Росс Макдональд - Встретимся в морге (Испытание злом)
Составленный без какого-либо намека на воображение отчет Алекса Лайнбарджа ни на йоту не раскрыл человеческий характер. Для Алекса существовало лишь два цвета: черный и белый. Раз и навсегда решив для себя, что Майнер — белая душа, он пренебрег предательскими мазками серого, которые могли бы придать характеру Фреда некоторые реальные черты. У меня было такое чувство, что Майнер, несмотря на тщательно выписанную биографическую справку, был третьим мужчиной, чью личность предстояло идентифицировать еще одним «мистером Никто».
Я поднял телефонную трубку и позвонил в похоронное бюро. Сайфель только что ушел оттуда. Он был четвертым.
Глава 11
Я услышал, как он, перескакивая через две ступеньки, поднимается по лестнице и открывает дверь. Адвокат дышал, словно спринтер, пришедший к финишу первым. Его глаза стеклянисто поблескивали, а лицо было каким-то оплывшим, будто с ясного калифорнийского неба на него обрушился огромный камень опыта и изо всей силы саданул по голове.
— Вы не имели права так со мной поступать. — Он сделал неудачную попытку сказать эту фразу легко. — Эта комната. Это лицо. Я тепличная особь и не могу с утра пораньше знакомиться с покойниками.
— Вы узнали этого человека?
— Похоже на то. Могу даже сказать, что фактически уверен, что видел его. Но из адвокатов, знаете ли, выходят плоховатые свидетели...
Я прервал его словоизвержение:
— Садитесь и рассказывайте.
— Да-да, разумеется. — Его взгляд прошелся по выцветшим стенам и остановился на цветном драже на столе Энн. — Послушайте, старина, могу я здесь чего-нибудь выпить? У меня в глотке пересохло.
Я указал на холодильник.
— У нас здесь только вода.
— И очень хорошо. Моя мать называет ее «вином Адама». — Он трижды наполнил и опустошил бумажный стаканчик. — Но как, черт побери, вы узнали, что я видел этого, парня? — спросил он, стоя спиной ко мне.
— Это не имеет значения...
— Неужели маленькая славная Энни?
— Мы теряем время. А теперь давайте-ка садитесь и рассказывайте. — Я открыл дверь в свой кабинет и впихнул его внутрь.
Он хмуро зыркнул на меня и прошел к стулу. Его рот все еще был влажен от воды, а коротко стриженные волосы ощетинились; он производил впечатление лукавого и опасного существа: походил на животное, попавшее в незнакомый лес.
Его узкие губы презрительно скривились.
— Что такое? Неужели я услышал не терпящие возражений нотки? Это что, насмешливо-холодная команда, мистер Озимандиац?
— Прекратите ломать комедию, Сайфель. Вы влипли.
— Не будьте смешным, — забеспокоившись, пробормотал он. — Что же вам все-таки наплела Энни? Зла не хватает на этих баб!
Оставив без внимания его вопрос, я сел в свое кресло и вставил в магнитофон чистую кассету. Он перегнулся через стол.
— Что это вы затеяли? Нет у вас права записывать то, что я скажу! Полицейские полномочия не в вашем ведении.
— Мой отдел имеет право выполнять следовательские функции. Я применял эту методу достаточно широко и пока что никто не возражал. Вы возражаете?
— Еще бы! Конечно!
— Почему?
— Потому, что я не готов для официального заявления. У меня был ужасный день, да еще этот труп...
— Так что вы не можете говорить без совета адвоката? Но почему бы вам самому не поработать на себя, а Сайфель?
Он напрягся и побледнел.
— Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления. Кстати сказать, мне совсем не понравилось, как вы со мной разговаривали утром.
— Тогда возвращайтесь в свою контору и начнем все сначала. Я пришлю вам billet-doux с орхидеей.
Он еще дальше наклонился, перенеся вес тела на широко расставленные руки.
— Думаю, вы не совсем понимаете, с кем говорите, старина. В Стэнфорде перед войной я был чемпионом в полусреднем весе. И если бы вы не были другом Энни, я бы вам сейчас уши оборвал. Но еще пара фраз в таком духе, и, клянусь, я это сделаю.
— Если вы считаете себя ее другом, тогда потрудитесь говорить о ней с уважением. Кстати, настоящие друзья зовут ее Энн...
Его правая рука сжалась в кулак.
— Вы напрашиваетесь, Кросс.
— А вы, похоже, переоцениваете себя. — Я встал, глядя не него прямо и жестко. Я видел, что это всего лишь оболочка, а внутри-то он пуст либо мягок. Даже гнев его был наигран. Лицо и рот производили движения и звуки, но их нельзя было назвать в полной мере мужскими. — Приходите на следующей неделе в городской спортзал, и я дам вам полное удовлетворение. А сейчас у меня иные заботы.
