Андрей Молчанов - Форпост
Вожак – Филат, дородный, как откормленный хряк, основательный и важный, будто чинуша, восседал во главе стола. Страдающий циррозом Хорь, желто-зеленый, как вампир, неотрывно глядел куда-то в пол, словно отстраненный от всего происходящего. Широкоплечий, с кулаками-чушками Урал, что-то шептал на ухо кивающему ему Трофиму – костлявому субъекту неопределенного возраста, такому можно было дать от тридцати до шестидесяти. Трофим почесывал озабоченно расплющенный нос. Акробат – некогда виртуозный карманник, а ныне желчный кощей с клюкой в дрожащих пальцах, по-орлиному зорко постреливал взглядом на собрание. А элегантный, в пиджачке в крапинку, Дипломат с золотым перстнем, ухоженными ногтями и прической – волосок к волоску, выказывал снисходительное равнодушие к процедуре совещания, искоса поглядывая на свои плоские, белого золота, часы. «Быки» Смотрящего стояли у стен: бритые головы, тяжелые мускулистые торсы, свинцовые взоры из-под надбровий, выпирающих костными мозолями – наследством от кулаков, песочных боксерских мешков и кастетов.
– Новости всем известны, – на коротком деловитом выдохе поведал Филат, рассеянно глядя поверх голов. – Потери наши такие, что ум за разум заходит. Дело налаживали годы, сгорело оно за час. Дагестанец, хоть и пиковой принадлежности, работал без косяков, в сторону не вальсировал. Замены ему нет. Вопрос: отчего так случилось? Мы знаем, кинул он американцев. По понятиям кинул, по своей масти, с отстежкой в общак, все по ниточке… Знаем, что ждал ответа. Не такого, конечно… Скажу честно: по существу ответ мне нравится. Красиво, да и не спросишь. Ни по сути, ни по нашим возможностям, тут щеки раздувать не будем, тут воевать если кто и способен, так Служба внешней разведки. А она и своих предателей трогать очкует, так что тема закрыта. Но! Готов поверить: своей силой американцы много чего учудить бы на нашей земле смогли, да и учудили, но провернуть такое без здешней поддержки – это никак! И кто оспорить мое слово хочет – со вниманием выслушаю, не стесняйтесь.
– Пришли чисто, ушли чисто, – подал реплику Хорь, вскинув на окружающих безразличные, как стеклянные бусины, глазки. – Ну, с магазином этим светанулись, единственно…
– Правильно, но кому это выгодно? – подал голос Дипломат. – Кто на этом выруливает свой интерес? Отсюда следует и плясать. Но искать среди нас измену…
Филат остерегающе поднял руку:
– Ты погоди… Ты верно заметил: кому выгодно? А я отвечу: соседям дагестанца. Они ему не раз кислород обрезали. И нам, кстати, тоже. С давних пор. По всем раскладам. А почему? Настала пора разобраться.
Глаза присутствующих, как по команде, обратились к Арсению. Повисла пауза.
– Ну, – проронил он, равнодушно встречая скрестившиеся на нем буравящие взоры. – Намек ясен. Но перед кем из вас я за этот народ хлопотал? Что там мне близкие с детства, не скрывал. Но дело с чувствами не путал. Остерегал вас? Так и правильно остерегал: они тоже свой интерес с сантиментами не мешали и свою оборону крепко обставляли: подвязками в правительстве, прикормом ментов с большими звездами… Кроме того, своих бойцов у них – туча, бодаться – себе дороже. А что я в их церковь хожу, дело мое и святое. Или кто-то заявит, что я с того хозяйства мзду собираю втихаря? Интересно было бы услышать.
– Мазу ты за них держал, брат, – поиграл налитыми плечами Урал. – Не надо нам напильником по мозгам… Другое дело – исподволь, аккуратно. Но если с них и была недостача, то иными заслугами ты гасил ее наглухо. С дагестанцем тоже ровно бортами расходился, но, так понимаю, с этой новой химической дури началось у вас рогование, не по нраву тебе она пришлась, а от того сейчас и вопросы…
Так! И дружок Урал решил сыграть в две колоды, осторожничает… Что же тогда изобретет хитроумный Дипломат, тоже его всегдашний союзник?..
– Конечно, мы все понимаем, – раскованно произнес Дипломат, получив на свой обращенный к Фролу взгляд поощрительный кивок от него. – Влечение к Церкви, заходы в нее в свободное от грехов время, родственные связи… Это нормально, это, скажу без балды, свидетельствует о высоте духа… Когда не идет в пику обществу, замечу. Теперь. «Стиры», предположим, сегодня раскинулась в пользу «кентов» нашего товарища. Вопрос один: с его ли руки? Не уверен! Да и вообще весь этот сход мне странен… Не вижу подступов к сверхзадаче: к предъяве! Коли идет такой базар, надо конкретно! Где доказуха?
