Сергей Майоров - Отказной материал
— По-моему, Ветрова — его племянница, — медленно проговорил он, оглядел коллег и вышел из кабинета.
Костя сидел на подоконнике в своем кабинете и курил. Глаза его были закрыты, но рука каждый раз безошибочно находила пепельницу на столе. Он старался ни о чем не думать, успокоиться и собраться, но не получалось. Лицо племянницы раз за разом всплывало перед глазами; она молчала, но взгляд ее выражал укор, в котором не было ни капли злости, а только смирение и робкая надежда… Казалось, она о чем-то просила.
Катя Ветрова была дочерью его родного брата, Петра. Семь лет назад Петр, бывший тогда участковым инспектором 14-го отделения милиции, уговорил поступить на службу своего брата, только что вернувшегося из армии. Костя пошел в патрульный взвод при том же отделении и продолжил начатую еще до армии учебу в Юридическом институте, только перевелся на заочное отделение. Через два года Костя перешел в «уголовку», сначала на свободное место в 23-е, а потом в свое «родное», 14-е отделение. Через полтора года развелся с женой: прожив совместно больше двух лет, они так и остались чужими людьми. Прекращение отношений оба восприняли с облегчением, разошлись тихо и спустя некоторое время навсегда потеряли друг друга из виду. Через несколько месяцев, летом 1992 года, в автокатастрофе погибли родители. Ехали с дачи вместе с друзьями, на их автомашине, и водитель, измученный работой на участке и успевший принять на дорогу рюмку водки, уснул за рулем. Двигаясь на большой скорости, легковушка плавно перешла разделительную полосу и лоб в лоб столкнулась с тяжелым грузовиком.
Вскоре после этого Петр, уставший от постоянных конфликтов с начальником, с одной стороны, и от постоянных упреков жены по поводу его работы — с другой, подал рапорт об увольнении. Костя брата не отговаривал: иногда у него самого возникало желание все бросить. Петр уже подыскивал себе приличное место на «гражданке», считал оставшиеся смены и готовился устроить грандиозную «отвальную». Холодным вечером в ноябре 1992 года, перед самым окончанием рабочего дня, он отправился на обычную заявку о бытовом конфликте: женщина пригласила в гости бывшего мужа, вместе выпили, и он начал скандалить. Петр позвонил в ободранную фанерную дверь на первом этаже пятиэтажки, дождался вопроса: «Кто там?», и представился, поглядывая на часы и злясь на неугомонных алкашей. Дверь открылась, и Петр увидел дрожащую двустволку, направленную ему в живот. Он еще успел подумать, что очень глупо носить пистолет в кобуре под полой кителя и шинелью и что теперь придется валяться в госпитале долгие месяцы. Грохот выстрелов оборвал его мысли. Два заряда картечи вошли ему в живот, разорвали внутренности и припечатали к двери противоположной квартиры. Лежать в госпитале ему не пришлось.
Мужика отловили только через девять месяцев. Ранее трижды судимый, он прекрасно понимал, что за убийство мента ему весьма определенно светит вышка, и, не теряя времени, ударился в бега. Задержали его в Омске, при попытке украсть чемодан на вокзале. Мужик назвался другим именем, но при проверке быстро установили, кем он является на самом деле. Был суд. Совершенно неожиданно для всех, и в первую очередь для самого себя, убийца получил тринадцать лет лишения свободы. Молодой, юридически очень грамотный судья остался крайне недоволен собранной следствием доказательной базой и к тому же придерживался теории о недопустимости вынесения смертных приговоров.
Тогда Костя с предельной четкостью осознал, что, если бы того мужика задерживал он сам, никакого суда не состоялось бы.
С того времени прошло два с половиной года. В гибели Петра его жена винила всю милицию в целом, и почему-то именно Костю — конкретно. Отношения с вдовой он восстановить так и не смог. Их редкие встречи неизменно заканчивались упреками, скандалами и слезами. Костя понимал ее состояние, но в чем-либо виноватым себя не считал. Хотя… Убийца не понес того наказания, которое заслуживал. Тот, кто умышленно пролил чужую кровь, должен заплатить своей. Тогда Костя сделал все от него зависящее, чтобы самому встретиться с убийцей. Не получилось. Но если бы встреча все-таки состоялась, то Костя не колебался бы ни минуты. За время службы в милиции Ковалеву пришлось несколько раз стрелять «на поражение». Двоих он ранил, еще двое сами сдались, услышав выстрелы. Убить кого-либо ему не довелось, но он не сомневался, что в определенной ситуации сможет перешагнуть этот барьер. Особенно если этот барьер будет разделять его и человека, которому не место быть среди людей.
