Сирил Хейр - Смерть - не азартный охотник. Самоубийство исключается
— Охотно.
В ответ на вопросы Уайта Юфимия описала передвижения мужа вплоть до времени его ухода из гостиницы. Ее отчет совпадал с показаниями Мэтесона. Описание сцены заключения пари не добавило ничего нового к тому, что полиция уже знала, хотя ее повествование было куда более живым, а в том, что касалось Ригли-Белла, куда более красочным. Гроза наконец разразилась, и рассказ Юфимии выразительно иллюстрировали вспышки молний и удары грома.
— Грязная маленькая скотина, — закончила она. — Я дала ему пощечину, и это явилось хоть каким-то утешением.
— В самом деле, мэм? — серьезно осведомился Уайт. — Не помню, чтобы мистер Мэтесон упоминал об этом.
— Он ничего об этом не знал, — объяснила Юфимия. — К тому времени он уже ушел спать.
— А вы остались... э-э... разбираться с другим джентльменом?
— Нет, я пошла наверх с мужем. Потом я обнаружила, что оставила сумку в приемной, вернулась за ней и случайно столкнулась с мистером Ригли-Беллом. О своем поступке я нисколько не сожалею, — с вызовом закончила она.
— Понятно. — Суперинтендент кашлянул, чтобы скрыть смущение. — А теперь, как насчет ваших сегодняшних передвижений, миссис Мэтесон?
— Моих? Они достаточно просты. Сразу после завтрака я поехала на машине в Дидфорд-Парву и оставила в аптеке рецепт, который доктор Лэтимер дал мне для мужа вчера вечером. Вернувшись, я взяла пакет сандвичей и отправилась на прогулку. Очевидно, это было в начале двенадцатого. Помню, муж как раз собирался уходить на рыбалку, а машина мистера Ригли-Белла отъехала от гостиницы, когда я дожидалась, пока мне принесут сандвичи. Вернулась я поздно.
— И куда же вы ходили?
Юфимия неопределенно махнула рукой в западном направлении:
— На холмы. Я нашла дорогу к Дидбери-Кемп и провела там вторую половину дня, прохлаждаясь в тени.
— Какой дорогой вы вернулись?
— Той же самой — более или менее.
— Через холмы?
— Да.
— Следовательно, если кто-то утверждает, что видел вас на шоссе между деревней и Дидбери-Хилл, это неправда?
Она посмотрела ему прямо в глаза и четко произнесла:
— Безусловно, неправда, суперинтендент.
На этом беседа закончилась.
Как и предвидел Уайт, гроза рано привела рыболовов домой. Пока он читал Юфимии ее показания под аккомпанемент первых капель дождя, стучащих в оконные стекла, прибыли Смитерс и Ригли-Белл в машине последнего. Они застали Мэтесона ужинающим в одиночестве и узнали от него о трагедии у дорожного угла. Поэтому их не удивило, что Дора подошла к ним во время трапезы и сообщила, что суперинтендент хочет с ними поговорить.
Смитерс недовольно оторвался от тарелки.
— Нет причины, диктуемой законом или здравым смыслом, по которой полиция должна прерывать мой ужин, — заявил он. — Передай им мои комплименты, Дора, и попроси их подождать.
Ригли-Белл поднялся из-за стола:
— Я иду. После этих... шокирующих новостей у меня пропал аппетит.
— Как вам угодно, — сказал Смитерс. — Лично я не намерен позволять кончине Пэкера влиять на мой аппетит. Но вы всегда были чувствительным растением, Белл.
Не делая попытки ответить на сарказм, Ригли-Белл направился в комнату хозяйки.
— С вашей стороны очень любезно, сэр, согласиться помочь нам, — сказал Уайт, когда с выяснением имени и адреса было покончено.
Ригли-Белл скорчил гримасу.
— Разумеется, я хочу помочь полиции. Но, честное слово, я ничего об этом не знаю.
Суперинтендент проигнорировал это заявление и приступил к вопросам без дальнейших предисловий:
— Сегодня вы были на третьем участке, сэр?
— Совершенно верно.
— Чтобы добраться до него, вы должны были пройти мимо дорожного угла?
— Да. Обычно я оставляю там свою машину, когда иду к верхним участкам.
— И в этот раз вы тоже так поступили?
— Да.
— В котором часу это было?
— Около десяти минут двенадцатого.
— И оттуда вы пошли прямо на ваш участок?
— Да.
— Берегом или короткой дорогой?
Ригли-Белл заколебался.
— Я не уверен, но, кажется, короткой.
— По пути вы видели сэра Питера?
— Конечно нет. — Он нахмурился.
— А кого-нибудь еще?
— Никого.
— Когда вы оставили ваш автомобиль на дорожном углу, там была еще какая-нибудь машина?
