
— Рано или поздно ему приспичит. Или Бог дал вам, итальянцам, и бездонные желудки?
Сол не ответил. Бартоло, опять принявшийся жевать, раздражал его. Дым немилосердно ел глаза, пистолет вдавливался в бок. С навинченным глушителем эту штуку удобно не пристроишь. Глушитель можно и снять, но тогда придется терять время, снова навинчивая его. Приходилось мириться с тем, что он раздражает кожу.
"До старта пять минут, -послышалось знакомое объявление. — Делайте ставки, леди и джентльмены. Через пять минут кассы закроются. До старта пять минут".
—Что ты думаешь о Голубом Пламени Хилари? — спросил Чарльз, снова уткнувшийся в газету.
— Я ничего не смыслю в лошадях.
— Мне нравится кличка. Голубое Пламя Хилари. Похоже, это горячая лошадка.
— Похоже, это газовая горелка на кухне старухи ирландки.
Чарльз поднялся.
— Поставлю-ка на нее пару долларов. И если выиграю, делиться с тобой не стану.
— Сядь.
Сол схватил его за рукав и потянул вниз. Он увидел в бинокль, как Бартоло встал, хмурясь и потирая брюшко, тяжело вздохнул и стал пробираться к проходу.
Наконец. Приспичило-таки сукиному сыну. Невероятно.
Сол отдал бинокль Чарльзу и натянул козырек бейсбольной кепки низко на глаза.
— Вон он идет.
Бартоло с трудом поднимался по ступенькам, протискиваясь сквозь толпу, устремившуюся к своим местам, чтобы не пропустить заезд. Вид у Фрэнка был болезненный, он морщился, прижимая руку к животу.
Выждав, когда Бартоло поднимется на верхнюю площадку, Сол встал:
— Пошли, Чарльз.
И глянул на большое табло: до старта оставалось четыре минуты тридцать секунд.
Сол медленно шел вдоль ряда сидений, сделал попытку протиснуться мимо двух старух, смертельно скучавших и злившихся, что мужья притащили их сюда. Старухи целый вечер громко кудахтали на весь сектор.
— Будто дома этого нет, -беспрерывно твердили они своим старикам. — Ив Холлиндейле есть ипподром, и в Голливуде. Чего ради было приезжать сюда?
От злости они даже не подумали подвинуться и пропустить Сола с Чарльзом. Когда Сол вежливо попросил огненно-рыжую дать им дорогу, та сверкнула на него глазами, будто рак из кипящей кастрюли. Перешагивая через ее ноги, он хотел отдавить ей ступню, но она могла, чего доброго, закатить скандал.
Сол и Чарльз поднимались по бетонным ступенькам быстро. Любители бегов, спешащие к своим местам, уступали им дорогу. Вдвоем они выглядели впечатляюще, будто пара профессиональных футболистов, и это беспокоило Сола. Он натянул козырек кепочки еще ниже и стал тешить себя надеждой, что особого внимания они не привлекут. Не хватало только, чтобы кто-то принял их за игроков из команды «Гиганты» и попросил автограф. Черт возьми, в такой толпе убрать человека проще простого. Сол представил себе, как ствол пистолета упирается ему в живот. Пять-шесть выстрелов. Раздаются вопли, он ничего не видит, кроме проносящихся перед глазами картин собственной жизни, а убийца скрывается. Сол опустил голову и слегка ускорил шаг.
Наверху очереди перед кассами были все еще длинными. Только у окошек, где принимают пятидесяти— и стодолларовые ставки, людей, как всегда, стояло немного.
Сол окинул взглядом толпу:
— Видишь его?
Чарльз покачал головой:
— Не вижу.
Сол поднял взгляд на табло. Линии из желто-белых огоньков образовывали цифры, сейчас, на последней минуте приема ставок, они быстро менялись. Наверху велся отсчет времени, оставшегося до старта. 3.41, 3.40, 3.39...
Протискиваясь сквозь человеческую сутолоку, Сол ощущал за поясом пистолет, глушитель терся о бедро. В полностью укомплектованной обойме тринадцать патронов. Более чем достаточно, чтобы разделаться с Франком. Разве что кто-то вмешается и придет «благословить» его тоже. Это нежелательно. Сол хотел быстро сделать дело и скрыться. Без необходимости перезаряжать пистолет.
Они обогнули здание касс. За ним находились столики и киоски со снедью. И туалеты.
Чарльз схватил Сола за руку:
— Вот он.
Сол, поведя плечом, высвободился:
— Успокойся. Вижу.
Бартоло торопливо шаркал к туалету, по-прежнему держась за живот. Его кислая рожа стала кислее обычного. Похоже, приспичило ему не на шутку.
Сол поднял взгляд на табло. До старта две минуты пятьдесят восемь секунд.
— Помнишь, что тебе нужно делать?
Чарльз усмехнулся:
— А что, это трудно запомнить? Само собой.
— Тем лучше.
Держался Чарльз спокойно, однако Солу казалось, что спокойствие это деланное. Он оплошал с Тоцци, может оплошать и теперь. Сол склонялся к мысли, что, может, и не Чарльз ранил Тоцци в ногу. Возможно, нанял какого-то недоумка за пятьдесят долларов. А выдумке насчет Мисс Накачивайся Сол определенно не верил. Что ж, посмотрим, каким окажется негритос в деле теперь. Десять против одного, что он уже намочил штаны. Если так, пусть идет домой пешком. Сол не поедет до самого Трентона в машине, воняющей мочой. Ни в коем случае.
Они подошли к туалету неторопливо, но и не слишком медленно, стараясь не выделяться. Бартоло только что вошел туда, проталкиваясь между выбегающими, торопящимися на заезд.
Из динамика в потолке послышался низкий, успокаивающий голос: «Три минуты до старта, леди и джентльмены. Три минуты».
Сол и Чарльз вошли в туалет. Пол был вымощен кафелем в бело-серую клетку. Вдоль одной стены тянулся ряд писсуаров, у противоположной размещались кабины. Раковины находились у стены рядом с дверью, там же расположился служитель с пузырьками одеколона и баллонами лака для волос, они в беспорядке стояли на стойке. Сол никогда не видел, чтобы ими кто-то пользовался в общественных туалетах, но старики служители всегда предлагали их. Здесь служителем оказался беззубый негр лет девяноста в больших очках и коричнево-белых туфлях. На краю стойки высилась коробка из-под сигар с мелочью и несколькими долларовыми банкнотами — его чаевыми.