Я включил магнитофон. Катушки завертелись.
— Выключите эту штуковину! — повысил он голос. — Я отказываюсь говорить для записи.
— Чтобы потом, когда у вас будет достаточно времени, чтобы все обдумать, вы смогли изменить показания? В чем дело, Сайфель? Вы уже наполовину убедили меня в том, что причастны...
— Вы поплатитесь за это! Я заявлю на вас в суд! — Он посмотрел на крутящиеся бобины. — Если вы прокрутите пленку с этим голословным обвинением какому-нибудь лицу или группе лиц, то будете отвечать за клевету. Я предлагаю вам стереть все это.
— Пока что еще ничего не записывается. Для записи необходимо нажать вот эту кнопку. — Я нажал ее и поставил между нами микрофон. — Кросс допрашивает мистера Лоуренса Сайфеля, десятое мая, четыре часа дня. Садитесь, пожалуйста, мистер Сайфель.
— Я хочу заявить протест против записи моего заявления в настоящее время.
И все-таки он сел. Магнитофон, стоящий между нами, создавал безличную атмосферу.
— Что вы сказали лейтенанту Клиту, мистер Сайфель?
— Ничего. Я объяснил, что вы попросили меня взглянуть на тело. Ничего больше. Похоже, у него что-то не заладилось с людьми шерифа, а вы сами подчеркнули срочность дела.
— Вы опознали труп?
Он ответил без колебаний.
— Опознал.
— Кто это? Как его зовут?
— К сожалению, я не знаю его имени. Возможно, этот человек называл его, даже наверняка называл. Но память у меня слаба на имена, а виделся я с ним всего лишь раз.
— Когда? По какому делу?
— Минутку. Я смогу лучше вспомнить и объяснить все подробнее, если вы выключите эту машину.
— Это что, угроза сокрытия информации, мистер Сайфель?
— Разумеется, нет, — выпалил он прямо в микрофон. — Простой психологический фактор, и я возмущен вашими попытками задавать тенденциозные и вводящие следствие в заблуждение вопросы!
— Прошу простить, мистер Сайфель. Вы сами напросились.
— Так выключите вы магнитофон или нет?
— Нет. Вы сами только что отметили, что память иногда выкидывает трюки, я вот на свою не полагаюсь...
— Я не говорил ничего подобного. Это что, перекрестный допрос? Я на конституционных основаниях заявляю протест всей этой процедуре!
— Сохраните пылкость для зала суда. Ваше заявление слишком важно, и записать его необходимо. Насколько нам известно, вы единственный человек в городе, который знал покойного.
— Я не знал его. Говорю же вам, что виделся с ним всего лишь раз.
— Мы остановились именно на этом. По какому делу вы с ним встречались? И когда?
— В день суда над Фредериком Майнером, двадцатого февраля, да, кажется, так. Этот человек — покойный — присутствовал в зале. Я заметил его среди зрителей, так как не знал, кто это. Народу было не слишком много — Джонсоны, жена Майнера да двое-трое зевак. Должно было произойти официальное признание подсудимым своей вины и назначение даты для заявления об условном наказании.
— Присутствовала ли миссис Джонсон?
— Разумеется.
— Но она сказала, что никогда раньше не видела этого человека.
— Быть может, и не видела. Он сидел отдельно от остальных в самом углу. Я приметил его только из-за лысины, вы знаете, насколько бросается в глаза лысая голова. После того как слушание было отложено, я задержался на несколько минут. Мне хотелось сделать несколько поправок в стенограмме суда. Человек с лысиной поджидал меня в самом конце зала. Когда я выходил, он схватил меня за пуговицу. Это был субъект омерзительного вида, и я постарался как можно быстрее от него отделаться. Но похоже, дело Майнера его очень интересовало. Видимо, он следил за развитием событий по газетам: знал имена главных действующих лиц — меня, Майнера, Джонсонов. Через некоторое время я понял, что ему нужно. Он подобрался к этой теме несколько окольными путями. А хотел он, чтобы я его нанял.
— Чтобы вы сделали что?
— Я так до конца и не понял. Он назвался детективом, частным сыщиком, правда, у меня на этот счет оказались весьма веские сомнения. Когда я захотел посмотреть его удостоверение, он игнорировал мою просьбу. Но, по-моему, он дал мне что-то наподобие визитки, нечто с лос-анджелесским адресом и номером телефона.
— Она сохранилась?
— Вполне возможно. Я ведь не искал...
— А где она может находиться?
— В моем офисе, если не в каком-нибудь другом месте. Я мог положить ее среди бумаг по делу Майнера. Вполне возможно, что так я и сделал.
