Марио Пьюзо - Крестный отец
— Почему, черт побери, ты каждый день ходишь в церковь? — спросил он. — В воскресенье — это понятно, но почему каждый день? Ты хуже моей матери.
Он протянул в темноте руку и включил настольную лампу. Кей сидела на краю кровати и натягивала чулки.
— Это всегда так, — ответила она. — Принявший веру добровольно всегда фанатичнее родившегося в этой вере.
Майкл протянул руку и дотронулся до ее бедра у края нейлонового чулка.
— Нет, — сказала Кей. — У меня сегодня причащение.
Майкл не пытался задержать ее, когда она встала с кровати. Он улыбнулся уголками рта и сказал:
— Если ты такая фанатичная католичка, то почему ты позволяешь детям избегать посещения церкви?
— У них еще много времени, — ответила Кей. — Вот вернемся домой, я заставлю их ходить почаще.
Она поцеловала мужа и вышла. На востоке уже всходило красное солнце. Кей направилась к своей машине, которая стояла возле ворот аллеи. В машине уже сидела мама Корлеоне в своей черной траурной одежде. Совместная утренняя молитва превратилась у них в привычку.
Кей поцеловала старушку в ее морщинистую щеку и уселась за руль.
— Ты есть завтрак? — подозрительным тоном спросила мама Корлеоне.
— Нет, — ответила Кей.
Кей забыла однажды, что после полуночи и до причастия не полагается есть. Это было давно, но с тех пор мама Корлеоне на нее не полагалась и всегда проверяла.
— Ты чувствовать себя хорошо? — спросила старуха.
— Да, — ответила Кей.
В утреннем солнце церковь казалась еще более пустой и маленькой, чем была на самом деле. Цветные стекла не давали теплу проникнуть внутрь. Кей помогла свекрови подняться по белым каменным ступенькам. Старуха любила сидеть на передней скамье, поближе к алтарю. Кей постояла возле каменных ступеней. В этот последний момент она всегда чего-то пугалась и всегда колебалась.
Наконец, она решилась и вошла в прохладную темноту. Окунув кончики пальцев в святую воду, она перекрестилась. Высохшие губы жадно касались приятной влаги. Перед образами святых и распятым Христом мерцали красные свечи. Войдя в свой ряд, она стала на колени в ожидании святого хлеба. Она склонила голову, будто в молитве, но мысли ее были заняты совершенно иным.
Только здесь, в темной церкви, она позволяла себе думать о второй жизни мужа, о той страшной ночи, когда он, использовав ее доверие и любовь, заставил поверить в свою непричастность к смерти Карло.
Именно из-за этой лжи, а не самого убийства, она оставила его. Назавтра утром она взяла детей и уехала к родителям в Нью-Хэмпшир. Она не сказала никому ни слова, не понимала даже, что делает. Майкл сразу понял. Он позвонил ей в первый день, а потом оставил в покое. Это было за неделю до того, как перед ее домом остановилась машина с Хагеном за рулем.
Этот самый длинный и самый страшный в ее жизни день она провела в обществе Тома Хагена. Они вышли прогуляться в городской парк.
Кей допустила ошибку, начав с шутки.
— Майк послал тебя угрожать мне? — спросила она. — Где ваши парни с пистолетами, которые должны заставить меня вернуться.
Впервые за все время их знакомства Хаген рассердился.
— Это самая большая нелепость, которую я когда-либо слышал, — грубо сказал он. — От такой женщины, как ты, я этого не ожидал. Оставь глупости, Кей.
— Хорошо, — сказала она.
Они шли по узкой зеленой тропинке.
— Почему ты сбежала? — тихо спросил Хаген.
— Потому что Майкл солгал мне, — ответила Кей. — Потому что он обманул меня, став крестным мальчика Конни. Я не могу любить такого человека. Я не могу с ним жить. Я не могу допустить, чтобы он был отцом моих детей.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал Хаген.
— Он убил мужа своей сестры. Это ты понимаешь? — сказала она и перевела дыхание. — И он солгал мне.
Долго они шли молча. Наконец Хаген сказал:
— Ты не можешь знать, что это правда. Но предположим, что это правда. Я этого не говорил, помни. А если я докажу, что действия твоего мужа были правильными?
Кей с презрением посмотрела на него.
— Я впервые вижу в тебе адвоката, Том, — сказала Кей. — И это не лучшая твоя сторона.
Хаген улыбнулся.
