Эд Макбейн - Добрый и мертвый

– Вы не понимаете, мистер Кеннон. Гарри был счастлив. Не было ничего, никаких причин... Никаких причин убивать его. Никаких.

Я подождал мгновение, прежде чем задать следующий вопрос.

– Бывал ли он где-нибудь вне дома? Я имею в виду, были ли у него друзья на стороне? Кегельная команда? Оркестр? Клуб? Что-нибудь вроде этого?

– Да.

– Что?

– Клуб. Он ходил туда по понедельникам. Его там очень любили.

– Как называется клуб?.

– Китайский клуб. Это где-то на Малберри-стрит. Адреса я не знаю.

– Найду, – сказал я, поднимаясь. – Спасибо, миссис Цзе. Для меня очень важна ваша помощь.

– Вы ищете убийцу Гарри, мистер Кеннон?

– Думаю, что да.

Ее глаза были сухими, когда она провожала меня.

Китайский клуб извещал о себе красно-голубой надписью на вымпеле, развевавшимся на влажном летнем ветру. Под вымпелом – узкий вход. Два китайца в сдвинутых назад соломенных шляпах стояли по обе стороны раскрытой двери, о чем-то тихо переговариваясь. Они глядели, как я поднимаюсь по длинной и узкой лестнице.

Внутри было темно. Я поднялся по истоптанным ступеням и остановился на лестничной площадке. Лестница вела наверх, на следующие этажи, но я решил взглянуть, что за дверью первого этажа. Не утруждая себя стуком, я нащупал дверную ручку, повернул ее, и дверь отворилась.

Комната была почти пустой. Вдоль стены тянулся длинный занавешенный шкаф, а возле самого входа стояли легкие стулья. В центре комнаты – длинный стол. За столом сидел человек. Перед ним лежал струнный инструмент, более всего походивший на небольшую арфу. У человека было высохшее пергаментное лицо китайского мандарина. В руках он держал две палочки с фетровыми наконечниками. Маленький мальчик со смоляными волосами стоял возле стола.

– Ну? – спросил старик.

– Я ищу друзей Гарри Цзе.

– О'кей, – ответил старик и шепнул что-то мальчонке. Тот, бросив на меня быстрый взгляд, вышел через дверь, в которую я вошел. Дверь за ним закрылась, я сел на легкий стул, а старик принялся ударять двумя палочками с фетровыми наконечниками по струнам своего инструмента. Это была музыка старого Китая. Она резко звенела в воздухе странной какофонией, зачаровывая и как-то умиротворяя...

Палочки замерли, и старик поднял глаза.

– Ты кто?

– Курт Кеннон.

– Да. М-м-м-м, да.

И он вернулся к своему инструменту. В комнате было тихо, если не считать звона струн. Я закрыл глаза и слушал, вспоминая время, когда Тони и я открыли очарование Чайнатауна, открыли его для себя. Это было счастливое время, когда наш брак был таким же светлым, как дневной свет вокруг нас. Это было перед тем, как я застал се в объятиях Паркера, перед тем, как я размозжил ему лицо рукоятью своего сорок пятого, перед тем, как Курта Кеннона снесло в Бауэри вместе с другими отбросами – еще одного парня, которому больше нечего проклинать.

Я слушал музыку и думал о спиртном, которое я поглотил с тех пор, о бутылках кислого вина, о куреве, о безысходной злобе. Я думал о ночлежках, о подъездах и садовых скамейках, о тротуарах, о подонках и бродягах Бауэри. Прекрасная картинка, Курт. Воистину, прекрасная картина. Как Джо. Только Джо мертв. В самом деле мертв. А я пока только на пути к этому.

Музыка прекратилась. И передо мной опять – убогая комната, старик и прерванные воспоминания.

– Кто-нибудь собирается поговорить со мной? – спросил я.

– Иди сам, – ответил старик. – Наверх. Иди. Кто-нибудь поговорит с тобой.

– Спасибо, – сказал я и вышел, раздумывая, почему старик послал передо мной мальчика. Вполне возможно, что это естественное недоверие к западному человеку. Теперь всякий здесь предупрежден, что в доме – посторонний. Я выбрался на лестницу, поднялся по ней, обнаружил на следующей площадке еще один вход и открыл дверь.

Комната была полна табачного дыма. В ней стояла, по крайней мере, дюжина круглых столов, и каждый окружали сидящие китайцы. Невысокие деревянные перила отделяли большую комнату от маленького кабинета с конторкой. Толстый человек сидел за конторкой спиной ко мне. Возле него стоял мальчик, которого я видел внизу. Повернувшись спиной к перилам и конторке, я стал разглядывать комнату. Несколько человек подняли на меня глаза, но большинство продолжали заниматься тем, что я счел какой-то игрой.

