Павел Светличный - Киндер-сюрприз для зэка
Наверное Макс на какое-то время потерял сознание, потому что, когда он раскрыл глаза, то всё было тихо, если не считать шума вращающихся колёс. Их машина лежала, обречённо задрав брюхо к невозмутимой бледности неба, будто беспощадно изувеченная черепаха, ждущая своего последнего часа.
Макс лежал под приборной доской, прижимаясь к, наполовину вылетевшему, ветровому стеклу. Видимо, в момент удара его перебросило через передние сидения и чуть было не вышвырнуло вон из машины. Жутко болела голова, и волосы его были мокрыми, что-то горячее стекало по виску, неприятно щекоча кожу. Но времени ощупывать повреждения не было — жив и ладно. Главное, Макс с радостью почувствовал, что может кое-как двигаться, а значит, нужно побыстрее покинуть «фольксваген», пока он не превратился в братскую могилу с четырьмя трупами. Вот-вот появятся люди из «джипа» и уж не за тем, чтобы оказать первую помощь пострадавшим.
Кряхтя, он стал выбираться из машины. Занятие это было непростым — укол всё ещё продолжал действовать, тормозя движения. К тому же, стойки кабины основательно покорёжило во время падения, и щель, через которую протискивался Макс, была настолько узкой, что пролезть через неё было проблематично даже для человека в нормальном состоянии. Цепляясь за капот и землю, постанывая от натуги, он тянул и тянул ставшее враждебным тело из этой металлической ловушки, не обращая внимания на то, как трещит и рвётся, цепляясь за что-то, его одежда. Макса подстёгивал запах бензина, который с каждой минутой становился всё сильнее и сильнее.
Натужно крякнув, он, наконец-то, освободился из своего узилища и попробовал подняться на ноги. Но тело всё ещё не слушалось его, и тогда Макс пополз, отталкиваясь локтями и коленями от земли, покрытой сухой прошлогодней травой, туда, где виднелся кустарник, что рос по краю не очень большой и совсем уж негустой лиственной посадки. Другого укрытия у него сейчас не было. А с шоссе зловещим стакатто нарастал звук мотора возвращающегося «джипа».
Макс полз, яростно загребая деревянными руками и ногами, то и дело тыкаясь лицом в землю и отплёвываясь. Он полз, молясь о том, чтобы на этой распроклятой дороге хоть кто-нибудь появился, помешав людям из «джипа» довершить начатое. Он полз и думал, сколько времени прошло со времени крушения «фольксвагена». А с того момента, как началась перестрелка? По всему выходило, что никак не меньше трёх-четырёх минут. Срок большой даже для такой захудалой шоссейки, как эта. Но, словно следуя закону наивысшей подлости, ни звука ни с той, ни с другой стороны.
Тяжело дыша, он, наконец, дополз до ближайшего куста, перевалился набок и скатил чужое для себя тело в небольшую ложбинку. Теперь, имея хоть такое ненадёжное укрытие, можно было осторожно выглянуть. Всё равно, если его сейчас начнут искать, скрыться он уже не успеет.
Макс, стараясь двигаться как можно медленнее, что ему сейчас хорошо удавалось, приподнял голову над краем ложбины. Наверху, у обочины, замер «джип», а два человека торопливо спускались по склону, направляясь к замершему «фольксвагену». Один из них, первым достигший «пассата», присел на корточки и осторожно заглянул внутрь салона. Вероятно, увиденное удовлетворило его не полностью, потому что он вытянул правую руку, и до Макса донеслось эхо нескольких выстрелов. В это время второй человек, возившийся у багажника «фольксвагена», резко выпрямился, и тут же задняя часть машины занялась пламенем, отбрасывавшим облачка чёрного дыма, которые прямо на глазах становились всё гуще и гуще. Они оба поспешно отошли на несколько шагов.
Возле «джипа» появилась третья фигура. Человек что-то коротко крикнул и призывно махнул рукой. Мужчины замерли на мгновение, один из них подозрительно обвёл взглядом окрестности, задержавшись какие-то секунды на кустарнике, за которым прятался Макс. Затем убийцы повернулись и начали поспешно подниматься к «джипу».
Макс перевёл дыхание. Наконец, кто-то появился на трассе. Судя по скорости, с которой эти двое поднимались по склону, машина уже не далеко. Максу даже показалось, что он различает шум двигателя, хотя он сам понимал, что это лишь обман слуха.
«Джип», выпустив сизое облачко, мгновенно исчез из поля зрения, словно растаял в воздухе. Итак, приближающиеся люди своё дело сделали, спугнув убийц. А вот встречаться с кем-либо у Макса не было никакого желания. Приедет милиция, его привяжут к пассажирам «фольксвагена», кто бы они ни были. И, если сразу не пришьют статью, с учётом прошлой отсидки, то уж точно законопатят на всё время разбирательства. С и-эсами, то есть имеющими судимость, особо не церемонятся. А с теми, что только освободились — и подавно. Нет, это ему сейчас совсем не нужно.
