Кирилл Казанцев - Последний удар сердца
— Надо так надо.
Вскоре автозак уже трясся по пустынной гравейке. Земляное полотно было волнистым, как стиральная доска, — не разгонишься.
— А теперь — стоп, — приказал следак.
Водитель вдавил тормоз и с удивлением осмотрелся. Рядом не наблюдалось жилья. Лишь еле заметная тропинка уходила в молоденький лесок.
— Глуши.
Мотор замолк. Наступила тишина.
— Значит, так, слушать сюда, — сказал следователь, выбираясь на дорогу. — Вот тропинка, а вот, — он вытащил из-под сиденья что-то тяжелое, замотанное в тряпки и перетянутое скотчем, — задний мост для «Жигулей». Несете его по тропинке до рыбацкого домика и отдаете жильцу. Скажете, что от меня. И — назад. А я тут покараулю. Задача ясна?
Вообще-то автозак с заключенным конвойный не имел права оставлять на дороге, водитель тоже. Но так распорядился следователь. Да и просто, по-человечески, не станешь отказывать человеку, который намного старше тебя по возрасту и по положению. Конвойный с водителем подхватили задний мост и, негромко чертыхаясь, потащили его лесной тропинкой. Как только они исчезли в зарослях, неподалеку тихо заурчал двигатель легковой машины. Из-за кустов выехала невидимая до этого с дороги «Волга». За рулем сидел тот самый таинственный Борис Аркадьевич.
— Здравия желаю, — тихо проговорил следак.
— Давай быстрей.
Следак открыл автозак, посветил вовнутрь фонариком. Стоявший в «стакане» Прудников зажмурился от света, бьющего в лицо, прикрыл глаза ладонью. Он все еще ничего не понимал.
— А вы думали, что я о вас забыл? — спросил Борис Аркадьевич, забрал у следака фонарик и посветил себе в лицо. — Я свое слово всегда держу.
Загремел запор. Удивленный Илья выбрался из машины. Борис Аркадьевич уже держал поднятой крышку багажника «Волги».
— Поторапливайтесь, — подгонял он шепотом.
Прудников заглянул внутрь. В багажнике лежал абсолютно голый мертвый мужчина примерно одной с ним комплекции.
— Труп — свежак, — с каким-то затаенным умилением проговорил Борис Аркадьевич. — Бомж от сердечной недостаточности перекинулся. Его вместо вас и сожгут. Раздевайтесь. Если б вы только знали, скольких забраковать пришлось!
Илья сбросил одежду.
— Белье тоже снимайте.
Следак вместе с Ильей, как могли, быстро облачили мертвого бомжа в одежду Прудникова, затем с трудом затащили его в автозак и, поставив в «стакан», закрыли на замок.
— В «Волгу» садитесь. Потом оденетесь, — отдал распоряжение Илье Борис Аркадьевич.
Легковая машина сдала задом и скрылась за кустами. Вновь наступила тишина. Таинственно раскачивались верхушки худощавых сосен. Перемигивались в ночном небе звезды. Илья увидел, как из леса вышли водитель с конвойным, как сели в машину и уехали.
— Ну вот, дело сделано, — осклабился Борис Аркадьевич. — Приедут на место. А зэк в «стакане» по дороге загнулся. Неприятность, конечно, но ни в коем случае не трагедия вселенского масштаба. Скоро все и как звать вас забудут. Был такой, и нет его. Только горстка пепла останется да пара бумажек с печатями и подписями. Пошли, новорожденный.
— Так голым и идти? — засомневался Прудников.
— Я спешил. Не успел в машину одежду положить. А чего стесняться? Лес, ночь. Люди голыми в этот мир приходят. А у вас, считайте, сегодня день рождения.
Поскольку других вариантов не было, пришлось идти в чем мать родила. Странные ощущения. Пробирал ночной холод, босые ноги кололи валявшиеся на тропинке крепкие сосновые шишки. При этом обычно уверенный в себе Илья чувствовал себя незащищенным. Лес кончился. На опушке стоял небольшой бревенчатый домик, обнесенный невысоким заборчиком. Над воротами красовалась надпись «Дом рыбака». У калитки гостей уже встречал странного вида мужчина. Длинные волосы, собранные на затылке в хвост, в носу пирсинг, руки выше кистей густо укрыты татуировками. По их композиции можно было предположить, что они идут и выше, а то и по всему телу. При этом татуировки были явно не тюремные, а высокохудожественные.
— Добрый вечер, — мужчина абсолютно не обратил внимание на то, что Илья голый, и первым протянул ему руку для приветствия. — Виталий, — представился он.
Прудников вопросительно глянул на Бориса Аркадьевича, не зная, имеет ли право называть свое настоящее имя.
