Черноглазая блондинкат (ЛП) - Бэнвилл Джон

— Хорошая лошадь, — сказал я, и, словно услышав меня, животное покосилось глазами в мою сторону.

Кавендиш кивнул:

— Вспыльчивый, — сказал он. — Семнадцать ладоней,[23] крепок, как танк.

Я сложил губы трубочкой, как будто хотел свистнуть, но не свистнул.

— Впечатляет, — сказал я. — Играете на нём в поло?

Он коротко рассмеялся.

— В поло играют на пони, — сказал он. — Можешь себе представить, как ты пытаешься достать мяч со спины этого парня?

Он потер подбородок указательным пальцем:

— Я так понимаю, сам ты не играешь.

— Что вы имеете в виду? — спросил я. — Там, откуда я родом, мы не выпускаем клюшку из рук.

Он изучал меня, позволяя своей улыбке лениво расплываться:

— Ты настоящий шутник, Марлоу, не так ли?

— Я? А что я сказал?

Некоторое время он продолжал меня рассматривать. Когда он прищурился, веер тонких морщинок разбежался по бокам от глаз. Затем он выпрямился, хлопнул ладонью по верху двери и отступил назад.

— Удачи с жемчугом, — сказал он. — Надеюсь, ты их найдешь.

Лошадь вскинула голову и захлопала губами, как они обычно это делают. Звук, который она издала, был очень похож на саркастический смех. Я включил передачу и отпустил сцепление.

— Враг замечен, — сказал я и уехал.

Через полчаса я уже был в Бойл-Хайтс, припарковавшись возле офиса коронера округа Лос-Анджелес. Интересно, сколько раз я поднимался по этим ступенькам? Здание было диким образцом архитектуры в стиле модерн и больше походило на обиталище джинна, чем на правительственное здание. Однако внутри было прохладно и успокоительно тихо. Единственным звуком, который можно было услышать, был стук высоких каблуков невидимой служащей, которая шла по коридору на одном из этажей выше.

Приёмная была укомплектована, если можно так выразиться, маленькой задорной брюнеткой в неприлично обтягивающей кофточке. Я протянул ей свою лицензию детектива, как фокусник, демонстрирующий игральную карту, которую он собирается сдать. Большую часть времени они не утруждают себя её рассматриванием, предполагая, что я из полицейского управления, что меня вполне устраивает. Она сказала, что потребуется час, чтобы затребовать досье на Нико Питерсона. Я сказал, что через час мне надо будет поливать кактусы. Она неуверенно улыбнулась мне и сказала, что посмотрит, можно ли ускорить процесс.

Некоторое время я расхаживал по коридору, курил сигарету, потом стоял у окна, засунув руки в карманы, и наблюдал за движением на Мишн-роуд. Это и есть захватывающая жизнь частного детектива.

Девушка в кофточке сдержала своё слово и вернулась меньше чем через пятнадцать минут с папкой. Я взял её, устроился на скамейке у окна и принялся листать бумаги. Я не ожидал от них много, и не ошибся, но с чего-то надо было начать. Погибший был сбит автомобилем под управлением неизвестного водителя на Латимер-роуд, Пасифик-Пэлисэйдс, в округе Лос-Анджелес, примерно между одиннадцатью часами вечера и полуночью 19 апреля. Он получил многочисленные травмы с длинными названиями, в том числе «очень большой оскольчатый перелом правой стороны черепа» и множественные рваные раны лица. Причиной смерти стала наша старая знакомая травма тупым предметом — патологоанатомы обожают травму тупым предметом; то, как это звучит, заставляет их довольно потирать руки. В деле имелась фотография, сделанная на месте аварии. Можно было увидеть, какой чёрной и блестящей выглядит кровь в свете вспышки. Неизвестный водитель потрудился над Нико Питерсоном. Последний напоминал половину говяжьей туши, с которой очень небрежно обращались, обтянутую акульей кожей. Я услышал свой собственный тихий вздох. Смерть, не гордись, сказал поэт,[24] но я не понимаю, почему Жница не должна испытывать определенного чувства выполненного долга, учитывая обстоятельность проделанной работы и неоспоримый её успех.

