Ричард Пратер - Тепло оружия

Слева от меня тянулась узкая полоска травы, растущей между асфальтом и кромкой воды, а справа находился дом Джимми Вайолета. Это был двухэтажный особняк, выстроенный из кирпича и дерева, и довольно симпатичный снаружи. Но за красивым фасадом скрывался самый настоящий притон. По крайней мере так было, когда я в последний раз наведывался сюда.

Тогда я приехал в гости к Джимми по своей собственной инициативе, пытаясь получить информацию об одном парне, все-таки задержанном мной за участие в большом ограблении. Тогда мне здесь ничего выяснить не удалось; к тому же Джимми Ваойлет оказался не слишком-то гостеприимным хозяином, но зато тогда у нас появилась возможность получше познакомиться друг с другом. И тогда же мы ещё больше друг друга возненавидели.

Этот дом превратился в помойную яму вовсе не оттого, что в нем изначально не было изящной мебелировки, а потому что на всем здесь лежал толстый слой пыли, и на каждом шагу валялись груды мусора. Джимми не был женат. Вернее, насколько мне известно, когда-то, много лет назад, жена у него все-таки была, но это дело прошлое, и теперь он обитал в своем жилище вместе с несколькими соратниками, никто из которых тоже не отличался особой аккуратностью и стремлением к чистоте.

Я подошел к двери, но она распахнулась прежде, чем я успел протянуть руку и дотронуться до нее. Стоявший на пороге парень разглядывал меня — и пустоту у меня за спиной — с таким безграничным подозрением, какого я прежде никогда не видел. Он был высок и широкоплеч, у него был острый подбородок и низкий лоб, нависший над глазами, но видел я его впервые.

Он же, похоже, знал, кто я такой. По крайней мере, узнал после того, как смерил меня пристальным взглядом, который задержался на светлых волосах и белесых бровях.

— Ты, что ли, Скотт? — спросил он.

— Именно.

О троих моих недавних попутчиках он ничего спрашивать не стал.

— Ладно. Заходи.

Я прошел мимо него и обернулся.

Он сказал:

— У тебя, небось, и пистолет есть.

— Имеется.

— Я его заберу.

— Черта с два.

Его челюсть начала медленно выдвигаться вперед, а брови грозно сдвинулись.

— Не забывай, что это Джимми хотел встретиться со мной, — напомнил я. — Я вообще-то сюда не собирался.

— Не собирался? А что… — он осекся на полуслове.

— Тебе, наверное, не терпится узнать об участи Бинго, Пня и Малютки Фила, — предположил я. — И чем скорее ты проводишь меня к моему хозяину, тем скорее я расскажу ему о них.

— А что с ними?

— Это я скажу Джимми.

Он задумчиво пожевал губами, а затем махнул рукой.

— Ладно, идем, — снизошел он наконец.

Мы прошли в конец выстланного ковром коридора и остановились перед двустворчатой дверью слева. Мой сопровождающий два раза постучал, а затем вошел в комнату, оставляя меня стоять снаружи. Примерно через минуту дверь снова отворилась, и он сделал приглашающий жест. Полагаю, ему нужно было заранее предупредить Джимми о том, что я прибыл один, без сопровождения и, очевидно, был вооружен до зубов.

Джимми Вайолет был не один в большой комнате, с виду напоминавшей рабочий кабинет со стоявшим у стены справа полированным баром из красного дерева. Кроме моего сопровождающего здесь находились ещё двое парней. Они расположились в мягких креслах и пили пиво прямо из бутылок.

Джимми развалился на сером диванчике, стоявшем у стены напротив. Он сидел, закинув ногу на ногу и подложив руку под голову. Он не встал мне навстречу.

— Привет, Джимми, — сказал я. — Ты, кажется, хотел со мной встретиться?

— Где, черт возьми, Пень, Бинго и Фил?

Вот так. Ни здрасте тебе, ни как дела, ничего. Никакого воспитания. Хотя одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять это. Он являл собой тот типаж, который можно было бы обнаружить в ночь полнолуния на кладбище, у недано разрытой могилы. Высокий, угловатый человек с очень бледным лицом — весь его вид навевал тоску, наводя на мысли о похоронах, погребальных пеленах и развевающихся саванах. По умственному же развитию он совсем недалеко ушел от охранявшего ворота Флека.

Он был на дюйм или два повыше меня и весил, наверное, фунтов двести, но вид у него был какой-то потеряный, словно у тяжело больного человека. Глаза темные, ничего не выражающие с редкими бровями над ними; черные, прилизанные волосы с проседью, редкие и ломкие. У него были полные губы капризного мальчишки-ангелочка, но только были они не здорового розового цвета, а, скорее, розовато-серыми, хотя и не такими землистыми, как его лицо. На мой взгляд, единственной привлекательной чертой на его лице был нос, да и тот мог бы быть чуть покороче, но зато он был прямым и в нем было всего две ноздри.

