Картер Браун - Непристойный негатив
— Она великолепно себя чувствует, — официальным тоном заверил меня доктор Слейтер.
— Не ври! — сказал я.
— Час назад она очнулась после укола, который я сделал ей ещё у тебя дома, — продолжал он, — и нам пришлось надеть на неё смирительную рубашку. Знаешь, Рик, по-моему, она на тебя сердится.
— Это вполне понятно, — сказал я. — Я могу с ней увидеться?
— Только не сегодня, — ответил он. — Это было бы равнозначно тому, как если бы матадор заявился после корриды в гости к матушке заколотого им быка. Может быть, завтра как-нибудь…
— С ней все будет в порядке?
Он грустно вздохнул.
— Откуда, черт возьми, мне знать? Как раз сейчас мы пытаемся уговорить её хоть немного поесть. Если же она будет продолжать упрямиться, то мне придется снова ввести ей снотворное. Я могу её протрезвить, хорошо кормить, чтобы на её щеках снова заиграл здоровый румянец, мускулы снова обрели силу, кожа разгладилась и с неё исчезли морщины, и все было бы просто замечательно. Зато потом она выйдет из лечебницы и отправится прямиком в ближайший бар, чтобы начать все сначала.
— Да, — сказал я, а что еще, черт возьми, тут можно сказать? — Слушай, док, а Айрис Меривейл, случайно, не приходилось ли бывать в твоей клинике?
— Все они рано или поздно попадают к нам, — ответил он. — В среде знаменитостей наша лечебница пользуется очень хорошей репутацией. А по популярности мы даже можем сравниться с тобой, Рик.
— Она пришла добровольно?
Он помедлил с ответом.
— Ты спрашиваешь из любопытства?
— Нет, мне важно это знать, — сказал я ему.
— Значит, это доверительный разговор, — ещё более осторожно заметил он.
— Да, — ответил я. — Мне нужно просто узнать это. Вот и все.
— Некий Сэнфорд, — сказал он. — Очень богатый.
— Как давно это было?
— Месяца два назад, — ответил Слейтер. — Она пробыла у нас три недели. Мы же были практически бессильны ей чем-либо помочь. Было перепробовано все. Она долгое время сидела на барбитуратах, и была уже настолько слаба, что у неё не было никакх шансов пережить «ломку».
— И что дальше?
— Я сказал об этом Сэнфорду. Он был крайне недоволен, но все-таки прислушался к моим словам. Затем он решил, что нет никакой необходимости и дальше содержать её в лечебнице. Думал, что, возможно, перемена обстановки пойдет ей на пользу. Разубеждать его в этом было бессмысленно, и он забрал её отсюда.
— И она умерла.
— Она умерла бы в любом случае, — устало ответил Слейтер. — Просто её отъезд с Сэнфордом означал, что свои последние дни она проведет в роскоши и достатке.
— Так где же это случилось?
— В доме у Сэнфорда, — сказал он. — Вдали от суеты, на самом краю каньона, где все всегда царит тишина, и где даже притцы не начинают петь, не испросив предварительно на это разрешения у Сэнфорда.
— Значит, передозировка барбитуратов, — задумчиво произнес я.
— С той зависимостью, что выработалась у нее, ей пришлось бы есть их пригоршнями, чтобы доза оказалась смертельной; так что, скорее всего, она знала, что делает, когда начинала глотать таблетки, — урезонивающе заметил Слейтер. — По моим подсчетам она протянула бы в лучшем случае ещё месяца два, не больше.
— Айрис Меривейл снималась в фильме, но картина так и осталась незаконченной, — сказал я. — Она когда-нибудь говорила об этом?
— Слушай, Рик, а под кого ты копаешь на сей раз? — В его голосе слышалось явное подозрение.
— Картина осталась незаконченной, — повторил я. — Теперь же, когда её больше нет в живых, кое-кто подумывает о том, чтобы довести фильм до ума.
— Без Айрис Меривейл?
— Подыщут другую актрису, наденут на неё парик, и на укороченных средних планах да при удачно выбранном ракурсе она вполне сойдет за Айрис.
— Она говорила о съемках, — ворчливо признался Слейтер. — И винила режиссера, что тот не закончил фильм. Кажется, его звали Феррелл. Она сказала, что все это из-за него. И вообще, казалась очень расстроенной.
— В чем же была его вина?
— Насколько я понял, он был педантом. Конечно, Айрис Меривейл употребила другое, хотя и сходное по смыслу, слово. Он был недоволен всеми и всегда. И именно из-за этого съемки так затянулись и обошлись столь дорого. В результате деньги закончились, а фильм так и остался незавершенным.
— А она, случайно, не говорила, кто финансировал тот проект?
— Что-то не припоминаю.
