Картер Браун - Страсти гневных амазонок
– Что он узнал там? – нетерпеливо перебил я.
– Белинда в самом деле баловалась наркотиками, однажды у нее был припадок истерии, она пыталась покончить с собой. А потом кто-то переправил ее куда-то на юг.
– И это все?
– Детектив продолжает поиски. Мистер Томас высказал предположение, что мисс Лассар – агент преступной организации, торгующей девушками. И либо эта шайка вся скрывается под вывеской «Гневных амазонок», либо запустила в общество свои щупальца, и его дочь – не первая их жертва.
– У этих предположений есть основание?
– Да, я поняла, что детектив кое-что знает. В том доме он разговорил одну девицу, которая сказала, что сначала тоже была участницей женского движения, а потом оказалась в этом местечке…
– Мендел, ты сообщила мне бесценные сведения! – воскликнул я. – Прими мой воздушный поцелуй и оцени, каким я стал скромным после вчерашнего твоего выговора! – я повесил трубку.
Затем я набрал телефон нашего домашнего доктора. Эрнест Белвин с самого моего рождения старался поддерживать мое бренное тело и бессмертный дух в более-менее сносном состоянии.
– Хелло, Рэндол, мальчик мой! – обрадовался старик.
– К сожалению, доктор Белвин, я не имею возможности поговорить с вами обстоятельно, – пробормотал я, – но очень нуждаюсь в вашей консультации.
– Слушаю тебя, мой мальчик.
– Дело темное. От чрезмерной дозы снотворного скончалась женщина, но лекарство прописано ей врачом. Сколько таблеток надо принять, чтобы доза оказалась смертельной?
– Необходимо знать вес этой женщины.
– Сто фунтов примерно.
– Хм, – доктор на мгновение задумался. – Четырнадцать таблеток, но при условии, что она приняла их одновременно. Смертельная доза значительно уменьшается, если это снотворное принимают с алкоголем, тогда уж все зависит от количества спиртного.
– Алкоголем там не пахнет.
– Значит, четырнадцать гранул, мой мальчик.
– Доктор, а можно ли заставить человека принять такое количество таблеток? Ну, скажем, может это сделать тот, кому доверяют, сказав, к примеру, что дает совсем другое лекарство?
Некоторое время в трубке слышалось только дыхание.
– Дружок, – сказал наконец мистер Белвин, – на свете не существует лекарств, которые нужно принимать такими дозами. И мне кажется мальчик, что ты не веришь, будто в данном случае имело место самоубийство.
– Вы угадали.
– Гм. В таком случае я уже обдумал, как могли осуществить такое убийство.
Я ждал, затаив дыхание.
– Скорее всего, женщине в течение нескольких часов постоянно давали вполне допустимые дозы лекарства, но чаще обычного, а она находилась в таком состоянии, что не замечала этого. Таким способом ее привели в состояние полной потери воли, хотя она и оставалась в сознании. А человека, лишенного воли, нетрудно заставить принять любую дозу любого лекарства, и не только лекарства.
– Спасибо, доктор Белвин, вы мне очень помогли! – поблагодарил я. – Когда понадобится укол пенициллина, непременно позвоню вам!
– Звони, Рэндол, в любое время, – ответил он ласково. – И передай привет батюшке!
12
В половине девятого я вышел из комнаты Линды. Когда я поднялся сюда, чтобы позвонить, полицейские были еще внизу. Но я уже дал показания и не был нужен им. Тело Дорис уже увезли.
Я спустился на первый этаж, трое чиновников продолжали допрос. Либби держалась достойно амазонки, мне бы и в голову не пришло, что она может быть другой, если бы я не видел ее оплакивающей подругу. Мне, как адвокату, разрешили присутствовать при допросе.
После показаний Либби все, казалось, пришли к выводу, что Дорис приняла большую дозу снотворного, находясь в состоянии депрессии.
Вероятно, такая формулировка всех устраивала, а я держал рот на замке.
Мисс Холмс ни словом не обмолвилась, что умершая считала себя виновной в смерти Натаниэла Нибела, и мне подумалось: «Либо Линда ослышалась тогда в коридоре, либо предводительница амазонок не захотела вдаваться в подробности». Возможно, Либби сейчас так тяжело, что она просто не хочет ворошить всех этих событий. Но факт остается фактом, она заявила, будто ей неизвестно, почему Дорис находилась в столь угнетенном состоянии.
Полицейские разрешили ей уйти, и мисс Холмс отправилась наверх, чтобы подготовиться к митингу, который, оказывается, был запланирован на половину первого в Юнион-сквере. Я узнал об этом с огромным удивлением, и снова подумал о том, как мало еще знаком с характером амазонок.