– Во-от! – добродушно протянул Филат. – Правильно. Мы не гопота, не фраера с угла Третьей фанерной и Четвертой картонной, мы народ штучный и потехи ради сажать друг друга на перо за воздушные грехи не станем. Да и вообще мы из того поколения, которое знает, зачем мнут газету…
Он открыл лежащую перед ним кожаную папочку, надел узкие роговые очки, отчего предстал внезапно в образе дородного властительного бюрократа, и вытащил из папочки листы с ксерокопиями документов.
– Любуйтесь! – тряхнув листами, рассыпал их по столу. – За два дня до этого тарарама дагестанец отдает по бросовой цене две трети своей земли своим соседям. Деньги ими перечисляются. Куда? В какой-то оффшор. Пробили оффшор. Владелец – подставное лицо. На следующий день деньги уходят в другой оффшор, потом – в следующий, оконцовки не найдешь в принципе. Через какой банк крутится эта карусель? Через твой, Арсений! Ты скажешь: ну, и что? Дал свой банк своим людям, пользуйтесь, я и вам, братве, безо всякого навара его предоставлял… Верно! Только никаких документов дагестанец не подписывал! Тому десяток свидетелей! Да он и не сумасшедший, чтобы за бумагу гнилую продавать твердую почву под ногами… Все липа! Качественная, спору нет…
– Назначай экспертизу… – насмешливо произнес Арсений. – Вообще… как мент разглагольствуешь…
– Это сравнение я тебе запомню, – терпеливым тоном произнес Филат. Все лицо его собралось жирными сосредоточенными складками, и теперь он напоминал огромную сытую жабу, выползшую из реликтового океана. – Добавил: – Я понимаю… Бодаться бумажками с Кирьяном, у которого все суды им же писанными приговорами заряжены, время тратить. Но едем дальше. За те же два дня до известного события ты звонишь дагестанцу и просишь его укрыть на стоянке завода фуры со сжиженным газом, якобы твоими пацанами лихо уведенные. Что ж, услугу вору он оказал, даже цену предложил козырную, товар ходовой, но ты его о времени попросил, чтобы подумать, – может, где-то поярче выгорит… Так?
– Так, – сказал Арсений, сознавая, что отпираться здесь бесполезно.
– Вот тут-то и фокус, – произнес Филат внезапно тепло, хотя лицо его было неприязненно, словно в кулак сжато. – Никто, милый друг, эти фуры не угонял. Ты их купил. За нормальную рыночную цену. Вдалеке покупал, у своего человека, Николая Борисовича, по хитрой схеме, но мои парни все раскопали. И все встало на свои места. Дагестанец приютил у себя бомбу. Дальше, почтенные мои товарищи, объяснять вам нечего. Разве насчет американцев? У Кирьяна с ними давняя дружба, вот и решил он раскинуть свой пасьянс, где джокер – его карманный вор в законе… Помог он своим заокеанским друзьям, так полагаю. И привел сюда душегубов, и приютил, и вывел обратно… Но не о том сейчас разговор. Что ответишь, Арсений? – Филат снял очки, небрежно бросил их на полированную, без пылинки, гладь стола.
Арсений спокойно и лениво глянул на подавшегося в его сторону тучным корпусом Смотрящего. Презрительным было лицо Филата, тяжелы набрякшие веки и нижняя чуть оттопыренная губа, злобен и высокомерен взгляд темных глаз. Остальные блаткомитетчики отрешенно молчали, понимая, что теперь их собрата способно спасти лишь чудо.
Уловив еле слышное движение за своей спиной шагнувших к нему «быков», ожидающих финальной команды, Арсений внезапно рассмеялся, оглядывая настороженно взирающих на него судей, сказал:
– Кто такой дагестанец? Авторитет, но не вор. И на разбор с ним я право имел по своему усмотрению.
– Пургу гонишь, – обронил Хорь. – Деловой фраер обществу служил, наше благо крепил. А ты благо в дым обратил. Что скажешь против?
– Представление завершаю! Объяснение следующее! – провозгласил Арсений, с изумлением постигая, что произносит слова странным – веселым и юным, голосом, каким залихватски общался более полувека назад с вязавшей его в пэтэушной общаге милицией. И далее, выждав три секунды, вытащил из расстегнутого заранее рукава рубахи гранату, что минуту назад перекатилась у него из-под мышки к запястью и чье кольцо он надел себе на безымянный палец, обручаясь со смертью.
Граната брякнулась на середину стола, и он с удовлетворением узрел окаменевшие в удивлении физиономии высокого воровского собрания. Именно этакие выражения окружавших его рож он и предполагал…
Затем на горле его запоздало перевилась петля, спинка стула откинулась назад под падающим к полу телом, и тут поверх, обжигая лицо, плеснуло оранжевое, застилавшее все пространство пламя, и упругая мощь взрыва, поглотившая сознание.
