Рэймонд Чандлер - Прощай, моя красотка
Пока я надевал плащ, Мэрриот продолжал говорить высоким возбужденным голосом и подбрасывать в руках толстый пакет в оберточной бумаге с восьмью кусками в нем.
Пуриссима Каньон имеет внутри ровную площадку, от дороги ее отделяет белая изгородь. В ложбину ведет разбитая дорога, в конце которой мы должны остановиться и ждать с выключенными фарами. Жилья вокруг никакого.
Он вручил мне пакет, я раскрыл его и посмотрел, что в нем. Да, действительно, деньги, и причем толстенная пачка. Засунув пакет в карман плаща, я почувствовал, как он врезался мне в ребро.
Мэрриот выключил свет, открыл дверь и посмотрел в туманную пелену. Мы спустились по винтовой лестнице к гаражу.
Было сыро, впрочем, в предгорьях всегда по ночам бывает туман. Мне пришлось включить на некоторое время стеклоочиститель, чтобы убрать, появившуюся там росу. Машина катила легко, мощный мотор урчал равномерно. Было такое ощущение, будто этот иностранный лимузин управлял сам собой, а руль мне приходилось держать просто так, для видимости.
Мы две минуты выписывали петли по горному склону, пока не выскочили на шоссе прямо возле кафе. Теперь я понял, почему Мэрриот посоветовал мне подняться по лестнице. Я мог бы кататься по этим извилистым запутанным улицам часами, а продвинулся б не дальше червяка в банке рыболова.
На шоссе огни мчащихся потоком машин создавали сплошные, почти непрерывные лучи света в двух направлениях. Через минуту пути возле большой станции техобслуживания мы повернули в сторону от океана. Стало тихо. Кругом не было ни души и пахло полынью.
Промчалось несколько машин. Поливая дорогу холодным белым светом, рыча, растворились в темноте.
Мэрриот наклонился вперед с заднего сиденья и сказал:
— Огни направо — это клуб пляжа Бельведер. Следующий каньон — Лас Пулгас, а за ним — Пуриссима. Мы свернем направо в конце второго подъема, — в его голосе слышалось напряжение.
Мы поехали дальше. Появились какие-то домики.
— Спрячьтесь, не высовывайте голову, — сказал я через плечо. — Они могут все время следить за нами. А парням могут прийтись не по душе близнецы.
Мы спустились вниз, затем поднялись вверх и, проехав немного, снова вниз и вверх. Тогда Мэрриот сказал мне прямо в ухо:
— Следующая улица направо. Дом с квадратной башенкой. Свернете за ним.
— Надеюсь, вы им не помогли выбирать это место?
— Нет, конечно, — сказал он мрачно. — Я просто случайно немного знаю эти каньоны.
Я повернул направо за домом с белой башенкой, покрытой черепицей. Огни на мгновение осветили табличку с названием улицы: Камина де ла Коста. Мы скользнули вниз по широкой улице с бездействующими фонарями вдоль поросшего сорняком тротуара. Торговца недвижимостью этот район не заинтересовал бы. В темноте стрекотали сверчки и квакали лягушки. Все это было хорошо слышно, так бесшумно шла машина Мэрриота. Создавалось впечатление, что эта окраина городка давно заброшена: было начато строительство, но по какой-то причине прекратилось.
В первом квартале был одинокий дом, потом один дом на два квартала, потом никаких домов. В одном — двух окнах горел свет, но казалось, что все уже здесь давно спят. Внезапно мощеная улица оборвалась, и началась обычная утрамбованная дорога, твердая, как бетон. Эта дорога сузилась и бросилась вниз меж кустов, стеной стоящих по обе стороны. Огни клуба пляжа Бельведер висели в воздухе справа, а впереди слабо отсвечивала полоска океана. Острый запах полыни заполнял ночь. Затем появились неясные очертания белого ограждения поперек пути, и Мэрриот снова заговорил:
— Я не думаю, что здесь можно проехать, — сказал он. — Похоже, машина не пройдет, широковата.
Дорогу перекрывал белый забор, разломанный с левой стороны, что между ним и кустарником могла протиснуться только легковушка. Я выключил мотор, переключился на ближний свет и сидел, вслушиваясь. Ничего. Я совсем выключил фары и вышел из машины. Кузнечики прекратили стрекотание. На некоторое время воцарилась такая тишина, что я слышал звук машин на шоссе на расстоянии мили отсюда. Затем начал стрекотать сначала один кузнечик, за ним другой, и вскоре опять поднялся оглушительный стрекот.
— Сидите тихо. Я спущусь ниже и посмотрю, — прошептал я в машину.
