Никита Филатов - Последняя ночь майора Виноградова
— Поберегись!
Темный маслянистый поток устремился через край на асфальт.
— Все. Знаешь, Виноградов, кажется, можешь идти свечку ставить. Бережет тебя Бог!
Аккуратненько, двумя пальцами, полковник отцепил от внутренней поверхности ведра приклеившийся у самого дна белый и липкий прямоугольник. Вытянул его наружу.
На первый взгляд это было похоже на фотобумагу — стандартный размер, глянцевая поверхность.
— Сходится, пожалуй.
При ближайшем рассмотрении плотность и фактура находки оказалась неоднородной — в центре выделялся овал посветлее, попрозрачнее.
— Товарищ полковник, вон еще!
На полу, мертво склеившись с обрывком газеты, сырел небольшой клинышек полупрозрачной пленки.
— Иди сюда. — Виноградов поманил оперативника, сидевшего за рулем. — Глянь.
В лотке для инструментов, где были щедро рассыпаны разнокалиберные винты и шурупы, Владимир Александрович увидел нечто напоминающее простенькую деревянную лопатку: скошенный рабочий край этого нехитрого приспособления отличался от остальной поверхности неровным слоем налипшей на него бумажной массы.
— Это что? — Опер протянул было, но вовремя отдернул руку — могли сохраниться отпечатки пальцев. — Понял!
— Внимание! Значит, так, ты за старшего. — Полковник пихнул пальцем в грудь сотрудника в плаще. — Протокол осмотра, выемки…
— Экспертов вызывать?
— Однозначно! По полной программе. Лейтенант! На тебе понятые, и мало ли еще что понадобится. Супругой вон займись.
— Есть! — Собственно, для участкового все это было лишней головной болью, но привычка к дисциплине и шанс попасть в премиальную сводку по Главку тоже кое-что значили.
— Окна матери сюда выходят?
Оказавшаяся снова под чужими перекрестными взглядами женщина отрицательно покачала головой.
— Ладно, оставлю еще одного.
— Слушаюсь, — обреченно вздохнул любитель кофе и направился было к «форду».
— Куда?
— Термос забрать. И папку.
— Успеешь. На тебе будет мамаша. И обход поквартирный.
— Слушаюсь.
— Не вижу рвения к работе! Та-ак…
Виноградов почувствовал, как кто-то тронул его за рукав.
— Не куришь?
— Нет, извини.
— А то у меня уже кончились. — Лейтенант улыбнулся и, понизив голос, спросил: — А в чем дело? Что это значит-то?
— Ты про то, что нашли?
— Ага! — Нельзя сказать, что Виноградов вызвал у участкового какое-то особое чувство доверия. Просто он был занят меньше остальных.
— Это основа от наклейки. Знаешь, лепят такие на автомобили — «РУС», «ФИН»…
— Ага, — снова кивнул лейтенант. — А деревяшкой соскребывали?
— Вероятно.
— А машина тогда где?
— Кто бы знал. Сейчас будем искать.
Полковник раздавал последние указания:
— Осмотрите мусорные баки, хотя вряд ли… И если есть выбитые окна в подвалах — тоже, на всякий случай! Поехали. А ты, Виноградов, чего встал? Залезай.
— Счастливо оставаться!
— Слушай, а может, ты домой хочешь? Можно, в принципе…
— Дудки! На самом интересном месте?
— Шучу. Уговор дороже денег.
Настоящего опера не исправить. Его можно только убить.
* * *— Неужели только за это и уволили? Врешь, наверное?
Оперативник прибавил газу и со свистом миновал привычного ко всему гаишника. Главное на Московском проспекте — это попасть в «зеленую волну» светофоров. А то получается не езда, а сплошное мучение.
— Вот те крест!
— Да-а… У меня куча знакомых, которые и круче залетали. И ничего, трудятся — неполное служебное схлопотали или строгача по управлению.
— Бывает.
— У него случай особый, — оторвался от трубки радиотелефона Константин Эдуардович. — Личность больно приметная.
— В смысле?
— Знаешь пять заповедей спокойной жизни? Расскажи ему, Виноградов.
