Астер Беркхоф - Девушка из Бурже
Маркус, словно не слыша его, продолжал:
– Как выглядят родители девушки?
– В каком смысле?
– Я спрашиваю, как выглядят родители этой девушки.
– Ты хотел сказать: как они выглядели?
– Нет. Именно – как выглядят.
Маркус вынул из папки фотографию и показал ее Рено.
– Так? – спросил он.
Затем он достал вторую фотографию.
– Или так?
Поль Рено в растерянности переводил глаза с одной фотографии на другую.
– Наверное… Я уже не помню… прошло около десяти лет. А я их видел-то всего один раз. Я не бывал у них дома, как ты понимаешь. Мы встречались с ней в загородном ресторане, в меблированных комнатах, одним словом, там, где не надо называть себя. Ты же знаешь, как это бывает.
Поль Рено ткнул пальцем в одну из фотографий.
– Я думаю, вот здесь в самом деле они. Маркус покачал головой.
– Тогда, может, эти?
– Тоже нет, – сказал Маркус.
Он достал из папки третью фотографию и протянул ее Полю Рено.
– Вот как они выглядели и как выглядят сейчас.
– Что ты хочешь сказать?
– То, что сказал: они живы.
Собрав фотографии, он положил их в досье.
– Ты никогда не бывал у них в доме, и ребенок никогда не жил у них. Оба они живы, а эта фотография сделана на прошлой неделе.
– Причем сделана мной, – заметил Пьер Сакс.
– Почему ты лжешь, Поль?
– Ну хорошо! – рассердился Поль Рено. – Если ты хочешь все знать…
– Где была девушка, когда родился ребенок?
– Не дома.
– Почему?
– Ах, такие воспоминания долго не держатся в голове. Но если ты намекаешь… Родители выгнали ее из дома, когда узнали, что она ждет ребенка.
– Продолжай.
– Я дал ей деньги, чтобы она сняла небольшую квартиру. Там и родился этот ребенок. Я солгал, сказав, что она умерла при родах, она умерла позднее.
– Кто ухаживал за ней на первых порах?
– Одна женщина.
– Что за женщина?
– Из тех, что обслуживают такие квартиры.
– Ты хочешь сказать, что не в курсе этих дел?
– Ну как сказать…
– Ты оставил девушку и ребенка на попечение этой женщины?
– Нет… ребенок уже родился, когда я пришел.
– Зачем же ты явился?
– Что тут особенного?
– В обычных обстоятельствах – ничего.
– Итак, когда девушка сообщила тебе, что ждет ребенка, ты исчез… а потом?
– Я помог ей с квартирой и заплатил за год вперед!
– Но потом ты исчез на несколько месяцев и не появлялся, ты ведь решил вообще не возвращаться. И вдруг, когда ребенок уже родился, ты вернулся. Для чего?
– Я хотел еще раз ее увидеть… Узнать, как она… что с ребенком…
– Ты сам захотел к ней пойти?
– Что за вопрос?
– Я спрашиваю: ты сам захотел к ней пойти?
– Конечно… Она ведь не знала моего настоящего имени. Не знала, кто я такой и где живу.
Маркус и Пьер Сакс обменялись короткими взглядами, что не укрылось от Поля Рено.
– Ну что вы переглядываетесь! – разозлился он.
– Потому что мы считаем, что это ложь, – сказал Маркус.
– Как она могла вызвать меня? Ведь она не знала…
– Об этом мы позднее поговорим, – перебил его Маркус.
– Что ты сказал тогда девушке?
– Я дал ей еще денег и пообещал устроить на работу. Мой знакомый директор Дома мод в Каннах как раз искал манекенщиц.
– Ей не приходила в голову мысль просить тебя жениться на ней?
– О…
– Она просила тебя об этом?
– Да.
– Что ты ей ответил?
– Это было мучительно, особенно после того как родился ребенок. Я ответил, что не могу на ней жениться. Я дам ей денег и помогу с работой, но жениться не могу.
– Ты тогда уже был знаком с Жаклин?
– Для чего ты это спрашиваешь? – вскипел Рено. – Я знал, я люблю ее, я и тогда уже ее любил. Я женился на ней вовсе не потому, что она была богата, принадлежала к знатному роду и являлась дочерью председателя нашей партии, поверь мне.
– Очень хорошо, – тихо сказал Маркус. – Что случилось после того, как ты сказал Марии-Терезе, что не женишься на ней?
Поль Рено тяжело вздохнул.
– Как я понимаю, ты уже все знаешь… Маркус ничего не ответил, и Поль Рено спросил:
– Ты требуешь, чтобы я сам сказал? Инспектор ждал.
– Она покончила жизнь самоубийством!
7
– Каким образом она это сделала? – спросил Маркус.
– Открыла газовый кран.
– А где в это время находился ребенок?
– У той самой женщины, в ее квартире. Он оставался у нее какое-то время, а потом она отдала его в сиротский дом.