Потрогал пистолет под пиджаком и пошел вперед. Между кустарником и ограждением было больше места, чем казалось издали. Кто-то вырубил ветки — на земле остались следы от автопокрышек. Может быть, молодежь приезжает вниз, в долину, чтобы целоваться и обниматься теплыми ночами. Я прошел мимо ограждения. Через полсотни шагов дорога повернула и пошла вниз, немного извиваясь. Снизу, из тьмы, доносились неясные звуки моря. А вдали — огни машин на шоссе. Я пошел дальше. Обрывалась дорога в неглубокой чашеобразной впадине, окруженной кустарником. Площадка была пуста. К ней не было другого подхода. Я стоял в тишине и до предела напрягал слух.
Минуты шли, а я продолжал вслушиваться. Никто не приходил, уже казалось, что я вообще один в этой пустоте.
Потом я повнимательнее посмотрел на освещенный пляжный клуб. Из окон его верхнего этажа можно было держать всю эту площадку в поле зрения, имея хороший бинокль. Можно было видеть приезжающие машины, кто из них выходит. Сидя в темной комнате, можно увидеть очень много подробностей.
Я повернулся и пошел назад. Совсем рядом застрекотал кузнечик и испугал меня, я отпрыгнул. Прошел мимо белой ограды. Ничего и никого. Черная машина стояла, выделяясь на фоне серого от дальних огней неба. Я подошел к машине, поставил ногу на подножку.
— Похоже на проверку, — сказал я очень тихо, но так, чтоб Мэрриот меня услышал. — Хотят проверить, как вы подчиняетесь приказам.
Мэрриот не ответил.
Сзади послышалось какое-то неясное движение. Я напряг зрение, пытаясь разглядеть что-нибудь в кустах.
В следующий момент кто-то мастерски ударил меня по затылку. Позже я вспомнил, что еще успел услышать короткий свистящий звук разрубаемого воздуха.
Глава 10
— Минуты три, — раздался голос. — Может, пять. Или шесть. Должно быть, они уехали быстро и тихо. А он даже и не пикнул.
Я открыл глаза и неясно увидел холодную звезду. Я лежал на спине. Мне было плохо.
Голос продолжал:
— Вероятно, немного дольше. Может быть, даже восемь минут. Они, наверное, были в кустах, как раз где остановилась машина. А Мэрриот просто испугался. Они могли его осветить фонариком — он и убежал панически. Он же труслив, как баба.
Тишина. Я встал на одно колено. Боль прошила насквозь от затылка до пяток.
— Тогда один из них влез в машину и стал ждать твоего возвращения, остальные снова спрятались. Наверное, они все-таки ожидали, что он струсит и приедет не один. Или их насторожил его голос по телефону.
Я балансировал, как пьяный, опираясь на ладони.
— Да, так оно и было, — подтвердил голос. Это был мой голос. Я разговаривал сам с собой, приходя в сознание. Я подсознательно пытался понять, что же произошло. — Да заткнись ты, — сказал я и прекратил вести разговор с собой.
Вдалеке — рокот моторов, ближе — стрекот кузнечиков. И квакание древесных лягушек. Сейчас мне были противны эти звуки.
Я сунул руку в карман плаща. Естественно, никакого пакета. Рука скользнула в карман пиджака. Бумажник на месте. Меня интересовало, была ли в нем моя сотня. Пистолет тоже на месте, в кобуре. Это приятно поразило: очень учтиво со стороны налетчиков. Так же учтиво, как закрывать глаза покойнику, только что зарезав его. Я снял шляпу, не без боли, и пощупал голову, добрую старую голову, которую я носил на плечах довольно долго. Затылок побаливал. Спасибо, шляпа смягчила удар. И голова еще могла мне послужить.
Я снова уперся в землю правой рукой, поднял левую и водил ее перед глазами, пока не увидел часы. Светящийся циферблат показывал 10.56.
Звонок раздался в 10.08. Мэрриот разговаривал около двух минут. Еще через четыре мы вышли из дому. Время идет очень медленно, когда вы что-то действительно делаете. Я имею в виду, что вы можете совершить многое за малое время. О'кей. Значит, было, скажем, 10.15. До этого места мы ехали минут 12. 10.27. Я выхожу, спускаюсь вниз, трачу восемь минут, пялясь по сторонам, и возвращаюсь назад, чтобы мне обработали голову. 10.35. Это та минута, когда я упал и разбил лицо. У меня поцарапан подбородок, поэтому я знаю, что упал лицом на землю.
Часы показывали 10.56. Это значит, что я был без сознания 20 минут. Двадцатиминутный сон. Прилично. За это время я упустил шайку и потерял восемь тысяч долларов. Ну, а почему бы и нет? За двадцать минут можно потопить крейсер, сбить три-четыре самолета, умереть, жениться, погореть, найти новую работу, вырвать зуб, удалить гланды. За двадцать минут можно даже с постели подняться утром. А если очень постараться, то найти стакан воды в ночном клубе. Двадцатиминутный сон. Это много. Особенно холодной ночью на улице. Я начал дрожать.