Макс с трудом поднялся и поковылял к высившимся перед ним деревьям. Ноги его едва передвигались, а тело кренилось то в одну, то в другую сторону. Макс шёл, хватаясь за сучья и стволы, а в голове всё вертелась мысль, что если его даже кто-нибудь и заметит, то примет за безобидно загулявшего алкаша, что было единственным крохотным плюсом в его теперешнем состоянии.
Посадка закончилась. Макс повернул налево, в сторону города, двигаясь вдоль поля, покрытого колышущейся зеленью озимой пшеницы.
Ещё через несколько шагов за его спиной утробно ухнуло. Это взорвался бак «фольксвагена».
Глава девятая
Как ни странно, мысль о побеге, пришедшая в голову Птице, успокоила её. Казалось бы, парадокс — новые проблемы: как бежать, куда добираться изначально, деньги, одежда. Плюс ко всему — совершенная неизвестность грядущего. Но, оказывается, главным было — принять решение. И тот час же, бешеная Тонька Потеряхина и, наслаждающийся своей безнаказанностью, Колька Шнур с его сладострастными до кровожадности глазами, отошли на второй план. Чувство отчаяния и безнадёги отступило, оставив лишь холодную яростную расчётливость.
Впервые за сегодняшний день перед Линой замаячил выход. Птица не была уверена, что всё сложится так, как ей уже начало представляться, сможет ли она благополучно добраться до, никогда не виданного ранее, Нового Оскола, согласится ли баба Ксеня оставить её у себя, не приедут ли к ней за Птицей, чтобы забрать обратно… Но, одно она знала наверняка — хуже того, что ожидало её сейчас здесь, не будет.
Долгая дорога в несколько сот километров не пугала Птицу. Отсутствие денег являлось, конечно, большим затруднением, но и оно не могло остановить её. Лина твёрдо верила, что человек в состоянии преодолеть любые трудности. Даже, если ему девять лет. Сама жизнь в интернате была сплошным преодолением трудностей. Была бы голова на плечах. А в своей голове Птица была уверена на все сто, даже несмотря на утренний сдвиг, заставивший заступиться за Чуму.
Но, проблему с припасами следовало, всё-таки, по возможности решить. Пускаться в столь далёкое путешествие, которое, к тому же, может продлиться неизвестно сколько времени, совсем без ничего — просто-напросто глупо. Нужно собрать имеющуюся одежду, из той, что похожа на человеческую, продуктов побольше, ну и, по возможности, денег. А остальное — приложится по дороге.
Поэтому, за обедом Птица лишь похлебала жидкий супчик и съела порцию пшеничной каши, запив это всё компотом из сухофруктов. А положенные два кусочка хлеба и котлету сложила наподобие сэндвича, сказав соседкам за столом, что съест потом, на перекуску. Затем, дождавшись, когда вся её группа, дожёвывая на ходу и громко переговариваясь, стала покидать столовую, Птица слегка поотстала и направилась к раздаточной. Выждав, когда дежурный воспитатель отвернётся в другую сторону, она шмыгнула за перегородку и позвала Егоровну, придав лицу соответствующее выражение.
— Бедняжка, — сочувственно сказала повариха, выслушав горестное повествование Лины о том, как старшие девочки забрали за обедом её порцию. Егоровна была одной из немногих людей в интернате, искренне жалевших сирот, чем те постоянно пользовались. Она погладила Птицу по голове красной, распаренной от горячей воды, рукой:
— А воспитательница что?
— А что она сделает? Те, ведь, всё съели уже.
— Тоже верно, — вздохнула Егоровна. — Ну, ладно, погоди здесь.
Она вышла в кладовую и вскоре вернулась, прижимая к себе булочку и два печеньица.
— Ты хлеб будешь? — спросила Егоровна у Птицы.
— С маслом? — тут же уточнила девочка.
— Ишь ты. Без ничего, нарезной.
— А с маслом нету? — грустно спросила Птица.
— Нету, — заявила Егоровна и тут же, смягчившись, добавила. — Ну, хорошо, посмотрю, может маргарину немного есть.
Птица с готовностью кивнула.
Егоровна снова вышла. Птица оглянулась по сторонам, но ничего съедобного поблизости не оказалось. Она с тоской посмотрела на дверь кладовой, куда перед этим заходила Егоровна, но до неё было слишком далеко и добраться туда незамеченной, на глазах у остальных поварих и посудомойщиц, было нереально.
