Лучший полицейский детектив - Вадим Молодых
Татьяна Муромская за годы практики научилась определять состояние пациента с первого взгляда на него. Вот и сейчас, едва взглянув на нервную даму лет сорока и девчонку-подростка, она сразу подумала: «Девица хоть и выглядит развязной, но именно она нуждается в моей помощи. У мамаши истерия на лбу написана, но состояние ее не настолько серьезное, чтобы обращаться не то что к психиатру, но даже и к психологу. То есть, строго говоря, в помощи она, конечно, тоже нуждается, но на общем фоне эта бабец выглядит вполне нормально».
А о том, что «общий фон» населения сейчас выглядит просто ужасно, Татьяна знала лучше других. Из пяти произвольно выбранных из толпы человек двое наверняка имеют проблемы с алкоголем или (и!) наркотиками — со всеми вытекающими из этого факта последствиями. Третий имеет отклонения в психике, находясь на той грани, за которой психиатры скажут о нем: «О, это наш пациент!» Четвертый эту грань уже перешел, и только царящий вокруг бедлам позволяет ему спокойно гулять по улицам до тех пор, пока он не пырнет кого-то ножом или не ударит битой. И лишь одного из пяти можно считать условно здоровым психически.
Но долго ли его здоровье будет находиться в таком состоянии? Ведь он постоянно пребывает в ненормальном окружении. Даже если он запрется в четырех стенах — не станет же он рассматривать узоры на обоях или трещины на потолке. Он же «нормальный». А что сделает «нормальный», оказавшись в тишине и одиночестве? Он включит телевизор или компьютер.
По телевизору ему покажут изуродованный труп — жертву бытовой пьяной разборки или автокатастрофы. Переключившись на другой канал, он узнает о том, как отчим несколько лет подряд насиловал несовершеннолетнюю падчерицу. На третьем канале он может посмотреть бандитский сериал — то ли «Бригаду», то ли «Бумер», то ли «Чужую». А на четвертом канале его ждет сериал «мыльный» — самое настоящее психологическое оружие, способное за несколько месяцев превратить нормального человека в законченного дебила.
А компьютер он включит для того, чтобы до одури играть в «стрелялки» — результат тот же, что и после длительного просмотра телесериалов. Или же этот — условно нормальный — человек войдет в интернет. А уж в интернете к его услугам порнография без границ и барьеров. Можно скачивать целые фильмы. Можно в онлайне общаться с женщинами или мужчинами, демонстрирующими свои обнаженные тела перед веб-камерами. Можно узнать адреса и номера телефонов проституток, демонстрирующих товар лицом — не только лицом, конечно.
Девица, которую привела нервная женщина, наверняка впитала из окружающей ее действительности самое дурное. Глянцевые журналы, телепередачи с участием «успешных» сучек, порносайты, дискотеки, ночные клубы… Ей на вид лет пятнадцать, а удлиненные ногти на пальцах рук окрашены в немыслимые, фантастические цвета, пальцы же — почти все десять — унизаны кольцами, колечками и перстеньками. Даже на большой палец правой руки надето кольцо из какого-то белого металла. Прическа на голове у девицы заставляет вспомнить мусорную кучу — такой же беспорядок и бессистемность. Естественно, живот девицы обнажен, распахнутая курточка и короткая майка дают возможность всем желающим полюбоваться пупком со вставленной в него стекляшкой.
Пользоваться макияжем девица явно не умеет — или считает высшим шиком краситься, как «ночная бабочка».
Но в туповатом взгляде глаз — «прямо-таки овечьих», как определила Татьяна — сквозит не просто растерянность и тревога. В них сквозит надвигающееся безумие.
— Ну, что с нами случилось? — спросила Татьяна, глядя только на девицу.
Нервная дама («явная неудачница по жизни, постоянно удерживается «на цыпочках», чтобы выглядеть не просто «не хуже других», но лучше их»), поправив судорожным движением идеальную прическу, начала излагать:
— Случилось неизвестно что… Давно случилось… Я уж и в церковь ее водила, и к экстрасенсу мы обращались. Не знаю, как это назвать — сглаз, порча…
«Нет, мамаша, нет никакого сглаза, никакой порчи, — констатировал Татьяна, не отводя взгляда от дочери нервной дамы. — А есть какая-то душевная болячка. Что-то гложет тебя, голопупая. Съедает изнутри. И вряд ли это «что-то» порождено несоответствием между твоим внутренним миром и гнусными реалиями окружающей жизни. Потому как внутренний мир у тебя убогий. А откуда ему быть иным? Что касается духовной пищи, то тут ты явно неразборчива и поглощаешь фастфуд и прочее дерьмо».
— Ничего, ничего, — успокоила Татьяна мамашу, по-прежнему глядя на дочь. — Ничего страшного, случай не такой уж сложный.
— Вы думаете? — в голосе нервной мамаши недоверие и надежда одновременно.
— Я не думаю, я знаю. Деточка, ляг вон туда. Да-да, на этот топчанчик.
Девица стала двигаться, как сомнамбула.
«Да, голопупая, ты легко внушаема. Ввести тебя в гипнотический сон — пара пустяков. Ты вообще легко поддаешься стороннему влиянию — от этого все твои беды. А уж эта беда — наверняка».
Татьяна поправляла голову, руки, ноги «голопупой» — словно куклу тряпичную на топчане размещала.
— Так, деточка, сейчас ты заснешь, а когда проснешься, ничего не будешь помнить. Веки тяжелые, руки тяжелые… Ты спишь, спишь. И слышишь меня. Слышишь?
— Слышу, — окрашенные помадой малинового цвета губы девицы едва шевельнулись, но голос звучал четко.
— Расскажи, чего ты боишься?
— Вики. Она ко мне приходит.
— Приходит? И угрожает тебе?
— Нет, не угрожает.
— Так чего же ты ее боишься?
— Потому что она мертвая.
— Мертвая? И давно она умерла?
— В марте.
— В марте этого года?
— Да, в марте этого года.
Голос Татьяны дрожал и прерывался.
— Миша, ты должен приехать ко мне. Я приехать к тебе не могу — руки что-то дрожат. То есть, раньше дрожали. Но я коньяка немного на грудь приняла, руки дрожать перестали, а тачку вести не могу. То есть, могу, конечно, но на хрена мне неприятности с ментами. И вообще… Когда тебя ждать?
— Таня, у меня через… через сорок… точнее, через сорок три минуты совещание у прокурора. Я не успею обернуться, — Меньков говорил правду, но испытывал жуткое сожаление. — А ты потерпеть не сможешь?
— Смогу, наверное, но не буду. Я вот что… Я решение приняла. Я к тебе на такси прискачу.
— Ну, зачем в расходы влезать…
— Нет, Мишаня, решено. Уже еду.
Татьяна появилась в его кабинете минут через двадцать. Выглядела она гораздо спокойнее, чем Меньков предполагал по ее голосу.
— Такие гады — минут пять названивала, такси свободное искала, — злость и энергия чувствовались в ее голосе, но уж никак не растерянность. — Это называется качеством жизни, блин. Вот такая у нас жизнь.
— Что у тебя стряслось-то? — прервал ее Меньков, выразительно взглянув на часы.
— Это у тебя
