Джеймс Чейз - Фанатик
Радниц сел в машину, и Kо Ю повез его по хитроумному лабиринту до следующего барьера. Их паспорта вновь подверглись скрупулезной проверке, затем Радниц вручил часовому красные билеты, шлагбаум был поднят, и они въехали на территорию Восточного Берлина.
— Дотошные люди, — заметил Ко Ю и хихикнул.
Но Радниц был не в том настроении, чтобы реагировать на его замечания. Он бросил взгляд на часы. До назначенной встречи оставалось три минуты. Ко Ю не нужно было объяснять, как ехать. Он всегда безошибочно находил кратчайший путь в любой стране. Ко Ю был лучшим из всех личных водителей Радница. Еще он был превосходным поваром, камердинером, расторопным слугой, и Радниц щедро оплачивал все его таланты.
«Роллс» проехал по Фридрихштрассе, свернул налево, на Унтер ден Линден. Через несколько секунд показались залитые светом Бранденбургские ворота — на большой пустынной площади они производили впечатление.
— Остановись здесь, — приказал Радниц, нажимая кнопку.
Поднялась стеклянная перегородка, отделяя пассажирский салон от водителя.
Едва машина остановилась, из тени вышел коренастый человек. Даже в неярком свете было заметно, что одет он убого. На нем были донельзя заношенные брюки, мятая шляпа, мешковатое пальто темного цвета. Он подошел к машине, и Радниц сразу открыл дверцу «роллс-ройса». Мужчина, которого звали Игорь Дузенский, сел рядом с Радницем. Радниц тут же через переговорное устройство приказал Ко Ю медленно покружить по площади.
— Не так быстро… сохраняй только видимость движения, — и он выключил микрофон.
— Итак, мой друг, — обратился он к Дузенскому, — я надеюсь, мы сможем на конец закончить. Ваша страна не единственная, кто интересуется этим делом. И так слишком много времени потрачено зря.
Дузенский сложил грязные руки на коленях. Тепло внутри салона после долгого ожидания на холоде расслабляло. Вдохнув дым дорогой сигары и аромат французского одеколона, он остро почувствовал собственную бедность. Если этот капиталист, которого его правительство считает прожженным мошенником, надеется подавить его, то скоро Радница ожидает неприятный сюрприз.
— Нас не могут подслушать? — спросил Дузенский на немецком.
— Нет.
— Водителю можно доверять?
— Да, — краткие ответы Радница показывали, насколько ему скучно.
Пауза, затем Дузенский сказал:
— Я консультировался с моими людьми. Они полагают, что, скорее всего, ваше предложение нереально.
Радниц взял сигару.
— Это я могу понять. У меня тоже были некоторые сомнения, но теперь они позади. Короче. Я могу передать вашему правительству формулу ZCX.
— В это как раз я могу поверить, однако… — недовольно сказал Дузенский. — Совершенно очевидно, что мы могли раздобыть формулу и без вашей помощи, но что это дает? Напомню вам, что формула зашифрована, и код неизвестен. Вот уже два года как американцы безуспешно бьются над расшифровкой. Даже они признали свое поражение.
— Я расшифрую этот код, — спокойно сказал Радниц. — Нет ничего невозможного для человека, имеющего мозги и деньги. Я имею и то, и другое. Я предлагаю вашим людям расшифрованную формулу. Если вы будете не удовлетворены, я верну вам деньги. — Радниц некоторое время рассматривал тлеющий кончик сигары. — Все очень просто. Что еще проще, так это договориться об оплате.
Он глянул через окно. Они ехали по Карл-Маркс-аллее мимо залитых светом магазинов — лучших из лучших. Но все же они не шли ни в какое сравнение с магазинами в западном секторе.
— Вы серьезно? — голос Дузенского задрожал. — Вы способны раскодировать то, от чего отступились американские специалисты?
— Я бы не тратил даром время, находясь здесь, если бы это было не так, — скучным голосом сказал Радниц. — Вы что, полагаете, для меня удовольствие подвергаться глупым таможенным формальностям только для того, чтобы любоваться вашей физиономией и нищими витринами магазинов? — Радниц махнул в сторону пустынной улицы. — Я спрашиваю снова — сколько вы предлагаете?
Дузенский перевел дыхание.
— Я уполномочен передать вам, что за формулу заплатят двести пятьдесят тысяч долларов. — Он замолчал, потом добавил: — Целое состояние!
Радниц рассматривал кончик сигары. Нечто, вроде этого, он и предполагал. Его обуяла холодная ярость. С какими ничтожествами приходится иметь дело!
— Вы это серьезно? — Он со злорадством спародировал Дузенского.
