Лео Мале - За Лувром рождается солнце
– Я прекрасно вас понял.
– Ну хорошо. А Бирикос?
– Ник Бирикос следил за мной до моей конторы. Это происходило еще утром. Я его заметил и хотел понаблюдать за ним в свою очередь, но не получилось. Беды, впрочем, никакой, потому что он по собственной охоте пришел повидать меня после обеда.
– Зачем?
– Он просто заговаривал мне зубы... И я рассказал, как было дело.
– Потом он ушел. И больше я его не видел.
– Скоро вы его повидаете.
– Он все еще у меня?
– Сейчас он должен быть в морге. Вы составили себе о нем представление?
– Совершенно нелепое... если он не сообщник Ларпана. Он знал Ларпана, пожалуй, лучше, чем утверждал. Да и жил в том же отеле.
– По нашим данным, у Бирикоса нет уголовного прошлого. Но это ничего не значит. В этом заключалось ваше представление?
– Нет.
– Ну, говорите.
– На мой взгляд, он был одним из тех бессовестных коллекционеров, которых не так мало, как думают. Он принял меня за сообщника Ларпана.
– Поясните.
– Допустим, что он выжидает в "Трансосеане", где остановился... Давно он там?
– Пару недель.
– Ладно. Допустим, он выжидает, что ему передадут украденную картину. Он не знает ни вора, ни особу, которой поручены переговоры. А если и знает Ларпана, то едва-едва, как человека, столующегося там же, где и он. Но его обязанности, если можно так выразиться, ему неизвестны. Узнав о смерти Ларпана и о том, что тот имел какое-то отношение к желанному шедевру, поскольку таскал при себе его копию, он все свое внимание сосредоточивает на покойном. Нося траур. Не но покойному, а по картине. Ему известно, что Левассер была любовницей Ларпана. Он слышит, как я о ней спрашиваю. Он сразу же понимает, что я не полицейский. И следит за мной, подчиняясь голосу инстинкта. Обнаружив мою профессию...
– Он сказал себе, – ухмыляясь, завершил Фару, – что частный сыщик может быть только сообщником вора картины...
– Да, что-то в этом роде. Частные сыщики запускают руку в разные дела. Знаю одного, испорченность которого дошла до такой степени, что он выполняет за полицию ее грязные операции.
– Хорошо, хорошо. Лучше поговорим о Бирикосе.
– К нему возвращается надежда. Он приходит ко мне в расчете выудить у меня нужные ему сведения. Я не оправдываю его ожиданий. Но он все равно убежден, что картина у меня. Раз я не захотел понять его намеков, он прибегнет к крутым мерам. И ночью возвращается, чтобы обшарить мои помещения...
– Согласен, – говорит Фару. – И находит картину. Бурма, дело приобретает для вас скверный оборот.
– Черта лысого он находит! Если бы картина находилась у меня – интересно, каким это чудом? – я бы еще вчера ее вам передал, чтобы получить трехмиллионное вознаграждение.
– Чушь. Картина стоит сотни миллионов. Можно найти сдуревшего собирателя, который купит ее... за полцены. Половина от многих миллионов составит все равно... много миллионов.
– Повторяю, ни черта он не нашел.
– Хорошо, он ничего не находит, – усмехнулся Флоримон Фару. И продолжал с тяжеловесной иронией: – И тогда от ярости, гнева или отчаяния он кончает с собой. Или, точнее, пытается. Сопровождавшая его особа хочет ему помешать. Не будем забывать о схватке. В ходе этой драки Бирикосу все-таки удается осуществить свои саморазрушительные замыслы. Он пускает себе пулю в лоб.
– Не сходите с ума. Он строго нахмурился.
– Если они не обнаружили картины, то из-за чего драка с таким трагическим завершением?
– У меня нет объяснений, как не было и картины... Разве что...
– Да?
– Черт возьми! Этот Бирикос совсем не походил на бандита.
– Смахивал на антильца, как многие греки, но не более того. Во всяком случае, повторяю вам, никакого уголовного прошлого. По крайней мере у нас. Через несколько дней получим сведения из Афин.
– Он бы не сумел сам взломать дверь. Ему пришлось обратиться к услугам бандита. Настоящего. И этот бандит... Ох, дальше ехать некуда! У меня в доме все переворачивают вверх дном, в залог мне оставляют труп, полицейские меня допрашивают и, к тому же, меня накрывают на пятьдесят кусков.
– Пятьдесят кусков?
– Вы ведь тоже обыскивали?
– Да.
– Вы знаете комнату Элен, да? Лежали в верхнем ящике деньги?
– Как обычно, ни гроша.
– Не зная, помолчите. А у Бирикоса?
– Тоже ни гроша.
