Эд Макбейн - Три слепых мышонка
Это те, кто стоял около ресторана.
Двое распластали ее на земле, держа за руки. Третий, вцепившись ей в волосы и зажимая рот, держит ее. Все происходит в считанные мгновения. Сквозь пелену она слышит их голоса, грубые повелительные голоса, ей кажется, что они говорят по-китайски, и это вселяет в нее неосознанную надежду, что все обойдется, что они не посягнут на ее честь, что причина нападения — деньги. Она готова им все отдать, пытается сказать им об этом, но тут один из них, явно главарь, с редкими усиками над верхней губой, сует ей в рот носовой платок, испачканный в земле. Он бьет ее по левой щеке, чтобы она не пыталась выплюнуть кляп, бьет справа, он правша, она фиксирует это. Щека горит от удара, но не распухает.
О: Нет, это неправда.
В: Вот как? Но в медицинском заключении…
О: У меня были синяки…
В: Да?
О: На груди.
В: ?
О: И на бедрах.
В: Понятно. Но ведь у вас не был, к примеру, сломан нос?
О: Нет, но…
В: У вас не было также кровотечения из носа? Или у вас было носовое кровотечение, когда вы обратились в полицию?
О: Нет, но…
В: У вас были выбиты зубы?
О: Нет. Но у меня была шишка на затылке, когда я ударилась головой об…
В: А синяки под глазами?
О: Нет.
В: Кровоподтеки или синяки на других участках тела?
О: Я же сказала. Грудь и бедра были…
В: Вы ведь не утверждаете, что синяки на груди и бедрах появились в результате того, что вас били кулаками?
О: Нет, но…
В: Или пинали ногами?
О: Нет, этого не было.
В: Можно ли говорить о том, что вам нанесли телесные повреждения?
О: Да! Они меня изнасиловали!
В: Миссис Лидз, эти люди, бывшие на кухне ресторана в то время, когда, по вашим словам…
О: Протестую!
О: Вопрос снимается.
В: Вас били те же люди, которые, по вашему заявлению, применили к вам насилие?
О: Нет, они…
В: Да, да. Мы были бы вам чрезвычайно признательны, если бы вы конкретно описали действия подозреваемых, вместо того чтобы повторять, что вас изнасиловали.
О: Они схватили меня.
В: Понятно.
О: Засунули мне в рот кляп.
В: Что из себя представлял кляп?
О: Носовой платок.
В: Ясно. Миссис Лидз, вы часто смотрите кино?
О: Протестую.
О: Протест принят.
В: Каковы были их последующие действия?
О: Они… угрожали мне.
В: Вот как? На каком же языке?
О: Мне трудно сказать, на каком языке. Я просто…
В: Ах, вот как. Значит, вы не особо бегло говорите по-вьетнамски?
О: Их намерения были очевидны.
В: По каким же признакам вы составили свое мнение?
О: Я почувствовала.
Тот, с жидкими усами, в котором она сразу разгадала главаря, отдавал негромким голосом указания. Он, видимо, велел сорвать с нее трусы, потому что его подручные молниеносно проделали эту несложную операцию. Еще несколько резких слов, и ее рывком поднимают с земли и кидают на капот автомобиля. Она пытается обратиться к ним, умолить ее не трогать, она — порядочная замужняя женщина, но ей мешает грязный платок во рту, и главарь, тот, что с усами, сильно бьет ее по щеке и что-то шепчет товарищам.
— Это был Хо. Главным у них был Хо. Я хорошо разглядела его лицо при свете луны…
Они рванули блузку на ее груди, перламутровые пуговицы, поблескивая, рикошетом отскакивали от капота и падали на землю. Парни, прижав ее к капоту, рывком раздвинули ей ноги. Хо, главный, пристроился у нее меж ног, в тишине было слышно, как он рванул «молнию» на брюках. Послышались ободряющие слова, кто-то приглушенно, совсем по-девичьи, захихикал. Один из насильников прильнул к ее груди. В темноте что-то блеснуло, отражая лунный свет, она поняла, что это — стеклянный глаз.
— Это был Нго. У него стеклянный глаз. Потом он меня… он… меня… больнее всех… потом… когда они… они…
Все трое, один за другим, надругались над ней.
Она до конца своих дней будет ненавидеть роскошный автомобиль, ставший для нее ложем пыток, слишком удобным оказался у «масерати» капот. Крик боли беззвучно тонет в грязном кляпе, алчные пальцы впиваются в бедра, двое держат ее за руки и лапают ее груди. Она покажет дежурному врачу эти синяки, особенно заметные вокруг сосков. От черных трусов остался клок, один чулок сполз по ноге вниз.
