Шифрованный счёт - Самбук Ростислав Феодосьевич
Карл не сводил глаз с Каммхубеля. А тот улыбался, словно читал мысли Карла, будто уловил в них что-то неизвестное. Так и вышел на веранду.
И снова Карл вспомнил Гюнтера и Аннет: сколько же они наедине? Наверное, целую вечность. Посмотрел на часы: неужели он столько проговорил с Каммхубелем? — на цыпочках стал подниматься по ступенькам.
Ещё издали увидел: двери в комнату Аннет открыты. Итак, она у Гюнтера!
Постоял, пытаясь унять волнение, но, так и не уняв, направился к дверям мансарды. Не знал, для чего — ведь никогда не подслушивал, считая это подлостью, на которую не способен, но, может быть, обманывал себя, легко осуждать пороки других, а когда дело касается тебя самого…
Заглянул в комнату Аннет и остановился. Стоял и боялся пошевелиться — девушка сидела на подоконнике боком к нему и читала. Упёрлась ногами в оконную раму, колени торчали почти вровень с подбородком. Аннет наморщила лоб и такой показалась красивой и обаятельной, что у парня перехватило дыхание. Шагнул вперёд, кашлянул громко, уже не скрываясь. Аннет встала, спрятав книгу за спину.
— Где Гюнтер?
Показала глазами, не отвечая.
— Что случилось? — Он уже догадывался, но хотел услышать подтверждение. Карлу стало даже жалко Гюнтера. — Поссорились?
Аннет пожала плечами.
— Он такой назойливый… — осеклась, вспомнив, как Гюнтер пытался поцеловать её. До этого он не был неприятным ей, даже пробуждал интерес, но почувствовала, что ответить на поцелуй не сможет.
Карл стоял перед Аннет, но смотрел не на неё — в окно. Последние слова смутили его: «Он такой назойливый…» А если бы не был назойливым?
Девушка засуетилась и подвинула к нему стул.
— Дядя заговорил тебя?
Она впервые сказала «тебя». Почему — Карл не знал, возможно, это было проявлением доверия или дружелюбия, а может, оговорилась.
Чтобы прийти в себя, Карл вынул сигарету, пошарил по карманам, отыскивая зажигалку.
Сел на стул. Девушка снова пристроилась на подоконнике.
— Сегодня ночью мы уезжаем, — сказал Карл.
Аннет посмотрела на него исподлобья.
— Как-то нехорошо получилось, извини… Но вы так громко разговаривали, что я все слышала.
— Ну и что же?
— Завидую вам. Интересно. И увидите Италию…
— Я там бывал не раз, — сказал Карл, и, наверно, начался бы разговор об итальянских достопримечательностях, если бы парню не пришла мысль предложить: — Хочешь с нами?
Он спросил просто из вежливости, ни на что не надеясь, но Аннет ответила вполне уверенно:
— Очень хочу!
Карл не поверил:
— Ты не шутишь?
— Нисколько.
— Мне тоже очень хочется, чтобы ты поехала. — Это прозвучало как выражение симпатии, даже больше, возможно, Аннет поняла его, и ей не было неприятно признание Карла, ибо наклонилась к нему, сделала жест, будто хотела взлохматить причёску или дотронуться до щеки, но удержалась — улыбнулась и спросила:
— Значит, возьмёшь?
— С радостью!
Она спросила о вполне конкретной вещи, но Карл видел в её глазах другое. Отвечая «с радостью», тоже вложил в эти два слова иной смысл. Аннет поняла, запрокинула голову, подставила лицо солнцу и радостно засмеялась. И все вокруг стало тоже радостным: и солнечные зайчики, что трепетали на её подбородке и отражались в глазах, и её смех, светлый и звонкий, и кусочек безоблачного неба, которое, казалось, ворвалось в комнату и окрасило все вокруг голубизной, даже обычные домашние вещи сделало прозрачными и невесомыми.
Но Аннет умолкла, и небо отступило из комнаты. Словно пытаясь догнать его, Карл подошёл к окну, сейчас он ощущал тепло, исходящее от девушки, оно дурманило его, но помнил слова о назойливости и все же не мог удержаться: дотронулся рукой до плеча Аннет слегка, готовый в ту же секунду отнять ладонь, но Аннет прижалась к его пальцам щекой, может, на один лишь миг и сразу же соскочила с подоконника.
Карл все ещё стоял растерянный, а она уже засуетилась, собирая вещи.
