Игорь Середенко - Хулиган
Алексея бросили в камеру изолятора, где находились трое преступников. Ночью ему приснился необычный сон.
— Сегодня великий день Машенька, — весело произнёс Алексей, — нашему сыну исполнилось пять лет. Это крупная дата, в его славной жизни.
— Да, настоящий праздник, — весело ответила его супруга Маша, — он красивый, сильный и умный, весь в тебя.
— Неужели в меня? Я думаю, что и в тебя, по крайней мере, процентов пятьдесят ему передалось от твоей любви, обаяния, ласки и нежности дорогая.
— Котик мой славный. Я не возражаю, но всё-таки, когда я на него смотрю, то вижу тебя. Вы с ним одно лицо.
— Лапушка моя! Ты прекрасная хозяйка и чудесно готовишь.
— Ты мне льстишь, — она улыбнулась, — однако спасибо тебе.
— Не за что, это правда, — он посмотрел на часы, встроенные в мобильный телефон, — однако мне уже пора на работу. Сегодня сотрудники банка, что-то готовят для меня. Вероятно, хотят поздравить моего сына с пятилетием, — сказал Алексей, заканчивая тарелку салата.
— Да, у тебя на работе дружный коллектив, я так рада этому.
Надев пиджак и черные туфли в прихожей частного дома, Алексей крепко обнял свою молодую жену Машеньку, и горячо поцеловал её на прощание.
— Прощаюсь, как в последний раз, что бы встретится с тобой, как в первый раз.
— Что это?
— Это, китайская пословица. Ну, я пошёл. Пока.
— Счастливо. Ты позвони мне.
— Непременно, дорогая.
Зайдя в гараж, он сел в машину и поехал на работу. Жена глядела на отъезжающую машину, из окна второго этажа, провожая его нежным и тёплым взглядом. Рядом с ней спал, в маленькой кроватке, пятилетний сын.
Проснувшись, от мучительной боли в затылке, Алексей поднялся и сел на нары четырёх местной камеры.
— Что это? — сказал он самому себе. — Нет, это сон. Ну, надо же, приснится же такое, — с тяжелым вздохом произнес он.
Со второй полки раздавался громкий храп с протяжным свистом.
6. Свобода или ад
Прошло шесть лет. Огромная каменная стена, покрытая сверху колючей проволокой, защищала внешнюю границу тюрьмы. Едва тюремные часы пробили девять утра. Открылись массивные ворота, и вышел молодой мужчина, лет двадцати шести, с зелёнными глазами. За его спиной был старенький рюкзачок, в котором находились все его вещи. Это был уже не тот Алексей, которого мы знали когда-то. Это был, настоящий закалённый волк. Жизнь в тюрьме многому его научила. На левой стороне лица, в двух сантиметрах от левого глаза, у него виднелся небольшой шрам, от пореза острым предметом. На его груди и правом плече красовались наколки. На груди — голова дьявола, на плече — какой-то китайский иероглиф, означающий бесконечность перемен — знак Великого Предела (инь и ян). Через четыре дня, Алексей добрался до родного города, в котором он прожил всё своё детство и тяжёлую юность. Теперь у него есть небольшое сбережение, которое он накопил, тяжело работая на лесоповалах в Сибири, отбывая срок заключения. Досрочно освободившись, он приехал в родные края, к своим единственным родным — дедушке и бабушке.
На железнодорожном вокзале Алексея остановил протяжный и жалкий голос подростка.
— Пожалуйста, дайте денег на хлеб, — отозвался тихий голос из-за спины Алексея.
Алексей обернулся, и увидел парня лет семнадцати, одетого в старые, рваные лохмотья, с немытыми волосами на голове и перепачканными щеками. На его правой брючине виднелась небольшая дыра, шнурки на правом кеде отсутствовали, а вместо шнурка, была металлическая скребка, которая и держала обувь на его ноге.
— Ради Христа-спасителя, дайте на хлеб. Пожалуйста, — голос становился всё более протяжнее и жалостнее.
Прохожие проходили мимо. Алексей сразу узнал в этом беспризорнике, а сейчас — бомже, своего бывшего друга и брата, с которым они вместе, когда-то бродили по улицам города.
— Ты не узнаёшь меня? — дружелюбно произнёс Алексей, обращаясь к парню.
Тот некоторое время стоял в недоумении, по-видимому, пытался что-то вспомнить. Но сильный голод мешал ему, его мысли путались, сознание туманилось.
— Вчера, я ударился вот сюда, — он показал пальцем на свой затылок, — но я где-то видел вас.
— Никита! Это же я, Алексей!
— Алёша?.. Алёшка! — он бросился в объятия к нему, чувства переполняли его, по щекам покатились слёзы.
Алексей обнял давнего друга, который, когда-то был ему, как родной брат.
