Владислав Виноградов - Генофонд нации
Несколько минут Жанна Феликсовна молча смотрела на дисплей, наливаясь нездоровым румянцем и грозно посверкивая стеклышками очков:
– Если это и можно приобщить к делу, то отнюдь не уголовному. А к делу о вашем моральном разложении, товарищ капитан!
Токмаков быстро развернул камеру: сменив Светозара Коряпышева, по экрану победносно шествовала Людмила Стерлигова!
Вадим выключил камеру. Кое-что начало прояснятся. На одной и той же пленке профессионального стандарта «компакт VHS» были записаны два сюжета. Первый – монолог Коряпышева об установке по сохранению генофонда нации. Второй любителский стриптиз в исполнее Сткрлиговой. Значит, это та самая кассета, которую Токманов отобрал у оператора студии «П» в клубе «Клозет», а раньше взяли при ограблении артистов Саратовского театра.
Да, вот это был фокус! Один из тех фокусов, на которые Людмила была мастерица. Взять хоть этот экспромт – стриптиз в клубе. А история с колготками?
А вообще, с внезапным ожесточением подумал Токмаков, что он о ней знает, кроме того, что классно берет минет?
Во всяком случае, в постель к нему она явно прыгнула не по своей инициативе, а по заданию Безверхого, чьей любовницей была.
Или это было поручение Костомарова? Кстати, она вполне могла его завалить, как без проблем отстрелялась вчера по всем, кому могла.
Смелая, решительная, красивая, – разве могла она удовлетвориться скромной ролью операционистки?
И за границей часто бывала… Да еще эта кассета с записью монолога Коряпышева об установке по сохранению генофонда нации.
Да, Стерлигова могла иметь отношение к схеме незаконного возврата НДС…
В этом мнении Токмакова косвенно укрепил Игорь Слащев, встречавший в аэропорту Пулково оперативно-следственную группу на своем темно-синем Пассате:
– Хорошо вы пошумели в Саратове! О жалобах из банка не говорю, это понятно. Но вот что нам сообщило Агентство федеральной связи, где сейчас «колют» ваш диск. Они перехватили, что из Саратова в адрес одного из зарубежных террористических центров ушло несколько сообщений. А этот нью-йоркский центр известен тем, что финансирует чеченских боевиков, еще оставшихся в республике.
– От командировки в Нью-Йорк не откажусь, – сказал Токмаков. – Еще бы за «шайтанов» палку срубить! Только не врубаюсь пока, каким здесь боком наши скромные успехи затесались?
– Тем боком, что и сообщения, и ваш диск зашифрованы с помощью одной и той же программы! И криптографы уже кое-что подраспутали. Во всяком случае, мы уверенно предполагаем, что подписаны сообщения одним именем – Терция. Ничего не говорит?
Уверенно предполагаем… Токмаков вспомнил, как прапорщик Фефелов назвал Людмилу славным именем Брунгильды. И даже валькирией.
А может быть, она – Терция?
Глава двенадцатая Гольдони отдыхает!
1. Отсутсвие оснований
Прошло две недели…
На спектакль во Дворец культуры «Выборгский» Токмакова затянул Виктор Непейвода, друживший с тамошним директором. По этому случаю они сидели в ложе, откуда сцена была, как на ладони, и легко было почувствовать себя участником происходившего там действия.
Это была «Трактирщица» Гольдони. Несколько минут Токмаков тщетно пытался въехать в приколы двухвековой давности, но вместо этого возвращался мыслями в Саратов. Постояльцы спорили за руку и сердце прекрасной трактирщицы, а он видел загадочную операционистку, дарившую его любовью, которая, не моргнув глазом, уложила сначала троих бандитов, а потом еще двух. Вадим снова видел лестничную площадку с подплывающим кровью Костомаровым, из кармана у которого он забрал шифрованный диск. На сцене требовали карету, а перед глазами Токмакова возникал серебристый джип и уходящая от него цепочка следов на снегу…
Нет, по части сценических эффектов Гольдони ничем не мог его поразить!
Зато его легко поразил в самое сердце высокий московский чиновник Починюк, имевший звание главного государственного советника налоговой службы.
Строчки его директивного письма буквально маячили перед глазами Токмакова, молоточками стучали в виски: «Министерство по налогам и сборам Российской Федерации, обращая внимание на неудовлетворительную исполнительскую дисциплину и отсутствие в письме № 03–04/13136 оснований для отказа в возмещении сумм НДС по экспортным поставкам ООО «Фонд содействия оборонной промышленности», напоминает о применении к виновным в этом мер дисциплинарной ответственности вплоть до освобождения от занимаемой должности».