Отношения с племянницей, и прежде-то довольно натянутые, после смерти Петра разладились окончательно. К профессии отца и дяди она относилась с нескрываемым пренебрежением, зачастую переходящим в откровенное презрение. Начитавшись газетных статей о сфабрикованных уголовных делах, о зверствах ментов, которых хлебом не корми, но дай им превысить власть и посадить безвинного человека, об их бессилии перед натиском организованной преступности и фактах коррупции, наслушавшись рассказов сверстников, успевших побывать в милиции — кто за пакетик анаши, кто за кражи из автомашин и «ломку» валюты, — она считала, что не нарушает законов только тот, кто боится или не знает, как это можно сделать, а бандиты гораздо лучше ментов. По крайней мере, честнее. Или, как было написано в одной газете, бандиты лучше хотя бы тем, что они все разные и среди них всегда можно найти того, кто тебе понравится и с кем ты сможешь договориться. А с мифом о честном милиционере давно пора кончать, так как не будет он, милиционер, рисковать жизнью за одну свою зарплату.
Сгоревшая до фильтра сигарета обожгла пальцы, и Костя, очнувшись от оцепенения бросил ее вниз, после чего сразу же закурил следующую.
В кабинет заходили сотрудники отдела, топтались около двери и уходили. Некоторые пытались что-то сказать, но замечали его застывшее лицо и старались бесшумно выскользнуть в коридор. Кто-то притащил бутылку водки, помялся, не зная, куда ее деть и в конце концов сунул в ящик Костиного стола. Бывший замполит тоже зашел и попытался втянуть Ковалева в беседу, чтобы выведать его дальнейшие планы, но Костя, отвернувшись от окна, взглянул на руководителя с таким бешенством, что тот счел за благо быстро испариться. Вскоре в отделе почти никого не осталось. Двое оперов отправились в больницу, чтобы дождаться разрешения врачей и побеседовать с Катей, а еще несколько человек — в 14-е отделение, чтобы принять участие в работе на месте. Бывший замполит. о чем-то напряженно раздумывая, прошелся по темному коридору, поправил чахлый цветок, росший в горшке на подоконнике, и направился к двери начальника.
Тот занимался изучением каких-то бумаг и оторвался от них с явной неохотой. Ждать дельных предложений от своего заместителя он давно уже перестал, а разговаривать по поводу пьянок в отделе или о моральном состоянии своих сотрудников ему просто не хотелось.
— Я по поводу Ковалева, — сказал заместитель, плотно прикрывая дверь и садясь в кресло перед столом. — Я только что разговаривал с ним. И с другими сотрудниками тоже. Надо что-то решать, Владимир Карпович!
— По поводу чего надо решать?
— Ковалев сейчас находится в таком состоянии, что… Трудно сказать, какие поступки он может совершить! Он всегда был несколько… э-э… неуправляемым. А в такой трудной ситуации он вообще может поступить необдуманно, поддаться эмоциям. Представляете, что он может натворить? Да еще и брат у него погиб при таких обстоятельствах.
— Представляю. И что вы конкретно предлагаете?
— Я предлагаю подумать о том, к чему это может привести. Сотрудник, облеченный властью и полномочиями, к тому же вооруженный. Что будет, если он решит все это использовать в своих интересах? Я полагаю, нам нужно защитить его от самого себя, предотвратить возможные необдуманные поступки! Не мне вам говорить, Владимир Карпович, но ведь за него в первую очередь спросят с нас!
— Я вас понял, Александр Петрович! — перестав вертеть в руках карандаш, начальник посмотрел на своего заместителя с интересом и каким-то даже состраданием, промелькнувшим в усталых серых глазах. — Да, защитить его от него самого просто необходимо. А у вас есть к Ковалеву какие-нибудь конкретные претензии кроме его опозданий на работу?
— Ну конечно… В прошлый наш рейд, «Наездник-шесть», когда его выделили в пригородную группу для борьбы с кражами скота из колхозов, он особой активности не проявил. Даже, наоборот, пытался всячески отлынивать. И опаздывает он действительно часто.
— Да, ситуация серьезная. — Карандаш опять оказался в руках начальника, и тот начал рисовать в настольном блокноте пухлую рожицу с обширной лысиной, клочком волос вокруг ушей и высунутым языком. — Что ж, Александр Петрович, подготовьте проект приказа.
— Какого приказа?
Продолжая сидеть в кресле, заместитель подался вперед, демонстрируя полную готовность мгновенно выполнить распоряжение.