– Родители девушки не захотели его оставить у себя?
– Я не знаю…
– И ты ни разу не возвращался туда после самоубийства?
– Нет… Я был потрясен… Ужасная история… Полагаю, теперь вы знаете все. Нет ли у вас сигареты?
– Это действительно все, Поль? – спросил Маркус.
Поль Рено взглянул на него с испугом.
– Что такое?! Да, она открыла газовый кран, и все было кончено. Что было потом, мне неизвестно.
– Она сама открыла кран?
– Конечно. Что тут непонятного?
– Есть и другое мнение…
– Что за другое мнение? – Вне себя от страха и ярости, Поль закричал: – Надеюсь, вы не думаете, что кран открыл я? Я не делал этого!
– Как я уже говорил, существует и другое мнение…
– Марк, ты не можешь мне не верить! Нет, не можешь! Ты можешь учитывать все точки зрения как инспектор полиции, но в глубине души ты не можешь верить, что я способен на такое!
Маркус снова взял со стола досье и раскрыл его. Бригадир Крик, который все это время сидел в углу комнаты, прислонясь к стене, подошел и сел за стол, пододвинув к себе пишущую машинку.
– Седьмого июня, девять лет тому назад, – читал Маркус, держа перед собой листок, – в Бурже, на улице Бабурже, дом сорок шесть, родился ребенок мужского пола. Мать: Мария-Тереза Сенье, не замужем, манекенщица. Отец: Пьер Леруа, неизвестен.
– Это имя, которое я ей назвал, – сказал Поль Рено, окончательно растерявшись.
– Признаешь ли ты себя отцом ребенка? – спросил Маркус.
Поль Рено, помедлив немного, нехотя выдавил из себя:
– Да, безусловно… Пишущая машинка стучала.
– Ребенок был зарегистрирован в Бюро записи гражданского состояния только семнадцатого июня, то есть спустя десять дней после рождения…
– Мария-Тереза нарочно медлила с регистрацией, она надеялась, что я появлюсь, и тогда… В общем, она не хотела давать ребенку свое имя, потому что тогда он будет признан незаконнорожденным. Она хотела дать ему мою фамилию, но появился полицейский чиновник, и ей ничего иного не оставалось, как записать ребенка под своей фамилией.
– Это произошло до того, как ты к ней заявился?
– Да. Она была очень несчастна. «Мальчик носит мое имя, – сказала она, – но это можно исправить. Если мы поженимся и ты признаешь ребенка, фамилию можно изменить». И тогда я заявил, что об этом не может быть и речи.
– Что она ответила тебе?
– Стала плакать. Она уверяла меня, что сразу после регистрации брака подаст на развод, только бы ребенок получил мою фамилию… Она очень страдала из-за того, что мальчик будет незаконнорожденным. Она все время рыдала и умоляла меня: всю жизнь окружающие будут попрекать его, высмеивать и унижать…
– Что потом?
– Я ушел.
– В котором часу?
– В пять… или в шесть.
– Так в пять или в шесть часов?
– Скорее, в пять.
– Какой день это был?
– Не помню.
– Может быть, это было воскресенье или?.. – Нет, пятница. Это была пятница.
– Пятница, двадцать первого июня.
– Может быть. Сейчас уже не могу сказать точно. Маркус вытащил из папки другой листок.
– Это акт о смерти. Согласно записи, Мария-Тереза умерла в пятницу, двадцать первого июня, отравившись газом. Между семью и восемью часами вечера.
Поль Рено, опустив плечи, скорчился на стуле. От его былой элегантности не осталось и следа.
– Я спрашиваю себя, была ли какая-то связь между моим посещением и самоубийством. Наверное, да. Девушка покончила с собой, потому что я расстался с ней.
– Возможно… – процедил Маркус. Он достал еще одну бумагу.
– Это заявление консьержки дома, где жила девушка. Знаешь ли ты эту женщину?
– Нет, не думаю, чтобы я когда-нибудь ее видел.
– Ты сам снимал эту квартиру? Я имею в виду: ты предварительно осматривал ее?
– Да. Но контракт был составлен на имя Марии-Терезы.
– В таком случае ты должен был видеть консьержку.
– Возможно. Я встречал там разных людей. Я ездил туда с представителем агентства, которому принадлежал этот дом, у него был ключ, и он показал мне квартиру.
– Эта женщина свидетельствует о том, что видела тебя там два раза: первый раз, когда ты приехал посмотреть квартиру…
– Может быть, она и была среди людей, мелькавших там… Я не обратил на нее внимания.
– …И второй раз – в пятницу, двадцать первого июня.
– Возможно.
– Женщина говорит, что в тот день, двадцать первого июня, ты был у Марии-Терезы и выбежал от нее как сумасшедший. Шум твоих шагов привлек ее, и она посмотрела в окошечко, в которое и увидела тебя. Почему у тебя был такой вид?