Отсутствие оснований для отказа в возмещении НДС… Эти строчки напрочь перечеркивали всю работу оперативно-следственной бригады в Саратове. Перечеркивали смерть Глеба Черных и Костомарова и того нелепо подвернувшегося под пулю ребят из уголовного розыска компьютерщика, причем Токмаков подозревал, что на компьютерщике дело не кончится. Напрасными были долгие часы, проведенные в банке над документами, запросы в десятки инстанций, вдумчивая работа с коммерческим директором Саратовского алюминиевого завода, скрепя сердце подтвердившем, что алюминий высшей марки и чистоты на заводе уже давно не производят.
Все эти бесспорные материалы разбились, словно брызги об утес, о позицию господина Починюка. Правда, еще оставался нерасшифрованный диск…
Токмакову было жалко не своего потраченного впустую труда. Не эти чертовы десять миллионов долларов, которые вот-вот уведут из государственного кармана. Ему было жаль Кирюху Стерлигова, подрастающего в стране, где воровством и наглостью все еще можно загребать миллионы.
На сцене благородные кавалеры бренчали золотыми цехинами. А отдельные из них даже выхватывали шпаги, – их жестяной блеск не шел ни в какое сравнение с голубоватым мерцанием клинка шпаги «Попрыгуньи» проткнувшей своего хозяина Стреляного.
Вадим Токмаков чувствовал себя так, будто любимый человек заболел сильно, безнадежно. Хотя любимых и близких возле него как раз и не было. Отец был убит в Чехословакии в 1968 году. Мать умерла давно – и как-то тихо, незаметно. Еще вечером он говорил с ней по телефону – в ее отделении был телефон-автомат, а через несколько часов она умерла. Вадим тогда учился в Москве. Он до сих пор не мог простить себе, что не провел с ней последние недели.
Теперь у него оставалась разве что Маша Груздева, пребывавшая в настоящий момент в Германии. И то под большим вопросом. Потому что достойный родитель Маши оказывался сейчас основным обвиняемым по уголовному делу, возбужденному следователем Жанной Милициной в отношении Фонда содействия оборонной промышленности.
Хотя эпизод с алюминием пока подвис, оставались другие, в первую очередь с пресловутой установкой по сохранению генофонда нации, где умысел в незаконном возмещении НДС из бюджета доказывался легко.
Поскольку выяснить, кто был истинным закоперщиком всей этой «темы» Токмакову пока не удалось, а Константин Ириньевич Груздев молчал как партизан то он и шел по этому делу «паровозиком». Ему светило до семи лет.
Естественно, все это не прибавляло теплоты отношениям Вадима и Маши. Присланное напоследок по электронной почте письмо, где Маша клялась, что встретится с Токмаковым только в суде (она проходила по делу свидетелем) окончательно расставило все точки над и…
Театральный занавес с шумом упал, отсекая Токмакова от бурных страстей вокруг прекрасной трактирщицы. Он почти не заметил, как пролетело первое действие.
В антракте Непейвода отвел его в театральный буфет. Было странно видеть женщин в декольте и пыльных кринолинах за пластиковыми столиками в современном интерьере. А «трактирщица» за стойкой выглядела ничуть не хуже своей коллеги из ХУШ века.
– Что будем? – спросил Непейвода.
Токмаков не знал здешнего ценника:
– На что хватит.
– Нет, ребята, так дело не пойдет! Нашему Дворцу культуры в этом году 60 лет, так что прошу за здоровье юбиляра!
Токмаков обернулся. Непейвода сказал:
– Знакомься, мой друг и тезка: Виктор Анатольевич Левков, директор сего Храма культуры!
Директор Левков – крупный мужчина с обожженным лицом – оказался человеком понимающим. Он не ошибся в напитке и дозе: коньяк, по «полтинничку» для затравки, по второму – за знакомство, по третьему – за укрепление боевого содружества сотрудников правоохранительных органов и служителей муз.
Разговорились. Непейвода вскользь упомянул о недавней командировке в Поволжье, Левков к слову заметит, что артисты Саратовского театра оперы и балета приезжают завтра в Питер на гастроли. Несколько концертов дают и во Дворце культуры. Первый – в понедельник.
И тут Вадим Токмаков, наконец, понял, чьи это черные с поволокой глаза гипнотизируют его последние четверть часа: с красочной афиши на него пристально смотрела примадонна Елизавета Заболоцкая. В ее волосах была чайная роза. Пышный бюст вызывал неодолимое желание опустить на него голову.
