Федор Московцев - Сбывшееся ожидание
– Убирайся!
Если бы не этот крик, если бы ему не нужно было сделать несколько шагов по предбаннику обратно, в сторону комнаты, чтобы забрать пальто и туфли и там встретить её презрительный торжествующий взгляд, Андрей бы может убрался восвояси, кипя злобой и проклиная себя. Однако, сделав шаг за своими вещами, он почувствовал призыв темных сил. Кровоточащая трясина, затягивавшая его в себя, которой он долго сопротивлялся, победила.
«Вот дерьмо! Какого чорта! Я проучу динамщицу!»
Одним прыжком он сбил её с ног, повалил на диван, и, прежде чем она успела опомниться, скрутил её руки у ней за спиной, левой рукой взял их на захват в области запястья, правой зажал рот, ногами раздвинул её ноги. Она сделала несколько энергичных, но бесполезных телодвижений, и он, вдавив кулаком левой руки в матрас, резко дернул в обратную сторону. Получившейся амплитуды оказалось достаточно, чтобы её позвоночник хрустнул от удара костяшками, натренированными отжиманиями на твердом полу. Чтобы она усвоила урок, он сжал её, беря на излом все кости и суставы её тела. После чего чуть ослабил правую ладонь, сжимавшую Леночкин рот.
– Сейчас я тебя выебу. А если вдруг у меня не получится – придушу.
Она часто и тяжело дышала, у неё не осталось сил на крик.
Выкручивая левой рукой её запястья, давя кулаком на позвоночник, правой рукой он задрал юбку и стал стягивать колготки.
– Ублюдок, больно, сломаешь! – вскрикнула она.
Тогда он схватил подушку, и придавил ею Леночкино лицо.
Она была права, – спиной она лежала на его кулаке, а сверху сам он давил на неё всей своей массой, выгнутый позвоночник запросто мог сломаться. Ему пришлось ослабить натиск, но перед этим он прошёлся по всем болевым точкам – для профилактики. Дальнейшее он проделал почти без насилия – после приглашения, произнесенного сквозь зубы: «Залезай уже, скотина». Самым трудным оказался последний этап, на котором казалось, не будет никаких препятствий. Леночка лежала неподвижно, с закрытыми глазами, безвольно, безучастно, она уже не сопротивлялась, и только по её слабому дыханию Андрей знал, что она жива. Он осторожно, очень нежно, помассировал ей пальцем, почувствовал готовность принять его, но… сам не смог войти. Теперь он был хозяином положения, он полностью раздел её, и разделся сам. Наконец она была в его власти, но сколько ни пытался, сколько ни давил, войти никак не удавалось. Это получилось лишь после получаса взаимных мучений – в конце концов она всё же стала помогать ему, направляя рукой, прижимая его к себе.
Кончив, он долго лежал, лаская её. Она неподвижно смотрела в потолок, руки её растянулись вдоль туловища. Наконец, он вышел, и пристроившись сбоку, мельком взглянул на низ живота – сначала её, потом у себя. Промежность, его и её, была в крови.
– Мне нужно в ванную, – хрипло прошептала Леночка.
Андрей её не держал, но она поднялась с кровати, лишь когда он дал команду:
– Давай, иди в ванную.
Встав с кровати и сделав два шага, она закачалась, и, потеряв сознание, упала.
* * *То, что произошло потом, с натяжкой можно было назвать любовью – после того, как он на руках отнес её в ванную, помог помыться, вымылся сам, и они легли в постель. Выдерживая марку, он не стал извиняться, хотя следовало – вспомнилась судебно-медицинская практика, многочисленные эпизоды обращения девушек по поводу изнасилований. Подавляющее большинство из которых не являлось изнасилованием в чистом виде, и в роли жертвы выступали мужчины – их шантажировали. Одна дама сделала это своей профессией – её приводили на освидетельствование минимум раз в неделю, она подавала заявление по поводу изнасилования, которое потом забирала, когда попавший мужик с ней расплачивался.
По-хорошему надо было создать видимость необычайно высоких чувств, поговорить о прекрасном будущем – чтобы оно не омрачилось заявлением в милицию по поводу изнасилования. Эти мысли тлели где-то на задворках сознания, но вскоре погасли. После ванной Андрей с Леночкой занимались сексом по взаимному согласию.
В шесть утра он стал собираться, нужно было ехать в аэропорт.
– Везучка, у тебя есть три часа поспать перед работой, – сказал он в виде напоминания.
– Помнишь, что я тебе говорила… – напомнила она в свою очередь.
Он это очень хорошо помнил, правда, до конца не осознал.
– … про ответственность за всё, что произойдёт, – докончила она фразу.
Он кивнул. Одевшись, подошёл к ней, наклонился, поцеловал в губы, и вышел прочь.
…Так, с водкой, трэшем и угаром, закончился этот крупный мозгоразрушающий проект.