— Нет. Мистер Смитерс прошел там раньше меня. Он не воспользовался своей машиной. Насколько мне известно, больше никто не оставляет там автомобили.
— Во всяком случае, сегодня их там не было?
— Да.
— Когда вы в последний раз видели сэра Питера? — спросил Уайт.
— Право, не помню, суперинтендент. Дайте подумать... Должно быть, несколько недель тому назад.
— Где это было, сэр? Здесь?
— О нет! В Лондоне, точнее, в Сити. Должен объяснить, что сэр Питер не был моим другом, — скорее наоборот, — но наши пути в бизнесе в какой-то мере пересекались. Понимаете, я директор-распорядитель компаний «Брэндиш и Брэндиш лимитед», а сэр Питер, разумеется, председатель фирмы «Пэкерс». Обе компании занимаются торговлей мануфактурой и текстилем. Фактически мы конкуренты — я имею в виду наши фирмы.
Закончив торопливые объяснения, Ригли-Белл продемонстрировал десны в усмешке.
— Значит, сэр, — осведомился Уайт, — вы не видели сэра Питера несколько недель?
— Нет.
— И не поддерживали с ним никакой связи?
— Нет. Возможно, — поспешно добавил Ригли-Белл, — вы найдете среди бумаг сэра Питера письма от моей фирмы, подписанные мною. Но это деловые письма — я не могу за них отвечать.
— Благодарю вас. — Помолчав, Уайт осведомился: — Между прочим, лесопилка работала, когда вы проходили мимо сегодня утром?
— Не знаю. Я не обратил на это внимания.
Суперинтендент отпустил Ригли-Белла, которого вскоре сменил Смитерс.
— Насколько я понимаю, вы хотели меня видеть?
— Да, сэр.
— Тогда, пожалуйста, отметьте, что я не признаю за вами право допрашивать меня. Любое заявление с моей стороны будет всего лишь любезностью, и я сохраняю за собой право отказываться отвечать на те вопросы, которые сочту неподобающими.
Завершив эту тираду ангельской улыбкой, Смитерс опустился на стул.
— Ну, сэр... — начал суперинтендент.
Но Смитерс не обратил на него ни малейшего внимания.
— Мое имя Стивен Фортескью Смитерс, — заговорил он таким тоном, словно диктовал письмо в своем кабинете. — Я старший партнер в адвокатской фирме «Смитерс, Картрайт и Смитерс» по адресу Нью-Сквер, сорок шесть, в Линкольнс-Инн. Мне пятьдесят девять лет, и мне была присвоена квалификация солиситора Верховным судом в 1905 году. — Сделав паузу, он повернулся к не поспевающему записывать за ним констеблю и осведомился ледяным тоном: — В чем дело?
— Вы слишком торопитесь, сэр, — пожаловался полисмен.
Смитерс пожал плечами:
— Я рассчитывал на присутствие опытного стенографиста. Если уж я согласился давать показания, то позвольте мне делать это по-своему. Я постараюсь умерить темп. Вы готовы?
— Да, сэр.
— Отлично. Если вы не успеете что-то записать или у вас возникнут затруднения с орфографией, остановите меня. Я рыбачил в Полуорти последние семь-восемь лет. Члены синдиката в течение сезона каждый день меняют участок в строгом соответствии с расписанием. Сегодня была моя очередь ловить рыбу на четвертом, самом верхнем участке. Я договорился поехать до дорожного угла с Ригли-Беллом в его машине, но, так как он был занят какими-то письмами, я не стал его ждать и ушел из гостиницы пешком около четверти одиннадцатого. Я дошел по шоссе до первых ворот, а дальше направился тропинкой через рощи и добрался к дорожному углу примерно в одиннадцать. Дальше я намеревался идти через гать, которой обычно пользуются члены синдиката, идя к верхним участкам. Однако меня встретил и остановил сэр Питер Пэкер... Что-нибудь не так?
Вопрос Смитерса был обращен к молодому констеблю, который при упоминании имени сэра Питера отложил ручку и уставился на говорившего выпученными глазами.
— Все в порядке, сэр, — с улыбкой заверил Смитерса суперинтендент. — Продолжайте. Это очень интересно.
— Возможно, мне следует объяснить, что отношения между сэром Питером и синдикатом в целом никак нельзя было назвать сердечными. Мистер Мэтесон, обладающий странными идеями насчет того, что он именует «добрососедским поведением», продолжал с ним общаться, а молодой мистер Рендел, будучи другом леди Пэкер, неоднократно бывал у них дома, но я не имел причин полагать, что сэр Питер стремится к контактам с членами нашего синдиката. Мало того, у меня имелись причины считать, что ко мне он испытывает особую неприязнь, предполагая — и вполне основательно, — что только благодаря моей проницательности ему не удалось навсегда запретить доступ синдиката к реке.