— Нам придётся заехать во Франкфурт. — И, увидев, что Карл не понимает, объяснила: — Документы… Несколько дней на оформление документов.
— Не страшно.
Карл согласился бы ждать и неделю, и месяц, только бы не расставаться с Аннет. Черт возьми, неужели он так влюбился?
— А как посмотрит на это Гюнтер?
— Мы его сейчас спросим. Думаю, Гюнтер тоже будет рад.
Аннет посмотрела внимательно: что это — проявление благородства или детское простодушие? Но не стала спорить.
Карл выглянул в коридор, позвал:
— Гюнтер, ты ещё жив?
Тот открыл дверь.
— Можно не мешать?.. — процедил сквозь зубы. Ему неприятно было видеть сияющее лицо Карла и рядом такую же радостную улыбку на устах Аннет. Почувствовал своё превосходство, каким утешался во время спектаклей, когда входил в роль, а он и на самом деле вошёл в роль — размышлял о пьесе, и она все ещё стояла перед глазами. И сказал то, что думал, — ему было безразлично, как воспримут это Карл и Аннет, говорил не им, а будто в переполненный зал, даже всему человечеству: — Я только что понял… Да, эта мысль засела мне в мозг и представляться при явной парадоксальности единственно правильной… Все говорят, пишут, доказывают: настоящий талант неотделим от гуманизма. Глупости! Талант должен быть злым! Да, всем нам не хватает порядочной порции злости, злости совершенно определённой — вместе с талантом она будет бить в цель, уничтожать подлость и разрушать власть имущих и, главное, вдохновлять тех, кто идёт за талантом, кто сочувствует ему. Талантливый гуманист — вредный, он размягчает людей, убаюкивает, а злой и гневный — зовёт на баррикады!
— Однако же, — возразила Аннет, — гуманность совсем не исключает злобы. Она укрепляет ненависть к врагам человека, к тем, кто унижает его.
А Карл не выдержал и спросил ехидно:
— Не хочешь ли ты сам стать злым пророком человечества?
Гюнтер не воспринял ни возражения девушки, ни иронии Карла.
— Мы воспламеним человеческие сердца, и дай бог, чтобы пепел Клааса не развеялся ветром!
— Я всегда знал, что ты талант, — сказал Карл, — но не об этом сейчас разговор. Слушай внимательно, гений. Аннет едет с нами.
Гюнтер опустился с небес. Какая-то тень промелькнула на его лице, он переспросил:
— Фрейлейн Аннет? С нами?
— Сегодня ночью мы двинемся в Италию.
— Но почему в Италию? — не понял Гюнтер.
Карл рассказал, как Каммхубель разузнал о Пфердменгесе.
Гюнтер слушал внимательно, кивал головой, но никак не мог скрыть неудовольствия — этот Карл Хаген оказался болтуном, ещё двое узнали о цели их путешествия. Правда, Каммхубель — человек серьёзный, от него вряд ли стоит ждать каверзы, а племянница… обыкновенная девчонка, симпатичная, не возразишь, но чем красивее женщина, тем она непостижимей — от такой можно ждать любых выкрутасов.
Гюнтер вымученно улыбнулся.
— Я рад вашей компании, фрейлейн Каммхубель.
Стекло в машине опустили, и её продувало со всех сторон, но это не приносило желаемой прохлады. Особенно, когда ехали по извилистым горным дорогам, где сорок километров в час уже считалось лихачеством. Склоны, покрытые низкорослым кустарником и травой, казалось, раскалены жарой, над ними дрожал прозрачный горячий воздух, от перегретого асфальта горько пахло смолой — не верилось, что совсем недавно шоссе обступали зеленые альпийские луга, а от холодной воды горных ключей сводило рот.
Гюнтер глотнул из бутылки тепловатого лимонада, сплюнул с отвращением.
— В Терни остановимся на несколько минут возле какой-нибудь траттории, — предложил он. — Я умру, если не глотну воды со льдом.
В Рим приехали поздно вечером, переночевали в дешёвом отёле на окраине и решили не задерживаться — удивительно, но решила так Аннет, хотя она раньше не бывала в древнем городе. И не потому, что ей не хотелось взойти на Капитолий или осмотреть Ватиканский музей, просто знала, что и Карл и Гюнтер мыслями давно уже в Ассизи — разве будешь со спокойной душой рассматривать интереснейшие руины, когда до места назначения осталось три часа езды?
