Картер Браун - Том 28. Исчезнувший мертвец. Блондинка. Труп. Прекрасная, бессердечная
— Я думаю, победил ты, Эл Крестьянин! — сказала она счастливо. — Убери отсюда куда-нибудь этих идиотов и можешь спокойно пожинать плоды своей победы.
Глава 8
Руди очень осторожно уселся за руль своего кроваво-красного «порше».
— Вы спасли мне жизнь, лейтенант, — сказал он.
— Не стоит благодарности, — честно признался я.
— Я только надеюсь, что в следующий раз вы изберете для этого иной способ, — холодно добавил он.
Затем Руди завел мотор, и маленькая спортивная машина вылетела из «Дневной мечты», оставив за собой запах паленой резины. Я секунду постоял на месте, прислушиваясь к звуку мотора, и с последним аккордом лирической темы «Солдат удачи» вернулся в квартиру.
Бен Лютер сидел на злополучной кушетке с бокалом в руке и пустотой во взоре.
Камилла снова смешивала коктейли. На ней были короткие шорты и черно-белая шерстяная рубашка, придававшая ей несколько пиратский вид.
Я взял бокал виски и взглянул на Лютера. Он все еще никак не мог оправиться от своего полета по комнате.
— Я могу арестовать вас за покушение на убийство, — сказал я.
— Да, лейтенант, — прошептал он. — Даже не знаю, что это на меня нашло?
— А вы попытайтесь объяснить, — сказал я. — Но если вы будете только твердить, что ничего не знаете, то я упрячу вас за решетку в пять минут.
Он медленно покачал головой.
— Я думал, что это Харкнесс, — просто сказал он.
— Изумительно! — сказал я. — Я сразу все понял.
Он отпил немного виски: к счастью, в баре нашлась еще одна бутылка.
— Дело в том, лейтенант, — сказал Лютер, — что ту женщину, секретаршу, убил Харкнесс.
— Харкнесс, — тупо повторил я. — Вы можете это доказать?
— Я это знаю, — сказал он коротко.
— Интуиция?
Лютер сунул руку в карман, нашел пачку сигарет и закурил.
— Я знаю, почему он ее убил, — сказал он. — И когда я вам расскажу, лейтенант, вы сможете со мною согласиться.
— Будем надеяться, — сказал я.
Он глубоко вздохнул:
— Дон Харкнесс — режиссер. Я думаю, вы это знаете. И он не может поставить ни одной картины, пока не найдет человека, который согласится финансировать ее; его последние два фильма хороши, но они не дали полных сборов, потому что в них не играли знаменитые актеры.
— Так, — сказал я, — и что же?
— Он пришел ко мне с предложением поставить новый фильм с участием Руди Равеля и Джуди Мэннерс, — продолжал Лютер. — Эти два имени наверняка дали бы полный сбор. Я сказал ему, что, если он гарантирует их участие в картине, я гарантирую ему, в свою очередь, двести тысяч долларов. При таком капитале банки бы оплатили ему все остальные расходы в кредит.
— Мистер Лютер, — сонно вмешалась Камилла, — вы не знаете, почему все считают, что неприлично иметь столько денег и не желать ими делиться?
Он взглянул на Камиллу, потом вновь перевел взгляд на меня.
— Харкнесс впервые заговорил об этом примерно с месяц назад в Лос-Анджелесе, — сказал он. — Затем неделю назад он позвонил мне и сообщил, что Равель с женой уехали отдыхать на Парадиз-Бич. Он попросил меня приехать, чтобы обсудить фильм всем вместе. Естественно, я приехал. Мы встретились в их доме и заговорили о фильме; сценарий им понравился, но никакого ответа они сразу не дали. После этого я предупредил Харкнесса, что не дам ни цента, пока они не подпишут контракт, и вот через три дня он мне показывает контракт, подписанный, и я немедленно передаю ему первые сто тысяч долларов.
— Сколько прекрасных денег! — вздохнула Камилла. — И все на какую-то глупую картину!
Лютер допил виски, и лицо его стало приобретать естественную окраску.
— Вчера утром мне позвонила Барбара Арнольд, которую я тогда встретил в их доме. Она сказала мне, что очень волнуется, так как сделка еще не заключена, и что Харкнесс у них уже два дня не был. Когда же он в последний раз был у них, то ей пришлось куда-то отойти от стола, на котором лежали разные подписанные документы, и когда она вернулась, то ей показалось, что с подписей Равеля и Джуди были сняты копии: на подлинниках они выглядели бледнее, как будто их перенесли на другой лист бумаги. Если бы Барбара ошиблась и все рассказала бы своим хозяевам, ее могли бы выгнать за это. Она не хотела терять работу. Тогда она позвонила мне, так как знала, что я финансирую съемки, и волновалась, что Харкнесс мог подделать подписи под контрактами, которые, как она точно знала, еще не были подписаны.