— Сэнфорд был большой любовью всей её жизни, — подсказал я. — Ну как, это тебе ни о чем не говорит?
— Я уже давно ни в чем не ищу тайного смысла, старина, — вежливо ответил он.
Тогда я попробовал зайти с другой стороны.
— Когда Сэнфорд забрал её из твоей клиники и увез к себе в каньон, то кто там за ней ухаживал? Помимо Сэнфорда, разумеется.
— Его дочь, — ответил Слейтер. — Я очень хорошо её запомнил, хоть и видел лишь один-единственный раз. Блондинка. Такая, что одним взглядом может свести с ума любого мужика.
— А имени её, случайно, не помнишь? — осторожно спросил я.
— Паула, — не задумываясь ответил он. — Я виделся с ней лишь однажды. И только профессиональная этика удержала меня от того, чтобы не сорвать с неё одежду, а потом повалить на пол и оттрахать по полной программе.
— Спасибо, док, — поблагодарил я и положил трубку.
Затем, взяв стакан, я снова вернулся к бару и налил себе ещё выпить. Здесь какая-то ошибка, убеждал я себя. Паула не может быть дочерью Сэнфорда, этого озабоченного извращенца, подглядывающего за ней сквозь зеркало. Это какая-то ошибка, твердил я, и был не в силах убедить сам себя. Так что в конце концов я решил, что существует лишь один способ выяснить это наверняка.
Ночь раскинула над каньоном высокий шатер звездного неба, и его бархатная чернота казалась почти осязаемой. Я постучал в дверь особняка и затем замер в ожидании. Казалось, прошло довольно много времени, прежде, чем дверь открылась, и на пороге появилась хозяйка дома собственной персоной.
На ней было сногшибательное черное вечернее платье: оно держалось на узеньких бретельках, вырез был таким глубоким, что открывал для посторонних взоров заветную ложбинку между роскошных грудей, туго затянутый поясок подчеркивал узкую талию, собирая тонкий материал в мягкие складки, изящно струившиеся вниз, почти до самого пола. Кажущаяся простота этого великолепия была обманчива, и за него, наверное, пришлось выложить уйму денег из расчета один доллар за один квадратный дюйм. В ушах у неё сверкали скромные бриллианты, так что, на мой взгляд, любому становилось ясно, что перед ним самая обыкновенная женщина.
— Ну надо же, какие люди! — сказала она своим теплым, чуть хрипловатым голосом. — Вот уж не думала, что ты можешь так быстро восстанавливать силы, Рик! Пришел, чтобы взять реванш?
— А у вас, кажется, вечеринка? — поинтересовался я.
— Мы всегда одеваемся к ужину, — ответила Паула. — Джерри так больше нравится.
— Джерри? — переспросил я. — Или все-таки «папуля»?
Ее голубые с поволокой глаза как-то странно вспыхнули и тут же погасли.
— Мы ужинали, — продолжала она. — И ещё у нас гости. Если хочешь, можешь к нам присоединиться.
— Отец, наблюдающий через зеркало за сексуальными упражнениями собственной дочери, — проговорил я. — Или, может быть, это одно из проявлений родительской любви?
— Они на балконе, — сказала она. — Почему бы нам не пойти туда?
Я последовал за ней через весь дом и вышел на балкон. Здесь горели светильники, положение которых было тщательно выверено так, чтобы освещение было мягким и ненавязчивым. Сэнфорд сидел в своем кресле-качалке. Его костюм был дополнен черным галстуком-бабочкой и всеми прочими приличествующими случаю аксессуарами. В одной руке он держал сигару, в другой — бокал с бренди, и, казалось, пребывал в хорошем расположении духа. Двоих мужчин, сидевших напротив него, я тоже узнал с первого взгляда, и по тому, как один из них постоянно страдальчески морщился, даже сделал вывод о том, что Джейку, наверное, было ужасно неудобно сидеть, втиснув свою огромную тушу в тесное кресло.
— Призрак смерти, являющийся на пир, — изрек Сэнфорд и тоненько захихикал. — Вот уж никогда не подумал бы, Холман, что у вас хватит силенок снова заявиться сюда уже сегодня!
Блэр же воззрился на меня с явням недовольством.
— Какого черта тебе здесь понадобилось? — спросил он.
— Просто зашел на огонек, — ответил я.
Паула отошла от сервировочного столика и подала мне наполненный бокал.
— Бурбон со льдом, — сказала она. — Тебя устроит?
— Вполне, — ответил я.
— Мистер Блэр и его коллега сделали мне деловое предложение, — пояснял Сэнфорд. — Они вносят сумму, необходимую для завершения фильма и готовы поучаствовать в прибылях из расчета пятьдесят на пятьдесят. Так что вы думаете об этом, Холман?