— Тебя выпустили из тюрьмы? А я ведь считал, что ты уже умер.
— Я рад видеть тебя. Ты вырос, — радостно, что увидел старого друга, сказал Алексей.
— А, как я рад!.. — чувства переполнили сердце Никиты, и он вновь заплакал.
— Ну, ну, не надо, Никита, — утешал Алексей старого товарища. — Теперь всё будет хорошо. Я найду работу, заберу тебя к себе, и мы будем жить вместе. Тебе более не надо будет просить милостыню, и рыться в мусорных контейнерах. Будешь учиться. Твой талант, надеюсь, ещё остался? — он пристально посмотрел на Никиту.
— Да. Но я очень редко рисую и леплю. В основном из песка, — он опустил голову, чтобы Алексей не видел его переживания.
— Всё понятно, можешь не прятать от меня свои глаза. Средств нет. Ну, ничего, теперь будут, — он обнял его за плечи, и они пошли в направлении остановки.
— Это правда, ты — Алеша?
— Да, Никитушка, это я… — он дружелюбно засмеялся.
Через десять минут, они уже ехали в маршрутном такси на квартиру к Алексею. Алексей больше всего на свете ждал этого момента, когда он увидит своих стариков, которые после трагической смерти его родителей, стали для него единственными родными людьми. О них он много вспоминал, находясь в долгом и далеком заключении, без права переписки. Власти, опасаясь за новые бунты, запретили ему любое общение с внешним миром. Таков был суровый вердикт судей. Теперь страшные дни остались позади. Те ужасающие времена прошли, оставив лишь извилистый рубец в памяти. Он ехал к своим родным, будучи уже взрослым, совершеннолетним, крепким мужчиной, для того, что бы начать новую жизнь.
— Вот, настали времена. Теперь и бомжи катаются в маршрутках. Дожились! — с презрением сказала женщина лет сорока, сидящая позади Никиты. Этот неприятный голос разбудил в Алексее его трогательные воспоминания и теплые мечты о будущем.
От Никиты действительно шёл скверный запах.
— Тут сильно воняет! — сказал мужчина, находившийся спереди Алексея, — Водитель! Нельзя ли не брать таких!
Водитель ничего не ответил, лишь пожал плечами.
— Это понятно, — сказала пожилая женщина сзади, — ему платят за проезд, вот он и не вмешивается. Ему все равно кого вести.
Тогда здоровый мужик слегка приподнялся и, обернувшись к Никите, грозно прорычал:
— А ну, вываливай от сюда! Я не привык повторять дважды… Ты что, не понял?!
— В самом деле, это же безобразие, — возмущенно произнесла молодая женщина, находившаяся позади ребят.
Никита покорно наклонил голову, чтобы не смотреть, как его ударят.
— Не успеешь даже руку поднять, — железным и холодным голосом произнёс Алексей, сидящий рядом с Никитой.
Мужик пристально посмотрел в глаза Алексея, и начал колебаться в своих действиях. Глядя в холодные, полные решимости глаза Алексея, он понял, что лучше для него будет — сесть на своё место и заткнуться, в этом ему подсказывал здравый смысл и природный инстинкт. Так он и поступил. Он лишь бросил любопытный взгляд на шрам Алексея, и о чем-то подумал.
Однако женщина не умолкала. Ей хотелось комфортно ехать, а молодой парень — бомж, мешал этому.
— Надо же, их двое, оказывается, — язвительно произнесла она. — Ну и денёк сегодня!
— Да ладно вам, — произнёс мужчина с аккуратной бородкой, сидевший позади ребят, рядом с возмущённой женщиной. — Если у него есть деньги, пусть едет, что он вам сделал?
— Вам может быть всё равно, а мне нет! У меня астма, я задыхаюсь. И вообще, если уже у бомжей есть деньги, то пусть он едет на такси…
— Можете не кричать, мы уже выходим, — спокойно сказал Алексей. — А он не бомж, а просто испачкался, работа была тяжёлой.
Подойдя к квартире, расположенной на пятом этаже десяти этажного дома, Алексей позвонил в дверь, ожидая с нетерпением увидеть своих родных и самых любимых людей на свете. Никита стоял рядом и, улыбаясь, глядел на своего друга, радуясь за него. Открылась дверь. За ней стоял какой-то мужчина лет сорока пяти, позади него находилась взволнованная супруга, и удивлённо с беспокойством в глазах, смотрела на ребят.
— Что вам надо? — мужчина поглядел вопросительно на Алексея, а затем на Никиту, который находился позади Алексея, — милостыню мы не дадим. Идите гулять… проваливайте. У меня сегодня скверное настроение.
— Артём. А, кто это? Что им надо? — спросила его жена, пытаясь разглядеть ребят.
— Уже никто! — сказал он ей. — Ну, я сказал, проваливайте! — он захлопнул входную дверь перед самым носом Алексея.