Лютер устало вытер пот с лица.
— До вчерашнего вечера я нигде не мог поймать Харкнесса. Я честно рассказал ему всё, и он ответил, что Барбара лжет в отместку за то, что он пытался поцеловать ее. Я дал ему двадцать четыре часа, чтобы он доказал, что подписи не поддельные, либо вернул мне деньги.
— Почему бы вам просто не спросить Руди или Джуди, подписывали они контракт или нет? — сказал я. — Проще ведь не придумаешь.
Он потер лоб:
— Нет, лейтенант, это слишком тонкий вопрос. Допустим, они действительно подписали, а секретарша солгала. Это бы только показало им, что я не доверяю Харкнессу, что я даже считаю его способным на жульничество. А если я не доверяю собственному партнеру, они бы крепко задумались, стоит ли связываться с нами. Понимаете?
— Пожалуй, — согласился я.
— После того как вы сегодня утром ушли от него, — продолжал он, — я был так потрясен страшной новостью, что сначала ни о чем другом не мог думать. Харкнесс так уверенно говорил о контрактах и заявил, что докажет свою невиновность уже к вечеру. Он обещал мне прийти в отель в половине одиннадцатого, но не пришел. Я чувствовал, что он не придет. Тогда я на все махнул рукой и позвонил Равелю, но его не было дома. К телефону подошла Джуди, и я прямо ее спросил, подписала ли она контракт с Харкнессом. Она ответила, что нет, они с мужем все еще обсуждают наше предложение.
Лютер размял сигарету дрожащими пальцами.
— Для меня стало ясно, что Харкнесс сначала подделал подписи, а потом убил секретаршу, чтобы она не могла свидетельствовать против него. Одна только мысль об этом привела меня в такую ярость, что я взял свой пистолет и отправился искать этого лжеца, подлеца и убийцу, укравшего у меня сто тысяч долларов. Подъезжая к отелю «Старлайт», я увидел, как его автомобиль отъезжал от стоянки. Я поехал следом, потерял его, отстав на красном светофоре, но затем решил, что снова напал на след, когда увидел, как Харкнесс — тот, кого я считал Харкнессом, — вышел из автомобиля и вошел в эту дверь, и я последовал за ним. Остальное вы знаете, лейтенант. Поверьте, я вам вечно буду благодарен за то, что не убил невинного человека.
Он вновь нервно закурил, глядя прямо перед собой.
— Пистолет я забрал, — сказал я. — И я вас не арестую, Лютер!
— Нет? — Он дико посмотрел на меня.
— При одном условии, — сказал я. — Вы больше не должны видеть Харкнесса. Договорились?
— Конечно! — Он взглянул на меня ошарашенно. — Не знаю, как и благодарить вас. Я…
— Хватит, — резко прервал я его. — Я не знаю, как Равель посмотрит на это дело утром, но думаю, что он не предъявит никаких обвинений. И запомните, если вы попробуете хоть на пушечный выстрел подойти к Харкнессу, я швырну вас уже не об стенку, а об землю, так что вас придется откапывать экскаватором.
— Поверьте, лейтенант, я этого не сделаю! — сказал он. — Я не заслужил этого, благодарю!
— Вы лучше идите сейчас домой, — сказал я. — На сегодня с меня хватит.
— Да, конечно.
Он поднялся с кушетки и подошел к двери. На секунду он остановился и взглянул на Камиллу.
— Пожалуйста, пришлите мне счет за весь тот беспорядок, что я у вас учинил, — вежливо сказал он, поклонился и вышел.
Глаза Камиллы полезли на лоб.
— Как ты думаешь, он заплатит, если я попрошу пятьдесят тысяч? — спросила она.
— Он может оспаривать последние три нуля, — предположил я.
Она тепло улыбнулась:
— Ты самый приятный полицейский из всех, что я знала, Эл. Когда я соберусь кого-нибудь убить, я позабочусь, чтобы тебя поблизости не было.
— Это точно, — согласился я. — Мягкое сердце, глупый ум… Ты веришь в совпадения?
— То есть?
— Лютер подъезжает к отелю как раз тогда, когда Харкнесс покидает его. Он теряет его, отстав на красном светофоре, но потом обнаруживает опять, как он считает… Но это не Харкнесс, это Равель. По-моему, это совпадение, причем с большой буквы.
— Ты думаешь, он лжет, Эл?
— Конечно, лжет, — сказал я. — Интересно только зачем? В том-то и главная трудность, когда расследуешь дело об убийстве. Все лгут, никто не говорит правды.
— Все? — спросила она холодно.
— Все, — подтвердил я. — Джуди Мэннерс, Руди Равель, Харкнесс, Лютер и ты.
— То есть как это я? — спросила она негодующе.
