Чарльз Вильямс - Частный детектив. Выпуск 1

— Как же он так ловко устроился, Бэррэтт? Наверное, он платит ей пять долларов за молчание? Ну и я согласен уплатить по таксе!

Макси допил пиво, отряхнул пепел с брюк и поднялся со стула.

— Пора на службу, — сказал он.

— Сядьте и предъявите свой багаж. До сих пор вы мне не сказали ничего такого, что стоило бы десяти долларов.

— А по мне, так вы достаточно получили за свои деньги. Но если прибавите еще десятку, то я вам сообщу нечто такое, что вас огорчит.

— Пятерку.

— Десять.

— Семь пятьдесят.

Столковались мы на восьми. Я вручил ему деньги.

— Она наркоманка, вы понимаете? Бэррэтт достает ей кокаин. Так что тут вам ничего не упадет.

Я на миг задумался и решил, что, пожалуй, он прав, хотя нельзя упустить шанс попытаться.

— Выкладывайте ее адрес.

Полученная прибавка к гонорару заставила его нарушить запрет.

— 247, улица Фелмана; это дом с меблированными комнатами.

Поднимаюсь.

— Рот на замок, Макси. И если вас кто–нибудь спросит, то вы меня никогда не видели.

Макси что–то пробурчал, ударяя себя в грудь, и посмотрел на меня с презрением.

— Что вы обо мне думаете, — сказал он. — Мне–то какой интерес?

Я покинул комнату, оставив его наедине с пивом.

VI

Входная дверь дома 247 на улице Фелман оказалась зажатой между витриной торговца табаком и террасой третьесортного кафе. На медной доске надпись: “Сдаются комнаты для одиноких дам, лиц свободных профессий и административных служащих. Обслуживание не производится. Собаки не допускаются”. Карточка со следами грязных пальцев приколота над дощечкой: “Все занято”.

На террасе кафе четыре круглых одноногих столика, за которыми наблюдает пожилой мужчина с длинным тощим лицом и невообразимо печальными глазами. При ярком солнечном свете его одежда кажется зеленоватой. Он взирал на меня с надеждой все время, пока я пристраивал свой “бьюик” у входа в дом, и даже расстелил какую–то грязную скатерку на одном из столиков, но я пренебрег приглашением.

Я преодолел три каменные ступеньки и оказался возле застекленной двери, на которой красовался номер 247, толкнул дверь и вошел в темный вестибюль, пахнущий молчанием и запустением. На стенке слева замечаю длинный ряд почтовых ящиков. Подхожу и принимаюсь знакомиться со здешними обитателями. Среди трех дюжин имен изрядное количество “Лулу”, “Белл” и “Мими”, что я усомнился, соблюдаются ли в этом доме хоть какие–то правила. На четвертом ящике справа я увидел: “Мисс Грасия Леман, комната 23, этаж II”.

Перила лестницы увиты каким–то плющом. Быстро пробегаю три ступеньки и оказываюсь на первом этаже. Длинный коридор, многочисленные двери, возле которых бутылки молока и газеты. Так как время уже около половины десятого, я прихожу к убеждению, что все эти дамы — служащие или принадлежащие к иным профессиям, проявляли достойное огорчения легкомыслие, если они и в самом деле трудились — впрочем, последнее мне представлялось скорее сомнительной гипотезой.

Я уже было стал подниматься лестницей на второй этаж, как вдруг на верхней площадке показался какой–то невысокого роста тип с жестким лицом. Он был одет во фланелевый костюм цвета ржавчины, белую фетровую шляпу, а на носу темные очки. Заметив меня, он вздрогнул и остановился в нерешительности, как бы решая: вернуться или продолжать свой путь, но мгновение спустя пошел мне навстречу с напускным безразличием на лице.

Я не двигался.

Проходя мимо меня, он почесал большим пальцем небритую щеку. Мне показалось, что за темными стеклами в его глазах мелькнуло беспокойство.

— Собаки не допускаются, а мужчинам входить не дозволено, — произнес я чуть слышно, когда он приблизился к площадке первого этажа.

Он глянул на меня через плечо и остановившись спросил: “Что, что?!”

Я покачал головой.

— Нет, я ничего не говорил.

Я пошел по лестнице, с минуту он смотрел мне вслед, затем неспешно повернулся и исчез.

Второй этаж оказался точной копией первого: бутылки с молоком и газеты. Стараясь неслышно ступать, вглядываюсь в номера на дверях. Отыскиваю комнату 23. Останавливаюсь на миг, обдумывая, с чего начать разговор. Если Макси не соврал, а я склонен ему верить, эта девушка может засвидетельствовать невиновность Перелли. Главное, суметь убедить ее отречься от Бэррэтта.

Я уже приготовился постучать, как вдруг услышал за собой легкое покашливание. Я осторожно взглянул через плечо.