Дузенский глянул на Радница. В неярком свете лицо толстяка казалось белым пятном.
— Конечно. Но это в том случае, если мы будем удовлетворены результатом.
— Формула должна принадлежать лишь одной стране, — спокойно сказал Радниц. — Я готов предоставить формулу на два дня для экспертизы вашим людям. Затем, если вы не уплатите мне, я передам копию формулы другой стране. Вы понимаете?
— Но какие у нас гарантии? Вы можете передать копию формулы другой стране после того, как мы уплатим за оригинал! — Дузенский восхитился собственной проницательностью.
— Когда я совершаю сделки на государственном уровне, я всегда соблюдаю правила игры, — отрезал Радниц.
Дузенский кивнул.
— Итак, вы согласны?
— Согласен? Неужели я так сказал? Как я понял, вы предлагаете четверть миллиона долларов? Это явное издевательство! — Радниц чуть повысил голос. — Позвольте кое-что сказать вам, мой друг. Один из моих сотрудников намекнул — так, между прочим — китайскому правительству о возможности покупки расшифрованной формулы. — Радниц сделал паузу. Его полузакрытые глаза некоторое время изучали лицо Дузенского, освещаемое светом уличных фонарей. — Китайское правительство знает истинную ценность этой формулы. Без малейшего колебания они предложили три миллиона долларов. Вы слышали, что я сказал… три миллиона!
Дузенский застыл.
— Три миллиона? — прошептал он. — Но это же абсурд!
— Вы так думаете? — холодным тоном спросил Радниц. Его поза и голос подчеркивали презрение. — Но китайское правительство так не думает. — Он замолчал, глядя на сигару. — Что ж, прекрасно, будем считать, что сделка не состоялась. — Включив микрофон, он приказал Ко Ю: — К русскому посольству.
Дузенский извлек из кармана грязный носовой платок и вытер вспотевшие ладони.
— Мое правительство никогда не заплатит столь внушительную сумму, — хрипло сказал он.
— Нет? Неужели вы так бедны? — Радниц стряхнул длинный серый столбик в серебряную пепельницу, находящуюся возле его локтя. — Как печально. Однако я не воспринимаю всерьез заявление какого-то мелкого чиновника — ведь, кажется, так вы отрекомендовались? И хотя, помимо всего прочего, китайцы нравятся мне еще меньше русских, но я предпочитаю вести дело быстро. Итак, моя цена — три с половиной миллиона долларов. Я передам расшифрованную формулу вашим специалистам через три месяца.
— У меня нет на это соответствующих полномочий, — забормотал было Дузенский, но Радниц перебил его.
— Я и так это знаю. Возвращайтесь в посольство. Надеюсь, все будет в порядке. Я возвращаюсь в отель «Бристоль». Пришлите мне туда телеграмму о вашем решении.
— Можно вас попросить остаться на ночь в здешнем отеле? — спросил Дузенский, тщетно пытаясь обрести былую уверенность. — Здесь я могу навещать вас. И вряд ли я смогу встретиться с вами в отеле «Бристоль».
— У меня нет никакого желания ночевать в ваших убогих отелях, — пробурчал Радниц, в то время как машина остановилась возле русского посольства. — Пришлите мне телеграмму, — он открыл дверцу машины.
Ненавистью сверкнули из-под шляпы глаза Дузенского, однако он ничего не сказал и вышел из машины. Радниц тут же опустил стекло, отделявшее его от Ко Ю.
— К границе, и побыстрее!
Они прибыли к пропускному пункту через пять минут, но этого времени Дузенскому вполне хватило, чтобы позвонить. Двое солдат в ушанках уже поджидали их.
Шлагбаум был поднят, и машина въехала на территорию пропускного пункта. Вновь потребовался паспорт Радница. Чиновник не торопился. Радниц ожидал вместе с еще несколькими американцами, которые приезжали в Восточный Берлин для того, чтобы посетить «Комише Опер». Вскоре американцы ушли. Радниц ждал. Наконец, после почти двадцатиминутного томления, чиновник поставил отметку в паспорте и с самодовольной ухмылкой вернул паспорт Радницу, жестом давая понять, что он свободен.
Толстяк был взбешен, но он молча вернулся к машине. Там уже копошилось двое солдат. Открыв капот и багажник, а также все дверцы, они дюйм за дюймом осматривали внутренности машины. Радниц ходил взад-вперед, пытаясь хоть как-то согреться, и еле сдерживал клокотавшую в нем ярость.
Ко Ю подошел к нему, на его желтом лице было беспомощное выражение.
— Простите, сэр. Они спрашивают про обогреватель, — сказал он.
