Следы в ночи. Инспектор Уэст и дорожные катастрофы. Вынужденная оборона - Урсула Куртисс
Он вернулся домой не спеша, даже завернул в оживленные кварталы, живописность и красочность которых любил. Скорое неотвратимое освобождение Клейна побудило бы кого-нибудь другого удвоить осторожность, потому что теперь, когда художника признали невиновным… Ему же это освобождение парадоксально придало чувство облегчения, почти безопасности.
Как обычно, витрина игрушечного магазинчика мадам Эльяс побудила его замедлить шаг и остановиться. Экспозицию в ней меняли редко, но было выставлено такое бесконечное множество мелочей, что Ноэль всякий раз приходил в восхищение, делая новые открытия. То это была малюсенькая коляска из крашеного дерева, с кучером, державшим разукрашенный лентами кнут; в коляске сидели жених и невеста, и она рысью бежала по рассыпанным картам; то целлулоидная лягушка, отражавшая желтое пузо в мутной воде из зеркальных осколков; то крестоносец, вступивший в поединок с усеяннным перьями индейцем; то пожарник, выпавший из красной с золотом пожарной телеги, со звоном несущей его на пожар.
Ноэль вошел в узкий проход с бутылочного цвета стенами, ведущий во двор. В это время звонко звякнул дверной звонок. Он и не обернулся, будучи уверен, что это всего лишь кто-то из местных ребятишек. Но за спиной раздался знакомый голос:
— Месье Мартэн!
Это был комиссар Мария. Вид у него был несколько смущенный, и он неловко пытался засунуть в обширные карманы своего регланового пальто плохо перевязанный пакетик, из которого высовывался острый колпак с бубенчиками.
Удивление Ноэля сменилось досадой:
— Здравствуйте, комиссар. Просто мимо проходили?
Толстяк не обратил внимания на иронию:
— Здравствуйте, месье Мартэн. Буду вам признателен, если вы мне уделите несколько минут для разговора.
Ноэль в упор взглянул на карман, раздутый плохо перевязанным свертком.
— Ладно! — произнес он, словно отбросил какое-то внутреннее возражение и согласие зависело исключительно от его доброй воли. — Пойдемте.
«Значит, — думал он, поднимаясь по железной лестнице перед посетителем, — комиссар женат, отец семейства». Трудно было представить, как он вытаскивает за ужином петрушку, еще труднее было вообразить, как он склоняется над кроваткой и прижимается вислой щекой к неловким детским губкам. До сих пор Ноэль ни разу не думал, что имеет дело с человеком, похожим на любого другого.
— Присаживайтесь, комиссар. Чего-нибудь выпить хотите?
Некоторое смущение собеседника придавало Ноэлю приятное чувство превосходства, усиленное давешней явкой к следователю.
Комиссар помотал головой. Он осторожно уселся на деревянный ларь, которому уже оказал предпочтение в первый приход. Чувствовалось, что это человек привычки.
— Нет, спасибо, месье Мартэн. Я только хочу задать вам несколько вопросов.
Тон продолжал оставаться совершенно холодным. Комиссар держался странно натянуто. Может, «решающий разговор»? Ноэль побоялся, что да.
— Сигарету хотите? — предложил он.
— Нет, спасибо, месье Мартэн.
— Может, вы трубку курите…
— Нет, вообще не курю.
Все та же невозмутимость, все то же раздражающее, ничем не нарушаемое спокойствие! Все та же решительная твердость ответов, скупость на слова, не выходящая за рамки строго официального разговора! Все так же нарочито медлит затронуть суть!
Ноэль не мог больше выносить эту тяжелую тишину и перешел в наступление:
— Я как раз иду от следователя, — сказал он с деланным безразличием.
Комиссара, вроде бы, это мало заинтересовало:
— Он, конечно, спросил вас, что вы делали вечером четвертого?
— Естественно! — сказал Ноэль. — А я ему, как и вам, ответил, что был в «Ампире».
— Естественно! — произнес комиссар.
И медленно расстегнул пальто. Закончив это дело, он вздохнул:
— Но вы там не были!
Ноэль так не ожидал подобного замечания, что у него прямо дыхание прервалось и пришлось сесть, чтобы скрыть смятение.
— Я мог бы возмутиться этим обвинением, — сказал он, наконец. — Но, полагаю все-таки, что вы бы его не сделали, если бы у вас не было веских оснований сомневаться в моих словах?
— Давайте поглядим… Вы ведь мне сказали, ваш ответ вот тут записан, что на сеансе четвертого показывали художественный фильм «Голубой кот», документальный фильм и хронику?
— Да, — глухо ответил Ноэль.
Он ощутил то же чувство недоверия, осторожности, что и в предпоследнюю встречу с толстяком, когда интуитивно почуял неизвестную опасность.
— Так вот, — продолжал комиссар тем же тоном, — я тут навел справки и выяснилось, что на сеансе, на котором вы, якобы, были, документальный фильм не показывали.
— Вот те на! — пролепетал Ноэль.
Вот оплошность совершил! Однако… Однако он прекрасно помнил, что когда был в «Ампире» с Бэль за два дня до убийства, документальный фильм показывали.
— Вы, наверное, ошибаетесь, комиссар, — возразил он. — Хотя и не считаю, что этот вопрос имеет важность, которую вы хотите ему придать, могу поклясться, что видел дополнительный короткометражный фильм, цветной документальный фильм о Таити… Кажется, я вам об этом уже говорил в нашу предпоследнюю встречу.
Комиссар медленно и упрямо мотнул головой на толстой шее:
— Очень сожалею, месье Мартэн, но четвертого в «Ампире» документальный фильм не показывали.
Кто-либо другой воспользовался бы своим преимуществом, но комиссар продолжал ждать, держа карандаш на весу и устремив взгляд в пустоту.
И Ноэль, против желания, снова был вынужден заговорить первым:
— Вообще-то, это возможно! — сказал он. — Я ведь хожу в кино два, если не три раза в неделю, и не могу утверждать, что точно помню, что каждый раз показывали.
Комиссар опустил карандаш, но ничего не записал. Он продолжал смотреть прямо перед собой:
— Другими словами, вы хотите теперь сказать, что видели документальный фильм о Таити в другом кинотеатре?
— Ничего я не хочу сказать! Но, если это не в «Ампире» я его видел, то уж конечно где-то еще!
— Нет, не где-то еще, месье Мартэн… Вы видели его в «Ампире», только там и могли увидеть, по той простой причине, что его там показывали в качестве премьеры с пятницы двадцать седьмого по четверг третьего.
Ноэль вздрогнул, словно наступил на змею или словно резко поднялся занавес и его залило ослепительным светом рампы. Он понял, что перед ним расставили широкую ловушку, но избежать ее было уже поздно.
Он все-таки попробовал:
— Ну, конечно, же! — вскричал он, хлопнув себя по лбу. — Я спутал в памяти сеанс четвертого и второго.
— … и второго? — повторил комиссар.
— Да, второго я тоже ходил в
