Владислав Виноградов - Генофонд нации
– Что ты сказал?
– Ничего, ничего, просто мысли вслух. Так вот, я еще в милиции служил, пару лет назад это случилось. Был у нас крутой опер, Женя, как раз по мокрым грандам [2] спец. Работал-работал – и вдруг пропал. Ну, тут же следствие, и все такое, как обычно. И, как обычно, результатов ноль. А через три месяца выловили в Рыбацком труп. Без головы. И без жетона тоже. За корягу зацепился.
– Жетон?
– Труп. И поехал я, солнцем палимый, снимать «перчатки смерти». Утопленник – это песня особая, кожа отслаивается, приходится ее себе на руки натягивать, и так вот, вместо него…
– Себе на руки?
– Конечно, в резиновых перчатках. Но все равно штучка не для слабонервных! Вроде как сам, ну, того… Тем более Женя друганом моим был. А это он как раз и оказался. Весь скотчем замотан, будто в коконе. Брр!
– Нашли убийцу?
– Ага! Который год ищут. Кстати, вот еще одна непостижимая загадка. Фамилия Жени была Водопьянов. Поэтому из всех напитков он водку предпочитал. Характерно, что не брала она его, зараза! Даже с пивом. А напился Жека допьяна невской водичкой…
– У нас есть тоже один, Непейвода его фамилия…
– Ко мне еще не наведывался, а то бы я запомнил.
– По нашей службе был приказ отпечатки всем сдать. Завтра придет. Иначе я бы не назвал фамилию…
– Ах да… Обязательно расскажу ему эту историю, пусть держится подальше от Невы.
– Он и так всегда поближе к пиву держится.
– Это правильно. Ну все, я закончил! – сказал Палыч, запечатывая в конверт заполненную дактилоскопическую карточку. Эксперт.
Стоя посреди комнатки с растопыренными руками и пальцами, вымазанными черной краской, Токмаков поинтересовался:
– Ну, теперь-то я свободен?
– Свободен? Кто? – вскинулся как сторожевой пес эксперт-криминалист, с неподдельным интересом оглядываясь вокруг. И хотя кроме них в маленькой комнатке с подслеповатой лампочкой под потолком никого более не наблюдалось, он на всякий случай уточнил: – Ты, что ли?
Токмаков машинально кивнул в ответ.
Криминалист посмотрел на него с сожалением:
– Наберутся разных слов… Свободен? Не, ну просто уморилово! А для чего мы, по-твоему, сейчас катали пальчики? Как раз теперь тебя в любой момент легко вычислить по формуле. Где бы ни был, что бы ни делал, до смерти.
– Как только что выяснилось, и после тоже, – заметил Токмаков, проходя к умывальнику.
– Точно, коллега! Да, поздравляю со вступлением в великое братство дактилоскопированных! Электронная система «Папилон» не дремлет!
Капитан Вадим Токмаков знал, что в недреманном состоянии находятся и другие системы, призванные неусыпно заботиться о гражданах России вообще, и о нем, как сотруднике спецслужбы, в частности. Среди этих систем было, в частности, Министерство по налогам и сборам, присвоившее ему идентификационный номер налогоплательщика. Был Пенсионный фонд, что в свою очередь порадовал его номером страховой карточки. Была служба безопасности и борьбы с коррупцией, которой сам Токмаков выдал карт-бланш при зачислении в службу «А», согласившись на проведение в отношении собственной персоны специальных мероприятий.
А в комплексе этих самых мероприятий столько подпунктов, что едва хватает букв алфавита. Ему ли не знать! Сам проводил – в отношении других…
Вся большая государственная машина стояла на страже… гм… его интересов, приглядывая как за неразумным дитем. Более того, он и сам был винтиком этой машины, откованным из хорошей стали, заточенным в нежной младости еще прежней Великой Конторой: «комитетом глубинного бурения».
А какая машина разрешит быть свободным своему винтику? Разве лишь после того, как сорвется резьба, или отвертка разобьет шлиц, такой винтик выбрасывают на свалку. Или вылавливают в Неве – без головы, спеленутым скотчем.
Кое-как промокнув руки влажным полотенцем, Токмаков вышел из закута криминалистов. На лестничной площадке он покурил, а затем долго спускался и поднимался по лестницам, брел по длинным коридорам, пока не оказался наконец в закрытом дворе большого светло-желтого здания.
Прежде была средняя школа, а сейчас обитала Управа. Ауры этих двух учреждений, созданных для чего угодно, но только не для любви, наложившись одна на другую, сформировали особую атмосферу. Атмосфера эта благотворнейшим образом действовала на «клиентов», доставляемых сюда большей частью в наручниках.