Дверь, как раз напротив моей спины приоткрылась, и я увидел крупную телом рыжеволосую красотку с обольстительными формами, она небрежно опиралась на дверную коробку и слала мне многообещающую улыбку. Халат из зеленого шелка подчеркивал округлость ее бедер. На обнаженных ногах — красивые комнатные туфли. Ее тонкие пальцы, по всей вероятности не изведавшие тяжкого труда, легко касались медно–золотистых волос, а тонкие брови выгибались дугой, посылая мне красноречивый и старый, как сам мир, зов.

— Здравствуйте, симпатичный брюнет. Кого–то ищете?

— Гм… — выдавил я из себя. — Уже нашел… Как бы ваш завтрак там не остыл.

Ее улыбка стала еще ярче:

— Не тратьте на нее времени. Она ведь еще даже не проснулась. А я уже поднялась, и все на месте. Я готова.

Я приподнял в знак признательности шляпу и вежливо ее отвадил:

— Мисс, я польщен вашим предложением, но, к сожалению, я здесь по делу. Может быть, в другой раз? Я помечтаю о вас, а вы можете помечтать обо мне. И смиритесь с этим, как смиряюсь я. Да и завтра будет день…

Улыбка соскользнула с ее лица, а взгляд ее зеленых очей приобрел жесткость.

— Вы попросту болтун, — проговорила она с отвращением и хлопнула дверью.

Я вздохнул и постучал к Грасии. Обождал секунд тридцать. Затем постучал сильнее. Никакого впечатления. Двери не открывали. Оглянувшись по сторонам, я мягко нажал на ручку. Двери распахнулись.

Довольно просторная комната: кровать, два кресла, комод и туалетный столик с большим зеркалом. И никого. Постель разобрана, и, судя по всему, белье не меняли месяцев шесть. Зеркало пряталось под слоем пыли, ковер густо усыпан сигаретным пеплом, на простынях какие–то сероватые пятна. Весьма грязная, неприятная комната, в которой чувствуешь себя довольно неловко.

Возле кровати еще одна дверь, ведущая, по–видимому, в ванную. Я подумал, что, наверное, девушка находится там и еще раз постучал. Безрезультатно. Чтобы не возбуждать любопытство рыжей красавицы, я прикрыл дверь и вошел в комнату.

На одном из кресел небрежно разбросана одежда: платье, чулки, пояс с подвязками грязно–розового оттенка и лифчик, скорее серый, чем розовый.

Комната прочно пропиталась легко узнаваемым запахом марихуаны. Не похоже, чтобы курили только что, но запах наркотика месяцами впитывался в стены, занавеси, белье.

Подхожу неслышно к ванной и стучу. Никто не отвечает. Пот каплями стекает по моему лицу.

Нажимаю на ручку и толкаю дверь. Она приоткрывается с натугой, не до конца. Что–то там мешает ей распахнуться. Я слышу стук своего сердца. Сквозь щель вижу грязную раковину, смятые полотенца, мыльницу и наполовину использованный тюбик зубной пасты.

Я знаю, она за этой дверью. Наверняка…

Налегаю на дверь, сжавшись от внутреннего напряжения. Девушка действительно здесь — висит на одежном крюке. На ней смятый купальный халат, колени подогнуты, голова свесилась набок так, что виден веревочный узел, затянутый у правого уха. Она безжизненна и холодна.

ГЛАВА IV

I

Я выглянул в коридор. Он пуст. Но отдаленный шумок свидетельствует, что за этими многочисленными дверями дамы полусвета решили наконец–то начать новый день.

Осторожно покидаю квартиру № 23 и закрываю за собой дверь. Снимаю шляпу, обтираю лицо носовым платком, закуриваю, с жадностью глотая дым. Это немного помогает мне прийти в себя. И все же ощущаю острую потребность в глотке виски.

Перехожу в коридор и останавливаюсь перед дверью квартиры рыжей красотки. Слева пришпилена булавкой карточка: “Мисс Джой Дредон бывает дома ежедневно после пяти вечера”.

Легонько стукнул в дверь — почти поскребся, как мышь. Но долго ждать не пришлось. Дверь приоткрылась сантиметров на десять, и мисс Дредон разглядывала меня в эту щель. Прежней приветливости как не бывало.

— Что вам угодно?

Ее большие зеленые глаза светились недоверчивостью. Я решил, что не следует расточать времени на уговоры и применил самый убедительный метод.

— Мне нужны кое–какие сведения и за них я склонен неплохо заплатить, — сказал я, протягивая ей свою визитку. — Мой тариф — за десять минут разговора двадцать долларов новыми, хрустящими банкнотами. Полная гарантия неразглашения.

Она изучала карточку с той долей озабоченности, что присуща людям, не слишком много времени уделяющим чтению, и которых некоторые термины могут повергнуть в смущение. Затем по складам прочитала низким голосом все, что там было написано.