— О'кэй, только выслушай меня, — сказал он. — Что, если Карло подставил Сонни под удар, указал на него? Что, если побои, которыми он наградил Конни, были провокацией, и убийцы знали, что Сонни поедет через Джон-Бич? Что, если Карло заплатили за участие в убийстве Сонни? Что тогда?
Кей не ответила.
— А что, если дон, этот великий человек, не мог заставить себя сделать это, что обязан был сделать: отомстить за смерть сына и убить мужа своей дочери? Что, если из-за этого он отошел от дел и сделал Майкла наследником, взвалив на его плечи эту тяжелую ношу?
— Но все было позади, — сказала Кей и заплакала. — Все были счастливы. Почему нельзя было простить Карло? Почему нельзя было забыть?
Она повела Тома к тенистой лужайке под сенью старого дуба. Хаген прилег на траву и вздохнул. Он огляделся, снова вздохнул и сказал:
— Такова жизнь.
— Он не тот человек, за которого я вышла замуж, — сказала Кей.
Хаген рассмеялся.
— Будь он таким, его давно не было бы в живых. Ты была бы уже вдовой. И тогда у тебя не было бы никаких проблем.
— Что это должно означать? — набросилась на него Кей. — Оставь, Том, хоть раз в жизни называй вещи своими именами. Ты ведь не сицилиец, ты можешь сказать женщине правду, отнестись к ней, как к равной, как к человеческому существу.
Последовало неловкое молчание. Потом Хаген отрицательно покачал головой.
— Ты ошибаешься относительно Майка, — сказал он. — Он солгал тебе? Но ведь он предупреждал, что не будет давать тебе отчет о своих делах. Он был крестным сына Карло? Но ведь ты заставила его пойти на это. Впрочем, это был со всех точек зрения правильный шаг, если он намеревался отомстить Карло. Он завоевал доверие жертвы, это классический ход. — Хаген печально улыбнулся. — Это и есть «называть вещи своими именами»?
Кей опустила голову.
— Что ж, назову еще несколько вещей. После смерти дона они намеревались убить Майка. И знаешь, кто направлял их? Тессио. Тогда возникла необходимость убрать Тессио. Карло тоже должен был умереть, так как нельзя прощать измену. Майкл мог простить, но люди никогда не могут простить себе подобные поступки, и становятся опасными. Майкл любил Тессио. Он любит свою сестру. Но он думает прежде всего о своем долге перед тобой и детьми, он заботится о всей семье. Прости он Тессио и Карло, они являли бы собой опасность для всех нас, на протяжении всей нашей жизни.
Кей слушала и слезы катились по ее щекам.
— Майкл послал, чтобы ты рассказал мне все это? — спросила она.
Хаген посмотрел на нее с искренним удивлением.
— Нет, — сказал он. — Он просил передать, что ты можешь получить все, что хочешь и делать все, что хочешь, пока ты заботишься о детях. — Хаген улыбнулся. — Он просил передать, что ты его «дон». В шутку, разумеется.
Кей положила ладонь на руку Хагена.
— А все остальное он не просил тебя рассказывать?
Хаген колебался, как бы раздумывая, сказать ли ей правду до конца.
— Ты все еще не понимаешь, — сказал он наконец. — Передай ты Майклу, что я тебе сегодня рассказал, меня можно было бы считать трупом. — Он перевел дыхание. — Только тебя, тебя и детей он не может тронуть.
Прошло пять долгих минут, пока Кей встала, и они направились к дому. Когда они были у самых дверей дома, Кей спросила Хагена:
— После ужина ты сможешь отвезти меня и детей в Нью-Йорк?
— Для этого я и приехал, — ответил Хаген.
Через неделю после этого она начала готовиться к переходу в католичество.
В самой отдаленной нише церкви зазвенел колокольчик. Кей легонько ударила себя в грудь, как бы раскаиваясь в своих грехах. Колокольчик зазвонил во второй раз, и послышался топот ног прихожан, направляющихся к алтарю. Кей встала и присоединилась к ним. У алтаря она встала на колени и после очередного звонка ударила себя сжатым кулаком. К ней подошел священник. Она открыла рот и почувствовала вкус тонкой, как бумага, просвиры. Это был самый страшный момент.
Очищенная от греха, она наклонила голову и протянула руки к алтарю.
Она очистила свой мозг от всех мыслей о себе, о детях, об опасности… После этого она сделала то, что делала каждый день после смерти Карло Ричи: помолилась за спасение души Майкла Корлеоне.