— Илья, — за Прудникова произнес его провожатый.
Мужчина, назвавшийся Виталием, пригласил пройти в дом. Илья переступил лежавший на крыльце, закрученный в тряпье задний мост от «Жигулей» и шагнул внутрь.
— Борис Аркадьевич, а что теперь с этим дурацким задним мостом делать?
— Надо же мне было им двоим какую-то ношу дать.
— Можете надеть, — Виталий указал Илье на банный халат, висевший на спинке стула.
Одевшись, Илья почувствовал себя более уверенно. Татуированный пристально его разглядывал.
— Не удивляйтесь, — усмехнулся Борис Аркадьевич. — Это у него профессиональное. Вас придется немного подправить.
— В каком смысле? — напряженно поинтересовался Прудников.
— Лицо подправить. Все-таки не хотелось бы, чтобы вас узнавали знакомые.
— Пластическая операция?
— Зачем? Небольшие корректировки. Сейчас этим и займемся.
Илью усадили в кресло. Виталий достал средних размеров серебристый кофр. На приставном столике стал раскладывать инструмент.
— Это не больно и не опасно, — говорил он, протирая лицо Прудникова марлей, смоченной в спирте. — Первоклассный медицинский силикон. При желании все можно вернуть в исходное состояние.
Виталик отошел на несколько шагов, всмотрелся в лицо Ильи так, как делает это художник, а затем поднял в руке шприц.
— Вам лучше закрыть глаза. Вернее, мне так легче будет работать.
Прудников повиновался. Иголка шприца колола в губы, щеки, лоб, а Виталик говорил:
— Чуть-чуть сделаем толще верхнюю губу. Усилим надбровные дуги. Видите, Борис Аркадьевич, теперь у него абсолютно другое выражение лица…
Священнодействие продолжалось около часа. Наконец Виталик сказал:
— Готово.
Прудников открыл глаза. Борис Аркадьевич держал перед ним большое подрагивавшее зеркало, из которого на Илью смотрело отражение. Узнать Прудникова было можно, но он уже стал другим. Изменились не черты лица, а именно его выражение. В случае если бы кто-то из знакомых остановил его на улице, достаточно было бы просто сказать, что человек ошибся. А в ответ услышать, что «да, извините, теперь сам вижу».
— Удивлены? — самодовольно проговорил Виталик. — Дело в том, что после тридцати лицо уже становится как бы отражением прожитой человеком жизни. Его формируют морщинки, складки. Если вы часто улыбались, то они сложатся в один рисунок, если сердились, то в другой. Не знаю, как сложилась ваша судьба, но могу сказать, вам много пришлось страдать, — Илья не успел ответить, а Виталик уже доставал ножницы, фен. — Изменим и прическу. А вот бриться в ближайшие дни я вам не советую. Обрастите щетиной, это придаст вам солидности.
Наконец «правка» лица было окончена.
— Несколько дней надо дать на то, чтобы изменения вошли в силу, чтобы организм принял их. Почаще смотритесь в зеркало, старайтесь контролировать свою мимику, и вскоре она станет у вас совершенно естественной, — посоветовал Виталик, пожелал спокойной ночи и распрощался.
Борис Аркадьевич прищурился.
— Я тоже вас оставлю. Привыкайте. Вскоре увидимся. Еды здесь хватает. Беспокоить никто не станет. Не совершайте глупостей. Я приеду за вами через несколько дней.
7
Спустя четыре дня Илья Прудников, одетый во все новое, сидел с Борисом Аркадьевичем в небольшом московском ресторане. Зал выглядел тихим и уютным. Ненавязчиво звучала музыка, едва слышно журчал фонтанчик в центре зала, и приглушенный свет создавал ощущение покоя и защищенности. Прудников растерянно посматривал по сторонам, как человек, испытывающий явный дискомфорт. И лишь спустя минут двадцать недавний арестант понял, чего ему не хватает: решеток на окнах, к которым он так привык за время следствия…
— Расслабьтесь и отдыхайте, — добродушно улыбнулся Борис Аркадьевич и протянул меню. — Выбирайте, что нравится.
— Спасибо… Да мне, если честно, после тюремной баланды теперь все равно, — признался Илья.
— Тогда я выберу на свой вкус… А вы пока, чтобы не скучать, посмотрите вот это, — офицер ФСИН положил перед Прудниковым небольшой пакет.
Это был набор документов: паспорт, автомобильные права на имя Ильи Калашникова, а также кредитная карточка, на которой карандашом, так, чтобы можно было стереть, был написан пин-код. Документы выглядели совершенно безукоризненно: печати, подписи, фотоснимки. Причем снят был Илья именно в своем сегодняшнем виде — с модной, недельной давности щетиной, хотя никто его таким не фотографировал.