Им тоже некуда было деться с «подводной лодки».
Зато прекрасно чувствовали себя во дворе разбитые автомобили, размножавшиеся усилиями водителей управления, и вороны, которые обходились без помощи опершоферов. На одну из них Токмаков прямо-таки засмотрелся. Крепким клювом она выдрала из стены какую-то проволоку и понесла в гнездо, тяжело маша крыльями. И хотя черная птица никоим образом не напоминала красавицу телеведущую Машу Груздеву, именно о ней подумал Токмаков.
О неверной даме своего сердца, вкушавшей сейчас прелести жизни в далеких чистеньких Европах, и о себе, который проведет вечер в четырех стенах холостяцкой комнаты, или в ближайшем пивбаре, выкуривая сигарету за сигаретой. Ему незачем было, как тому представителю семейства врановых, тащить в гнездо строительный материал.
Правда, оставалась работа. Работа оперативного сотрудника, которую он любил и делал в общем честно. Но и с этим в последние дни была какая-то непонятная напряженка. Последняя проверка, закончившаяся слишком громко, вызвала лавину жалоб и вопросы прокуратуры.
В результате чего Токмаков пребывал за штатом, ожидая решения своей судьбы.
Через двор по заснеженному асфальту к Вадиму Токмакову бежал эксперт-криминалист:
– Слушай, капитан, а что же ты должность свою не указал? В дактилокарте положено указывать должность!
Вадим Токмаков пожал плечами:
– Не могу указать, поскольку сам не знаю.
– А кто знает?
– Начальство. Но пока не говорит. За штатом я.
– Вот оно что… Не робей, была бы шея, а хомут всегда найдется. А пока… Пока пей пиво и радуйся жизни!
– Свобода? – спросил Токмаков.
– Как учили классики бывшего передового учения: свобода – осознанная необходимость.
– А что, к пиву это вполне подходит, – ухмыльнулся Токмаков.
– К пиву лучше всего подходит рыбка. Но теперь не могу его пить. Все время Женю вспоминаю, и в горло не идет.
Токмаков остановился посреди двора. Низкое серое небо лениво сыпало снежком. Он понял, что тоже не забудет теперь опера Водопьянова. Его незавидную смерть.
Вот кто был теперь свободен. Свободен окончательно.
Токмаков почувствовал, как горло сжала словно бы холодная резиновая перчатка. Он был опером, и должен быть готовым ко всему.
Ко всему и всегда.
И возможность испытать себя в деле представилась Токмакову незамедлительно. Когда он переступил порог главного здания бывшей школы, то окунулся в темноту, прорезанную лучами карманных фонарей. Расставив руки пошире, Токмаков не долго поджидал жертву. Оказавшаяся в его объятиях девушка из региональной службы информационно-технологического обеспечения легко выдала страшную тайну. Оказалось, что минуту назад не установленный покуда злодей повредил внешний контур, сработала защита и отключила сеть, дабы секретные базы данных не достались злому ворогу.
Токмаков сразу понял, чьих рук это дело. Точнее, не рук, а острого клюва и когтистых лап. Но не стал выдавать серую разбойницу. К тому же на сегодняшний день приказа о дактилоскопировании ворон из Москвы не поступало. Поэтому идентификация по оставленным на месте преступления следам коготоков не представлялась возможной.
Часть первая Продавцы воздуха
Глава первая Пигмалион из контрразведки
1. Ножки за миллион форинтов, изменившие историю Европы
Дверь ресторана «Столетие» на будапештской улице Пештибарнабаш, 2 распахнулась, выпуская стайку австрийских туристов, и в проеме Светозар Коряпышев увидел ноги. Это были ноги с большой буквы, которые только раз встречаются мужчине на его жизненном пути. Одна была закинута за другую с тяжеловесной грацией и абсолютным пренебрежением к тому, что юбка задралась почти до ушей. Откуда эти ноги, кстати, и произрастали, остро, до мурашек по коже, напомнив Коряпышеву последние дни Южной группы войск [3] .
Он остановился, машинально нащупывая в кармане сигареты, совершенно забыв, что бросил курить много лет назад. Примерно тогда, когда и разворачивалась вся эта драматическая история, чтобы хоть как-то загладить вину перед женой.
Да, именно эти ножки аппетитной формы и впечатляющей длины ускорили вывод наших войск из Венгрии в частности и Европы вообще. При этом стратегический паритет между Россией и Западом был нарушен, – и, скорее всего, навсегда.
О своей роли в происходивших тогда фатальных событиях Коряпышев предпочел бы не вспоминать. Оставалось радоваться, что теперь – это уже история. Равно как стало историей полномасштабное военное присутствие СССР, а затем и Российской Федерации в Европе.