В комнате стоял шум, как в бедламе. Перед каждым человеком, сидящим за столом, находилась стопка плиток. Как я понял, игра шла по часовой стрелке, каждый игрок поднимал свою стопку и хлопал ею по столу, выкрикивая при этом что-то по-китайски. Я попытался уловить суть игры, но она оказалась слишком сложной. Каждый раз один человек поднимал заостренную палочку и передвигал по проволоке, натянутой над столами, метки, напоминающие те, что используются при игре в пул[Пул – разновидность биллиарда.]. В дальнем углу, за столом возле окна сидела группа людей, и это было самое тихое место в комнате. Они держали карты, и со стороны это выглядело несколько старомодно.

Отвернувшись от них, я уставился в спину человека, сидящего за конторкой, и прокашлялся.

Он повернулся вместе со стулом и широко улыбнулся, показывая золотые зубы.

– Здравствуйте, здравствуйте, – сказал он.

Я указал головой за свое плечо:

– Что это? Маджонг?

Он оглянулся, словно не видел, чем заняты сидящие в зале.

– Китайская игра, – объяснил он.

– Спасибо, – сказал я. – Гарри Цзе тоже играл в нее?

– Гарри? Нет, Гарри играть покер. Дальний стол. Вы знать Гарри?

– Не совсем.

Китаец покачал головой, и толстые его щеки затряслись.

– Гарри мертвый.

– Я знаю.

– Да, мертвый. – Он опять покачал головой.

– Он был здесь в прошлый понедельник?

– О, конечно. Он всегда играть покер, Гарри хороший парень.

– Кто играл с ним?

– Хм-м?

– В прошлый понедельник. Кто играл с ним?

– Почему?

– Он убит. Может быть, это сделал один из его друзей. Кто был в тот день?

Толстый китаец резко встал и поглядел на дальний стол, затем кивнул головой:

– Тот люди. Всегда играть покер. Только они. – Он кивнул на дальний стол. – Они играть с Гарри.

– Спасибо. Думаю, я могу задать им несколько вопросов?

Толстый китаец пожал плечами, и я двинулся вглубь, минуя столы для маджонга. За карточным столом сидело четверо мужчин. Ни один из них не поднял глаз, когда я остановился рядом с ними. Я прочистил горло.

Худой человек с короткими черными волосами и чисто выбритым лицом с удивлением взглянул на меня. Глаза его были раскосыми, кожа туго обтягивала скулы. Он держал карты перед собой, раскинув их широким веером.

– Мое имя – Кеннон, – сказал я ему. – Насколько я понимаю, Гарри Цзе играл здесь вечером в карты перед тем, как был убит.

– Да? – отозвался худой человек.

– Вы здесь ведете игру?

– Могу и я. А в чем дело?

– Кто выиграл вечером в понедельник?

Худой человек задумался, пожал плечами и повернулся к другому игроку.

– Кто выиграл, Томми?

Томми был мощным парнем с широким лицом. Он тоже пожал плечами:

– Не помню, Лан.

– Это твое имя? – уточнил я первого парня.

– Да. Лан Чин.

– Так кто выиграл в тот день, Лан Чин?

– Не помню.

– Это был Гарри?

– Не думаю.

– Да или нет?

– Нет.

– Ты уверен?

Лан Чин посмотрел на меня:

– Вы из полиции?

– Нет.

Он кивнул:

– Гарри не выиграл. Этого для вас достаточно, – он вернулся к своим картам, выудил две из веера и сказал игроку, сидевшему напротив, – две карты.

Сдающий бросил две карты на стол, и Лан Чин потянулся за ними. В этот момент я протянул руку и сжал его запястье:

– Я еще не закончил, Лан.

Он высвободил руку и отодвинул стул назад.

– Тебе лучше убраться отсюда к черту, приятель, – заметил он.

– Курт, – поправил я. – Я хочу знать, кто здесь выиграл вечером в понедельник. Ты собираешься ответить на этот вопрос?

– Какое это имеет значение?

– Мне надо знать.

Лан нетерпеливо указал головой:

– Томми выиграл.

Я повернулся к мощному, широколицему китайцу:

– Ты?

– Да.

– Сколько?

– Несколько баксов.

– Гарри проиграл?

– Да.

– Сколько?

– Не помню. Два-три доллара.

– Кто еще выиграл? Ты сказал, Томми, что выиграл несколько баксов. Ты также утверждаешь, что Гарри проиграл около трех баксов. Что же делали остальные?

Лан Чин встал:

– Мы часто срываем банк. Подходит вам такой ответ?

– Может быть, – ответил я. – Возможно, я еще вернусь.

Кто-то за столом пробормотал:

– Не торопитесь.

Я остановился у конторки за деревянными перилами, и толстый китаец поднял на меня глаза.

– Я не уверен, что расслышал ваше имя, – произнес я.

– Вон. Сэм Вон.

– Мистер Вон, вечером в понедельник Гарри ушел отсюда один?

– Один.

– Он не говорил, куда направляется? У него не было свидания с кем-нибудь?

– Нет. Он не говорил. Я думаю, он идти домой.

– Понимаю.

Сэм Вон смотрел на меня с удивлением: