Александр Войнов - Киносценарий «Бриллианты из подворотни»
Сева подхватывает чемодан, переходит на другую сторону улицы и ловит такси. Две первые машины заняты пассажирами и не останавливаются. Шлихт стоит так, что попадает в поле зрения Крока и подает ему знак. Машина плавно трогается и останавливается возле Севы. Сева называет адрес , ставит чемодан на заднее сиденье и садится в машину.
- Мы согласны. Согласны по триста сорок пять- кричат таджи.
Им вторит Шлихт. -Поликарпыч, вернись. Они согласны.-
Сева извиняется перед водителем, выходит из машины и прихватывает чемодан с газетами и хлебом. На чемодане из под крышки торчит красная бахрома. Все опять возвращаются в сквер. Бабаи отсчитывают положенную сумму и получают чемодан с ключами. Крокодил проезжает квартал , заворачивает за угол и останавливается. Шлихт и Сева подходят к машине и усаживаются на заднее сиденье.
- С почином всех. - поздравляет партнеров Сева - семнадцать штук , как с куста. И, обращаясь к водителю, добавляет.
-Жми на Талин-.
Поздний вечер . В этапном бараке колонии строго режима полумрак. На стене плакат «Позор чифиристам и салоедам». Зеки после бани развешивают на нарах мокрое белье и чифирят. Шлихт сидит в проходе между нарами, намазывает на хлеб толстый слой маргарина, сверху покрывает яблочным джемом, присыпает халвой и, запивая чаем из алюминиевой кружки, медленно, с удовольствием, жует.
- Это сладкое слово халва - произносит он глубокомысленно.
- Если хочешь быть здоровым, ешь один и в темноте - к Шлхиту обращается бугор этапа- а меня кто будет халвой угощать?
- Никто - нехотя отвечает Шлихт. У тебя от халвы может случиться диарея.
- Зря ты пыжишься, землячок - предупреждает бригадир - здесь зона красная и наши верх держат. Ты так долго не протянешь.
Утро следующего дня. В локальном секторе на плацу бригадир этапа вновь прибывших зеков на хозработы.
- Шлихтов, бери в подсобке грабли и иди скородить контрольную полосу на предзоннике. Если будет побег, сразу останутся следы.
- Я её не пахал , и скородить не собираюсь. Тебе надо, бери грабли и скороди.
Шлихт подходит к колючей проволоке, плюет на контрольно-следовую полосу и уходит в этапный барак. Чурка-конвойный наблюдает за ним с вышки, скалит зубы и поглаживает ствол автомата.
Ночь. В помещении этапа горит тусклая, засиженная мухами, лампа. Шнырь этапа будит Шлихта и шепчет на ухо.
- Иди на умывальник. Разговор есть.
Шлихт зашнуровывает ботинки и идет за шнырем. В умывальнике темнее, чем в бараке, только отблески прожектора с угловой вышки чуть разгоняют темноту. Вдоль стены три темных силуэта. В дальнем углу еще один. Его выдает огонек сигареты. Шлихт, не раздумывая, бьет ближнего ногой в пах, ловит за шею и руку и бросает через бедро. Звенит сигнальный звонок, шнырь включает свет и на Шлихта градом сыпятся удары дубинками.
- Нападение на сотрудника администрации колонии - веско констатирует поднимающийся с пола кривоногий прапорщик. При ярком свете лампочки Шлихт видит, что его окружают охранники колонии.
-Ну, борец, если отделаешься БУРом , в рубашке родился. А то можешь довесок схлопотать и на «крытую» съехать. - Прапорщик последний раз бьет Шлихта дубинкой по голове, защелкивает наручники и уводит на вахту.
День. Одиночная камера барака усиленного режима. Железные нары пристегнуты к стене. Шлихт изо дня в день ходит по диагонали. Четыре шага вперед и четыре назад. Дни похожие друг на друга, тянутся долго и тоскливо.
Открывается «кормушка» и начальник отряда спрашивает.
-Ну, как , исправляешься?
-Твердо становлюсь на путь исправления - бодро отвечает Шлихт.
Капитан протягивает распечатанный конверт с письмом и фотографией.
-Что за графиня тебе пишет?
-Да, был когда-то знаком с графиней – Шлихт показывает фото , на котором он по ошибке сфотографировался в Ливадии на фоне царского туалета со стройной голубоглазой блондинкой- вот замок, в котором мы провели наши лучшие дни, потому , что обпились кислого молока.
Капитан с интересом рассматривает снимок и говорит.
- Тебе повезло, что в БУР законопатился. На зоне карантин. Зеки от дизентерии мрут, как мухи. Срок у тебя не большой, может как-то , и дотянешь до звонка. Через неделю полгода, как ты в БУРе. Приду тебя забирать. Тебе вязать приходилось?
- Дело знакомое - отвечает Шлихт - Норму свяжу до обеда.
Тогда я зачислю тебя в бригаду вязальщиков. Будешь сетки для картошки вязать. Только опять не наломай дров.
-Постараюсь - обещает Шлихт.
Вечер. Вязальный цех. Зеки набивают нитками челноки и, сидя вокруг верстаков, вяжут сетки. Челноки мелькают с поразительной скоростью. В углу , одетые в черные милюстиновые костюмы, на корточках сидят блатные и чифирят. Кружка идет по кругу.
- Не больше двух глотков - командует старый , беззубый зек. И попрошу колымских глотков не делать. А, то горло обожжете.- Все весело смеются.
Шлихт сидит неподвижно, как статуя вязальщика. Он закрепил к верстаку завязку, привязал к ней нитку, зажал в руках челнок и планку и спит. Над ним портрет Стаханова и надпись «А ты сделал норму выработки». В дверях цеха показывается кривоногий прапорщик.
-Атас! Кривой!- слышен голос из дальнего угла.
Чифиристы нехотя расходятся по местам. Прапорщик замечает спящего Шлихта, подкрадывается на цыпочках , сапогом выбивает из под него табурет и, тот оказывается на полу. После падения Шлихт не выпускает из рук челнок и планку и, лежа на спине, начинает быстро вязать. Зеки дружно смеются. Шлихт смеется вместе с ними. Прапорщик белеет о злости.
- Поднимайся , стахановец - командует Кривой- довяжешь в изоляторе. По тебе «крытая» тюрьма плачет.
- Я передовик производства - подымаясь, возмущается Шлихт – у меня сто двадцать процентов. Я стахановец вечный. Спросите у мастера, гражданин начальник.
-Знаем мы таких передовиков. Чужие нормы покупаешь. Шагай на вахту.
День. В высоком бетонном заборе с колючей проволокой и вышкой на углу с противным скрипом распахиваются автоматические ворота и на территорию зоны заезжает серый , забрызганный грязью, автозак. Рядом с воротами в узком проходе открывается кованая дверь и из нее выходит Шлихт. Минуя турникет, он проходит на бетонный плац и щурится от яркого солнечного света.
- Это сладкое слово свобода - радостно произносит Шлихт.
На плацу вокруг кривоного старшего прапорщика толпятся загруженные сумками, кульками и авоськами с продуктами , усталые , озабоченные женщины самого разного возраста и вида. Кривоногий заглядывает в список и громко выкрикивает фамилии. Он простужен и говорит в нос.
- Кто на длительное свидание, следуйте за мной. На краткосрочное ожидайте. Прапорщик замечает Шлихта.
- Ну, что, стахановец , дождался звонка ? - гундосит он.
Шлихт двумя пальцами берет себя за нос и гундосит в ответ.
- Дождался. А ты, Кривой, пошел на повышение. Звездочку на погонах добавил и разводящим на свиданку устроился . А меня на «крытую» грозился сплавить. Ну, ничего. Может, еще свидимся.
- Ничего тебе от нашей встречи не светит - усмехается прапорщик - я заочно юрфак заканчиваю. Не исключено, когда в следующий раз заедешь, я буду начальником колонии. Вот, тогда и потолкуем.
Шлихт аккуратно складывает справку об освобождении, прячет её во внутренний карман телогрейки и уходит. Прапорщик со злостью смотрит ему вслед. От автобусной остановки навстречу Шлихту идет старый, сгорбленный годами человек, одетый неброско, но добротно и очень дорого. Он раскрывает объятия и негромко, но , выговаривая каждое слово, произносит.
- Смерть тому, кто выдумал тюрьму.
Шлихт замирает от удивления. – Здорово, Янкель. Это приятная неожиданность.
-Спасибо, что узнал старого маланца, мой юный друг.
- Уже не такой юный, как двадцать лет назад - грустно замечает Шлихт.
- Да , Хронос самый коварный аферист и мошенник. Он тихо и незаметно отнимает у нас все самое дорогое, почти ничего не давая взамен.