Пресловутое мужское самолюбие нашептывало мне, что я вообще ничего не знаю об этом доме, хотя и провел в нем не одни сутки. Я попытался отмахнуться от назойливого тщеславия, но оно продолжало сверлить все в том же духе: что я здесь вообще был вроде мебели, вроде стула, на который можно опереться, когда дрожат коленки.
Этим невеселым размышлениям я предавался в комнате Линды. Она вошла и спросила таким тоном, словно пригласила на похороны: «Вы пойдете на собрание?»
Я задумался. Картина в основном прояснилась, но некоторых деталей недоставало, так может быть я найду их там, в Юнион-сквере?
– Да, Линда, пойду, – ответил я. – Только скажи честно, там не будут бросаться камнями?
– Надеюсь, нет, – она усмехнулась. – Могу я на минутку остаться одна? Мне нужно переодеться.
– Разумеется! – воскликнул я с широкой улыбкой, – переодевайся! А я заодно узнаю, где ты прячешь свое оружие.
Без грубостей, но по-хозяйски мисс Лазареф выставила меня из комнаты.
Юнион-сквер был заполнен женщинами в белых костюмах, они все шли и шли из контор и магазинов, стекаясь в плотную толпу у трибуны. Полицейские следили за порядком, оцепив место митинга. Немного в стороне сбились в кучку мужчины, которые с насмешливыми улыбками ждали веселого представления.
Сначала с трибуны выступали совершенно незнакомые мне участницы движения. Вскоре центральное место на трибуне заняла мисс Холмс, а позади нее устроились Линда, Кэрри и Дениз.
– Сестры! – начала Либби своим мелодичным голосом. – Оглянитесь по сторонам, мы отовсюду окружены мужчинами, которые своей злой волей готовы задушить нас, как душат побережье набегающие волны океана! Наша женская честь не позволяет терпеть этого больше!
– Тебе ли говорить о чести? – крикнул какой-то мужчина.
– Посмотрите на ее титьки, – подхватил старикан с сизым носом, – да она давным-давно позабыла о своей чести!
– Она наверно боится, что мы ее изнасилуем! – хохотнул мужчина в темном, добротном костюме.
Женская толпа недовольно загудела, бросая в сторону крикунов недовольные взгляды. Либби продолжала, будто ничего не слышала:
– В таком унижении находились ваши прабабушки и бабушки, находятся ваши дочери и сестры, в этом жалком положении женщина находится с самого начала цивилизации!
– Значит, когда наши предки прыгали обезьянами, между самцами и самками было равноправие? – хихикнул старикан.
Несколько женщин одновременно двинулись в его сторону и любитель выпить моментально умолк.
– Мы находимся в подобном положении потому, – спокойно продолжала Либби, – что еще в древности стали рабынями патриархата! Иными словами, физическая сила мужчин – вот предпосылка традиции, согласно которой женщина – слабое существо, способное только рожать детей!
– А-а-а! теперь понятно! – крикнул парень в добротном костюме. – Вы хотите, чтобы отныне рожали мужчины!
Никто не обратил внимания на эту реплику. Мисс Холмс перевела дыхание и начала с еще большим воодушевлением:
– Но знайте, сестры! В этом вековом мраке было уже женское общество, которое доказало, что не зависит от милости мужчин и способно само решать все проблемы, не менее решительно и смело, чем они. Мужчин в том обществе ни во что не ставили, от них не зависели, и это самостоятельное женское общество, впервые отринувшее притязания мужчин на господство – наш пример. Этими женщинами были амазонки!
Толпа у трибуны загудела приветственными возгласами, раздались аплодисменты. Едва они стихли, старый пьянчужка брякнул:
– Амазонки? Это те бабы, которые отрезали себе титьки?
Последовал взрыв мужского хохота.
– Ха-ха, крошка, – крикнул кто-то, – и ты называешь себя амазонкой с такими-то буферами?
На мгновение хохот мужчин еще усилился, но внезапно совсем прекратился: группа разъяренных женщин бросилась в их сторону, издав жуткий воинственный клич.
Я моментально вжался спиной в какую-то стену, можно сказать, слился с ней, изумленно наблюдая, как мужчины бросились бежать от толпы женщин, которая уже вся пришла в движение и неумолимым потоком хлынула в их сторону. Я видел, как она поглотила человек десять отставших весельчаков, там взлетали кулака, ноги, блузки, юбки и снова кулаки. Мужчин не было видно совсем. А недалеко от меня двое зевак мужского полу уговаривали взбешенных женщин пощадить их. Они умоляли их, как жестоких судий, один даже встал на колени, что, на мой взгляд, было тактической ошибкой: одна молодая угреватая бестия сразу вцепилась ему в горло.