Когда третий из них удовлетворился…
— Это был Ван Кон, самый молодой. После ареста выяснилось, что ему всего восемнадцать. Он… он был последним, когда я… когда я лежала на спине, а они держали мне ноги… держали ноги. И потом, когда они… они кончили… то… то… они…
Хо отдал приказ.
Подручные бросили ее на капот лицом вниз.
Она закричала: «Нет!»
Но их не остановить, нет, не остановить.
— Больше двух часов… они… они измывались надо мною, — не глядя на Мэтью, продолжала Джессика. — На суде же они пытались доказать, что я сама искала приключений, обвинив их. Они-де были в это время на кухне и уже поэтому не могли потешаться надо мною.
Наконец она посмела повернуться к нему лицом.
В ее глазах стояли слезы.
— Я не могла ошибиться. Меня насиловали именно эти подонки, — страстно произнесла она.
Она тщетно повторяла на суде эти слова: «Они меня насиловали, они меня насиловали, они меня насиловали, они меня насиловали». О края бассейна билась вода, высоко в небе гудел невидимый самолет. Но все остальные звуки заглушались этими: «Они меня насиловали, они меня насиловали, они меня насиловали».
— Меня до сих пор по ночам донимают кошмары, — пожаловалась она. — Я была вынуждена весь месяц принимать по две таблетки снотворного, чтобы забыться, но страшные видения не оставляли меня.
Она отвернулась, устремив взгляд на упирающиеся в горизонт поля. Она была восхитительна: классический нос и подбородок, откинутые со лба каштановые волосы, горящие щеки.
— Не знаю, смогу ли я избавиться от кошмаров, — произнесла она. — Теперь, когда они мертвы, возможно, придет конец моим мучениям?
— Миссис Лидз, — решился прервать ее Мэтью. — Вы принимали снотворное в ночь убийства?
Она обернулась.
— Так как?
— Нет, — ответила она.
— Но в доме есть снотворное?
— Да.
— Вам его прописал врач?
— Да. Мой врач, доктор Вайнбергер. Марвин Вайнбергер.
— Он практикует в Калузе?
— Да.
— Рецепт выписан на вас?
— Да.
— Вы не вспомните, когда в последний раз по этому рецепту брали лекарство?
— Точно не могу сказать.
— Сколько таблеток осталось в пузырьке?
— Не знаю. Какое-то время назад я прекратила пить снотворное.
— Ну, скажем, пузырек наполовину пустой, или там осталось три четверти таблеток?
— Примерно наполовину.
— Вы уверены, что в ту ночь не пили таблеток?
— Вне всякого сомнения.
— Вы уверены, что ваш муж не вставал с постели в ту ночь?
— Ну, я…
— Вас об этом непременно спросит прокурор, миссис Лидз.
— Нет, наверняка сказать не могу.
— Миссис Лидз, муж знал, что в доме было снотворное?
— Вероятно. Почему вы спрашиваете?
— Он сказал мне, что до фильма после ужина вы пили спиртное. Вы помните, что вы пили?
— Я пила коньяк. А что пил Стивен, не знаю.
— После этого вы смотрели фильм?
— Да.
— И он заснул?
— Да.
— А вы заснули позже?
— Да.
— И крепко спали всю ночь?
— Да. Я не слышала, как завелась машина. Мне тогда надо было…
— Но вы же крепко спали.
— Ну… да.
— Стало быть, вы и не могли услышать, как завелась машина.
— Полагаю, что нет.
— И стало быть, вы просто не можете утверждать наверняка, что ваш муж пробыл с вами дома всю ночь.
Мэтью хотел знать, попалась ли на глаза Роулзу и Блуму полупустая баночка со снотворным в то утро, когда они пришли арестовывать Лидза. Еще он был бы не прочь узнать, известно ли Патрисии Демминг о существовании в Калузе доктора Марвина Вайнбергера, прописавшего снотворное Джессике Лидз. Он надеялся, что она об этом не узнает.
В противном случае она может предположить, что измученная кошмарами Джессика Лидз крепко заснула в ту ночь, потому что перед сном выпила коньяк, в который ее муж, Стивен Лидз…
Мэтью гнал от себя подобные мысли.
На востоке Калузы, где-то между основными автострадами, соединяющими центр с пригородами, располагалась уродливая промышленная зона. Этот образец предприимчивости являл собой ряд сборных домиков из гофрированного железа времен второй мировой войны, пристроенных к низким, вытянутым, островерхим зданиям, напоминающим театр военных действий.