– Вот причина ссоры. Бирикос искал картину, а его случайный сообщник хотел свистнуть мои денежки. По своему Бирикос был честен. Он хотел, чтобы тот ничего не трогал, и стал угрожать ему револьвером, который из предосторожности захватил с собой, учитывая социальный характер подручного. Драка и – смерть Бирикоса. Бандит забирает мои деньги, деньги Бирикоса и прихватывает ствол.
Фару помолчал, затем произнес:
– В конце концов, очень вероятно. Гм... Вы сказали, пятьдесят кусков?
– Да.
– У агентства Фиат Люкс никогда не было таких денег. Это стало бы известным.
– Ладно. Скажем, тридцать... Хотел смошенничать. Ведь страховку быстро не получишь...
– Хитрый Нестор хотел воспользоваться случаем, чтобы нагреть страховую компанию на двадцать кусков, да?
Я принял виноватый и раскаивающийся вид.
В любом случае, если мне вручат тридцать кусков, это будет на много больше того, что когда бы то ни было лежало в том ящике, который надувался от гордости так, что с трудом скользил по пазам, стоило туда положить хотя бы триста пятьдесят франков.
Я вернулся к теме и сказал:
– Таково единственное возможное объяснение. Помимо связанного с картиной... Я вас сразу же предупреждаю, Фару. Если вы продолжаете считать, что я запутан в эту историю с картиной, то как вы ни пыжьтесь, я не стану ради вас шпионить за красоткой Женевьевой Левассер.
– Ну, хорошо, – произнес он. – Не думаю, что картина была у вас. Что до Левассер, то вот что я подумал. После того, что вы мне только что сообщили... Мне кажется, она слишком замешана в этом деле, чтобы я продолжал с ней церемониться. Тем хуже. Поступайте, как должно, и пусть случится то, что неминуемо. Вы же убеждены, что Бирикос последовал за вами только потому, что услышал, как вы о ней справляетесь? Значит, в его глазах мадемуазель Левассер и Ларпан были единым целым.
– Необязательно, но пусть, как вам будет угодно...
Я проводил Фару до агентства, где силы закона оставили на страже полицейского в форме. Видно было, что тот с трудом сдерживается от смеха. Причиной такого веселья было то, что обворовали частного детектива. Я констатировал причиненный ущерб, настоял на внесении в протокол не существовавших тридцати тысяч и пустился в путь к моргу. Флоримон по-прежнему сопровождал меня. Я сразу признал Никола Бирикоса, как если бы он был моим ребенком, и освободился. К двум часам я вернулся в контору. Обеденный перерыв кончился. Я позвал соседнего слесаря, чтобы он починил замок, и в ожидании принялся разыскивать то, что, за исключением картины, которой, как я хорошо знал, никогда не было в моем владении, могло привлечь взломщиков. Неоспоримо, что-то они все-таки обнаружили. И нечто важное. Но то, что обнаружили они, не обнаружил я. Тогда я бросил бесплодные поиски, оставил и контору и слесаря заботам привратницы и отправился порыться в пыльных собраниях Национальной библиотеки. Еще вчера я замыслил нанести визит в это почтенное учреждение. Но вчера времени не хватило. Сегодня у меня оно было. И я потерял его. Без толку перелистал я кучу газет 1925 года в поисках отголосков мошенничества, совершенного в ту эпоху Ларпаном-Дома. У Фару я не уточнил даты, искал на авось и ничего не нашел. Бросив пустое занятие, я вернулся к своему рабочему столу. Телефон поприветствовал меня своим веселым перезвоном, едва я открыл дверь. В темноте я снял трубку:
– Алло!
– Пожалуйста, господина Нестора Бурма. Женский голос. Драгоценный голос. Если ваше щебетанье...
– Сударыня, Нестор Бурма у телефона.
– Барышня, – поправила она, – Мадемуазель Женевьева Левассер.
Мои пальцы плотно сжали трубку, и у меня перехватило дыхание.
– Алло! Алло! – нетерпеливо повторяла моя прекрасная собеседница.
– Да, я слушаю, – произнес я.
– Вы слышали мое имя, господин Бурма?
Вам знакомо имя Ларпана? А имя Бирикос вам известно? Имя Женевьевы Левассер вы слышали? В конце концов я что-нибудь брякну. Фразу, которая войдет в историю.
– Э-э-э... то есть...
– Это вполне возможно. Мое имя часто упоминают в прессе. Я работаю манекенщицей у Рольди...
– Да, мадемуазель.
– Говорю об этом, чтобы вы знали.
– Да, барышня. И чем я могу быть вам полезен?
– Я впервые обращаюсь к частному сыщику. Если вы и не видели мое имя в газетах, то ваше я видела. И часто. Мне хотелось вас спросить... Предположим, кому-то досаждают неприятные особы. Сумеете ли вы его от них избавить? Незаметно и решительно?
Я рассмеялся:
– Боже мой, барышня. Надеюсь, вы не хотите сказать, что их следует разогнать револьверными выстрелами?