Я вернул папку миниатюрной служащей и вежливо поблагодарил её, впрочем, в ответ я получил лишь рассеянную улыбку; у неё было много других дел. Мне пришло в голову спросить её, есть ли у нее планы на обед, но не успела эта идея сформулироваться, как я её отбросил. Мысли о Клэр Кавендиш так просто не нейтрализовать.

Выйдя на улицу, я зашёл в телефонную будку и набрал Джо Грина в Центральным отделе по расследованию убийств. Он ответил после первого же гудка.

— Джо, — спросил я, — тебе когда-нибудь позволяют отдыхать?

Он испустил хриплый вздох. Джо напоминает мне одного из самых крупных морских млекопитающих — может быть, дельфина или большого старого морского слона. После двадцати лет службы в полиции, ежедневного общения с убийцами, наркоторговцами, насильниками детей и кого ещё можно себе представить, он превратился в бесформенный комок усталости, тоски и иногда внезапной ярости. Я спросил, можно ли угостить его пивом. И услышал, как он стал подозрительным.

— Зачем? — прорычал он.

— Не знаю, Джо, — сказал я. Злая молодая женщина в лыжных штанах и алой майке, с ребёнком в коляске, стояла у будки, свирепо глядя на меня, чтобы я закончил разговор и отдал ей трубку.

— Потому что сейчас лето, — сказал я, — время обеда, жарче, чем в аду, и, кроме того, я хочу с тобой кое о чём поговорить.

— Опять о жмурике Питерсоне?

— Совершенно верно.

Он немного подождал, потом сказал:

— Встретимся у Лэнигана.

Когда я открыл дверь будки, воздух изнутри беззвучно ударился о тепло снаружи. Когда я вышел, молодая мать обругала меня, протиснулась мимо и схватила трубку.

— Не стоит, — сказал я. Но она была слишком занята набором номера, чтобы ответить.

«Лэниган» был одним из тех мест, которые притворяются ирландскими, с трилистниками, нарисованными на зеркале за стойкой бара, и раскрашенными кадрами из фильмов с Джоном Уэйном[25] и Морин О'Хара[26] на стенах. На полке среди бутылок стояла кварта «бушмиллз»,[27] с надетым «тэм-о-шантер».[28] Шотландия, Ирландия — какая разница? Бармен, однако, казался настоящим, невысокий и узловатый, с головой, похожей на огромную картофелину, и волосами, которые когда-то были рыжим.

— Что будете пить, ребята? — с акцентом спросил он.

Джо Грин был одет в помятый костюм из серого льна, который когда-то, вероятно, был белым. Когда он снял соломенную шляпу, её край оставил на лбу багровую бороздку. Он вытащил из нагрудного кармана пиджака большой красный носовой платок и вытер лоб, который уже отвоевал такую часть его черепа, что очень скоро он официально станет лысым.

Мы сидели, ссутулившись, перед пивом и положив локти на стойку.

— Господи, — сказал Джо, — как же я ненавижу лето в этом городе.

— Да, — сказал я, — ничего хорошего.

— Знаешь, что меня особенно достаёт? — Он понизил голос. — Чувствовал когда-нибудь, как твои трусы стягиваются в промежности, горячие и влажные, как чёртова припарка?

— Может быть, ты носишь не то, что надо, — сказал я. — Посоветуйся с миссис Грин. Жёны знают в этом толк.

Он бросил на меня косой взгляд.

— Да? — У него были глаза ищейки, опущенные веки, печальные и обманчиво глупые.

— Да, именно так, Джо, — сказал я, — именно так.

Некоторое время мы молча пили пиво, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Бармен Пэт насвистывал мелодию «Матушки Мачри»[29] — да, он насвистывал, я с трудом мог в это поверить. Может быть, ему заплатили за то, чтобы он принёс в Город Ангелов истинную мелодию родной земли.

— Что тебе удалось раскопать о Питерсоне? — спросил Джо.

— Немного. Я заглянул в отчёт коронера, мистера П. в тот вечер определённо помяли. Вы пытались найти того, кто его сбил?