Недалеко от дивана, на котором нежился Джимми Вайолет, стояло свободное мягкое кресло, поэтому я не спеша прошел туда.

— Не возражаешь, если я присяду? — поинтересовался я.

— Я задал тебе вопрос.

— Я тебя слышал. Так ты не возражаешь?

— Да черт с тобой, садись, Хоть на голове стой, если уж тебе так приспичило.

Парень, пришедший сюда вместе со мной, тем временем отошел в сторону, останавливаясь рядом с теми двумя типами, находившимися в комнате до нашего появления. Я немного развернул свое кресло, так, чтобы в поле моего зрения оказался бы не только Джимми Вайолет, но и трое его приятелей, и сел.

— Черт возьми, где ребята? — спросил Джимми.

Я усмехнулся.

— А что, ты думаешь, что я их застрелил?

— Ты, ублюдок, будешь тут ещё мне скалиться…

Я перебил его.

— Не надо обзываться, Джимми. Я всегда очень обижаюсь, когда разные прохиндеи обзывают меня всякими нехорошими словами. И, к твоему сведению, сюда я приехал уже достаточно обиженным.

— Да плевать я на тебя хотел, — в ответ заявил он мне. — Я спрашиваю…

— Поутихни. Ты хотел, что бы я приехал сюда. И вот я здесь. Выкладывай, что тебе надо, и, возможно, я смогу удовлетворить твое любопытство.

Он снова открыл рот, но затем закрыл его.

— Ладно. Много времени это не займет. Думаю, у тебя хватит ума прислушаться к дельному совету. Так вот. Оставь дело Холстеда в покое. Просто оставь и все. Я устрою так, что в деньгах ты ничего не потеряешь; это с одной стороны. А с другой, ну, сам знаешь, как это бывает: каждый день кто-то погибает из-за собственной глупости.

Это задело меня. И дело было не даже не в самой угрозе — для Джимми Вайолета это нормально — а в его прямом упоминании о Холстеде. Разумеется, меня и прежде посещала идея о существовании какой-то связи — так как не никакого другого объяснения внезапного интереса Джимми Вайолета к моей персоне придумать бфло просто невозможно — но сам я не слишком-то верил в это.

— Холстед? — переспросил я. — Это тот парень, которого замочили вчера ночью?

— А то кто же еще? Или у тебя есть на примете ещё какой-нибудь Холстед?

— И какое тебе до этого дело?

— Мне нужно, чтобы ты бросил им заниматься, понял? Довольно просто. Просто забудь об этом деле. Ты ничего не потеряешь, и…

— Не мельтеши.

— Слушай, кончай дурить. Я даю тебе…

— Я же сказал, не мельтеши.

Мне показалось, что его невыразительные темные глаза теперь потускнели ещё больше. Вытащив руку из-под головы, он хлопнул себя ею по ноге.

— Зря я с тобой так, — проговорил он в конце концов. — Хотел уладить все по-хорошему, и фиг чего добился.

Я рассмеялся.

— Ладно, что с ребятами? — снова спросил он.

— Бинго в компании Пня и Малютки Фила наслаждаются видом одной из достопримечательностей Голливуда, где бывать им приходится до обидного редко, а именно тамошней каталажки. Или тюряги, кутузки, тюрьмы, если угодно. Вообще-то, если тебе до сих пор ещё не позвонили, то уверяю, что очень скоро телефон разразится радостной трелью…

Джимми не дал мне закончить. Скинув одну ногу с колена другой, он подался вперед, собираясь встать.

— Врешь! — завопил он. — Врешь, ты, тупой недоносок! Они не могут быть в тюрьме. Говори, где они?

Я закрыл глаза, покрепче стиснул зубы, а затем снова открыл глаза.

— Я не собираюсь снова напоминать тебе о необходимости попридержать язык, Джимми. Твои ребята подкатили ко мне и попытались выполнить твое поручение, но мне удалось подать сигнал полиции, так что мальчики действительно угодили в каталажку. Хоть на какое-то время. Я-то, конечно, надеюсь в душе, что всех их усадят на электрический стул или придумают что-нибудь поизощреннее, но одно могу обещать точно: их там уже записали в толстый журнал, сфотографировали и даже сняли отпечатки пальцев.

Джимми гордо прошествовал через комнату, остановился передо мной и нагнулся так, что его лицо оказалось всего в паре футов от моего.

— Ты, долбаный сукин сын, — завопил он. — Кем, черт возьми, ты себя возомнил? Ты, вонючий су…

Завершить эту гневную тираду ему не удалось.