* * *Андрей не думал об этом по дороге в аэропорт и во время полета, потому что крепко спал – и в такси, и в самолёте. На работе был цейтнот, также было не до размышлений. Он уже не состоял на службе темных сил, призывавших убивать и насиловать девушек, а управлял более мирными процессами – деловыми. Время от времени Леночка напоминала о своём существовании – звонила и докладывала о ходе операции, как проводит переговоры, подписывает договора и забирает доверенности на получение товара. Ту же самую информацию давали Ренат с Блайвасом, поэтому Андрей знал обо всём, как бы если находился рядом со своими товарищами в Москве. Босс сработал хорошо, как закрыл Умара, так и освободил – его выпустили еще до того, как рассвело. Блайвас не спал почти всю ночь, нервничал, и стал названивать Умару с шести утра. В восемь абонент вышел в эфир, и Блайвас тут же его подсек. Он потребовал немедленно встретиться. Встреча произошла там же – в английском пабе «Гудермес». Умар, парфюмированный тюремными запахами, выдал оставшиеся векселя, а взвинченный Блайвас набросился на него с требованием компенсировать $100,000 за освобождение, дать дополнительный дисконт и отсрочку платежа. Не тут-то было. Умар возразил: если бы все вексели забрали вчера, то не нужно было бы его освобождать. Всё равно это не имело значения, частями выбраны ценные бумаги или одним махом. Их выписали по договоренности – окончательной договоренности в минувшую пятницу, когда утрясли сумму сделки, счетчик включился, и контрагенты – то есть Блайвас со товарищи – обязаны в оговоренные сроки вернуть оговоренные 40 % номинала векселей, даже если не заберут их. Однако, Блайвас не тот человек, которого можно запросто срубить с хвоста. Он дал понять, а Радько ему помог, что располагает возможностями упрятать обратно за решетку только что откинувшегося Умара. Объяснил, что Умар находится на свободе не потому, что такой ловкий, а потому что нужен для дела.
И Умар был вынужден сдаться – ему не с кем было посоветоваться насчет людей Коршунова, так как Лечи был в бегах. Умар согласился, чтобы указанные $100,000 вычли из тех денег, которые пойдут в уплату векселей, и дал дополнительный месяц отсрочки. Первый платеж – в последний рабочий день декабря, уменьшился до $70,000. Стороны закрепили соглашение крепким рукопожатием, и Умар буквально вытолкал Радько и Блайваса из своего заведения, изрыгая проклятия в адрес Клавдии Пайпер, которую за её блядство следовало не обливать кислотой, а закопать, чтобы её никто не нашел.
Оказавшись в кардиоцентре, в своём офисе, Андрей прежде всего проверил, сколько денег перечислил кардиоцентр Совинкому с момента прошлого визита в Волгоград. Это была сумма, с которой нужно отчитаться перед Халанским. Сумма уже была известна, сейчас Андрей, как обычно, проверил её, сверил с прошлым отчетом, сделанным для Халанского, и написал новый, в котором, как всегда, расшифровал каждый платеж (для каких отделений закупалась продукция), вывел четыре суммы – аренда (неофициальная часть), доход от аптеки, 5 % от общей суммы всех платежей (с этих денег главврач откатывает заведующим отделениями и начмеду), и 3 % от общей суммы (эти деньги главврач забирает себе, о них никто не знает, кроме него и хозяина Совинкома); и суммировал их. Затем вынул из портфеля деньги, снятые со счета в Петербурге, отсчитал четыре суммы и разложил их по отдельным конвертам. Которые положил во внутренний карман пиджака. Созвонившись с Халанским, узнав, что он готов принять, направился в приемную.
Оказавшись в кабинете главврача, закрыв за собой дверь, Андрей проделал процедуру, давно ставшую ритуальной: подошёл к столу, поздоровался за руку с главным, положил на край стола четыре конверта и накрыл их свернутым вдвое листком бумаги, на котором была выведена расшифровка платежей, затем сел за приставной стол, посмотрел в окно, увидев краем глаза, что главный смахнул конверты в тумбочку, а расшифровку, пробежав глазами, порвал и выбросил в мусорное ведро, повернулся к нему лицом:
– Вот, как-то так.
Пошли обычные для таких случаев разговоры – о погоде, о трудностях существования в условиях постоянных разъездов. Как обычно, Халанский поинтересовался, не слишком ли утомляют Андрея дальние поездки и процедуры по обналичиванию денег – может, ну его к черту, сидеть на месте оно спокойнее. Два года назад переезд директора Совинкома в Петербург вызвал шоковое состояние у главврача кардиоцентра. Андрей придумал легенду – получение второго высшего образования, но она как-то сама собой рассыпалась. Халанский постепенно привык, что хозяин фирмы-поставщика номер один проживает в другом городе и появляется в кардиоцентре раз в две недели по выходным. Система работала без сбоев, Совинком поставлял расходные материалы вовремя, и не было никаких причин для беспокойства. Но известие о том, что у Андрея в Петербурге ещё какой-то бизнес, насторожило Халанского. Он чаще стал задавать вопрос, насколько хлопотно вести одновременно столько дел, не отвлекают ли Андрея дела кардиоцентра от основного бизнеса. Ведь человеку не нужно так много денег, можно… и нужно довольствоваться малым.
