Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход - Раймонд Чэндлер
Глава 27
Я бесшумно подошел к гаражу и попытался открыть одну из двух широких створок ворот. Ручек на них не было, следовательно, управлялись они выключателем. Я посветил тонким лучом фонарика на дверную коробку, но ничего не обнаружил.
Оставив поиски, я подошел к ящикам с мусором. Деревянные ступени вели ко входу для слуг. На то, что эта дверь будет отперта для моего удобства, я не надеялся. Под крыльцом находилась еще одна дверь. Она оказалась не запертой. За ней было темно и пахло эвкалиптовыми дровами. Я прикрыл ее за собой и снова включил фонарик. В углу была лестница, рядом с ней что-то, похожее на кухонный лифт. Как он управлялся — неизвестно. Я пошел вверх по ступеням.
В отдалении что-то загудело. Я остановился. Гудение стихло. Я возобновил подъем. Гудение не возобновилось. Лестница вывела меня к двери без ручки, и я включил фонарик. Опять то же самое.
Однако не сей раз я нашел выключатель. Он представлял собой вделанную в косяк продолговатую пластинку. К ней прикасалось множество грязных рук. Я нажал ее, и запор со щелчком открылся. Дверь я отворил бережно, словно впервые принимающий ребенка молодой врач.
За дверью находилась кухня. Сквозь просветы в ставнях на белый угол печки и никелированную сковородку, стоявшую на ней, падали лунные лучи.
Кухня была просторной, как танцевальный зал. Открытый проем вел в до потолка выложенную кафелем буфетную. Раковина, встроенный в стену громадный холодильник, множество электрических автоматов для сбивания коктейлей. Выбирай себе отраву, нажимай кнопку, и, четыре дня спустя, очнешься в больничной палате на покрытом резиной столе.
Из буфетной обычная дверь вела в темную столовую, оттуда — на застекленную веранду, на которую лунный свет лился, словно вода в шлюзы плотины.
Устланный ковровой дорожкой коридор вел неизвестно куда. Еще один прямоугольный проем. От него в темноту, поднимаясь туда, где, очевидно, были стеклянные кирпичи и мерцала нержавеющая сталь, уходила прямая лестница.
Наконец я оказался, как следовало полагать, в гостиной. Окна были занавешены, стояла темнота, но чувствовалось, что комната большая. Темень была непроглядной. Затаив дыхание, я прислушался: вдруг из темноты за мной следят тигры. Или неподвижно стоящие и неслышно дышащие ртом ребята с большими пистолетами. Конечно же, здесь никого и ничего нет, просто не там, где нужно, разыгралось воображение.
Я бесшумно подошел к стене и попытался нащупать выключатель освещения.
Выключатели есть всюду. У всех. Обычно справа при входе. Ты входишь в темную комнату и включаешь свет. Ладно, Марлоу, это у тебя выключатель в положенном месте и на положенной высоте. А тут по-другому. Дом этот не такой, как все. Здесь особые способы открывать двери и включать освещение.
Может, на сей раз требуется что-то из ряда вон выходящее, например, пропеть «ля» выше «си», или же наступить на плоскую кнопку под ковром, или просто сказать «Да будет свет»; микрофон уловит эти слова, превратит звуковые колебания в легкий электрический импульс, трансформатор усилит его, и бесшумный ртутный выключатель сработает.
В тот вечер я был душевным человеком. Ищущим общества в потемках и готовым заплатить за него большую цену. «Люгер» же под мышкой и пистолет тридцать второго калибра в руке делали меня опасным, до зубов вооруженным Марлоу, парнем из Цианидного ущелья.
Разжав губы, я громко произнес:
— Привет, привет. Нужен здесь кому-нибудь детектив?
Никакого ответа, даже ничего похожего на эхо. Мой голос упал в тишину, как усталая голова на взбитую подушку.
И тут за карнизом, огибающим эту огромную комнату, стал разгораться янтарный свет. Очень медленно, как в театре, регулируемый реостатом. Окна были занавешены толстыми шторами абрикосового цвета.
Стены тоже абрикосового цвета. В дальнем конце комнаты — стоящий чуть наискосок рядом со входом в буфетную бар. Альков с маленькими столиками и мягкими сиденьями. Напольные лампы, мягкие кресла, вмещающие двоих, прочие атрибуты гостиной — и длинные застеленные столы посередине.
Ребята с дорожного поста оказались в общем-то правы. Однако в Этом притоне не было ни малейшего признака жизни. Он был безлюден. Почти безлюден. Не совсем безлюден.
Прислонясь сбоку к большому креслу, в зале стояла блондинка в светло-коричневом манто. Руки она держала в карманах. Волосы ее были небрежно взбиты, а лицо не было мертвенно-бледным лишь потому, что не был белым свет.
— Не нужно приветов, — произнесла она безжизненным голосом. — Вы опять явились слишком поздно.
— Поздно для чего?
Я направился к ней. Приближаться к этой женщине всегда было приятно.
Даже теперь, даже в этом слишком уж тихом доме.
— Оказывается, вы сообразительны, — сказала она. — Вот уж не думала. Как это вы сумели войти в дом? Вы… — голос ее оборвался. — Мне надо выпить, — произнесла она после напряженной паузы. — А то свалюсь, чего доброго.
— Прекрасное манто. — Я подошел к ней. Протянув руку, коснулся его.
Мисс Уэлд не шевельнулась. Она то и дело сжимала губы, чтобы унять их дрожь.
— Каменная куница, — прошептала она. — Сорок тысяч долларов. Взято напрокат для участия в этом фильме.
— Действие происходит здесь? — Я обвел рукой комнату.
— Этот фильм кладет конец всем фильмам — для меня. Мне… мне очень нужно выпить. Если я попытаюсь идти… — ее ясный голос превратился в шепот и затих. Веки трепетали.
— Падайте, падайте в обморок, — предложил я. — Подхвачу на первом же отскоке от пола.
Мисс Уэлд попыталась улыбнуться и, изо всех сил стараясь не упасть, сжала губы.
— Почему я появился слишком поздно? Поздно для чего?
— Чтобы получить пулю.
— Ерунда, я весь вечер был наготове. Меня привезла мисс Гонсалес.
— Знаю.
Я снова коснулся манто. Приятно касаться вещи, стоящей сорок тысяч долларов, пусть даже она взята напрокат.
— Долорес будет ужасно разочарована, — сказала мисс Уэлд. Вокруг губ у нее разлилась бледность.
— Нет.
— Она послала вас на верную смерть — как и Стейна.
— Возможно, поначалу и хотела послать. Но передумала.
Мисс Уэлд засмеялась. Это был глупый, вымученный смешок: так, пытаясь важничать на чаепитии в игорной комнате, смеется ребенок.
— Вы умеете привлекать женщин, — прошептала она. — Как вам это удается, черт возьми? С помощью дурманящих сигарет? Не одеждой ведь, не деньгами, не личным обаянием. Его у вас просто нет. Вы не особенно молоды, не особенно красивы. Лучшие ваши дни уже позади, и…
Язык ее работал все быстрее, словно мотор с испорченным клапаном.
Наконец она затараторила. Потом умолкла, в изнеможении вздохнула и, подогнув колени, рухнула прямо мне на руки.
Если она разыграла это, то разыграла превосходно. Будь у меня пистолеты даже во всех девяти карманах,