— Та-ак… Первая: не думай. Вторая: если думаешь — не говори. Третья: если думаешь и говоришь — не пиши. Четвертая… Если думаешь, говоришь и пишешь — не подписывайся.
— Здорово!
— А пятая: если думаешь, говоришь, пишешь и подписываешься — не удивляйся.
— Классно! — Оперативник замолчал, прокручивая анекдот в голове, чтобы запомнить на будущее. — В самую точку.
— Да! Слушаю, девушка… — Зажав трубку между плечом и подбородком, полковник зачирикал в блокноте. — Как, еще раз? Понял, спасибо. Хорошо, я перезвоню.
— Константин Эдуардович! — Поняв, что телефонный разговор закончился, Виноградов посчитал, что настал удобный момент. — Мне бы с шефом связаться.
— Хо! Почему бы и нет? Когда есть о чем докладывать…
Настроение у полковника улучшалось — стремительно и неудержимо.
— Что-нибудь нашли?
— Увидишь. Косте передай, что… Нет, ничего пока не передавай. Только насчет гаража.
— Как скажете. Алло, шеф!
— Алло, ну наконец-то. Как дела?
— Пока нормально. Вроде в точку. Водитель, который с курьерами работал, пропал со вчерашнего дня. Нашли гараж его, осмотрели.
— Где гараж?
— Да как и думали — неподалеку. Несколько минут от кабака. Главное, что теперь можно на сто процентов быть уверенными — там весь этот камуфляж клеили, там же и сдирали. Следов куча.
— Отлично, Виноградов! Ты где сейчас?
— Шеф, я тут с…
— Дай трубку! — Перегнувшись назад, полковник почти вырвал телефон у Владимира Александровича. — Алло, Костя?
— Ну? Доволен?
— Посмотрим.
— Парня моего собираешься отпускать?
— А он сам не хочет. Я предлагал.
На том конце линии немного помолчали:
— На прямую вышли?
— Похоже.
— Ладно, пусть сам решает. Позови!
— Пожалуйста!
— Шеф, все в порядке. Я проедусь с ними еще немного?
— Давай. Голова есть на плечах. Будь осторожен! Звони.
— Попробую, вы в конторе остаетесь?
— Куда я денусь? Рабочий день…
— Возьмите. — Владимир Александрович вернул трубку. Впереди уже виднелись обрубленные силуэты аэропортовских башен.
— Интересно, Виноградов, что ваш клиент скажет? Который с рогами? Вы же сегодня должны опять за дамочкой присматривать?
— Найдется кому! Подменят. Хотя…
— Да я тоже думаю. Хахалю ее сегодня не до коечных вариантов. Другие заботы имеются. Все-таки считаешь, что он не при делах? И баба?
— Не знаю. Возможно…
— Уж больно они там кстати. Для нас.
— Не знаю. Сами же сказали — как это? Интерференция?
— А это что такое? — покосился на начальника молодой опер.
— Наложение волн. От разных источников. Смотри-ка, запомнил! — Все-таки Константин Эдуардович был обыкновенным стареющим толстяком, разговорчивым и немного тщеславным.
— У вас внучка в седьмом классе?
— Внук. В шестом. Вот сукин сын!
Это явно относилось к водителю автобуса, решившему развернуться прямо на полосе встречного движения. Чудом избежав столкновения, «форд» подкатился к шлагбауму, перекрывшему пандус.
— Куда теперь?
— Вон, машут!
Платная, огороженная условным заборчиком из металлической сетки автомобильная стоянка занимала почти целый гектар. Откровенно говоря, Виноградов представлял себе эту единицу площади чисто теоретически, не зная, как она выглядит в реальности, но почему-то он сразу решил, что именно гектар, ни больше ни меньше. Во всяком случае, стоянка была большая.
— Здравствуйте. Сюда!
— Вы из линейного?
— Да. Константин Эдуардович?
— Он самый. Это мои люди.
— Привет. О, Виноградов! Сколько лет…
— Здорово, Гребнев!
Они давно не виделись — Владимир Александрович и рыжий, со шрамом на щеке, младший инспектор уголовного розыска. Еще со времен той истории, связанной с контрабандой ядерных зарядов для гаубиц. Гребнев теперь, по слухам, почти не пил и всеми способами добивался звездочки на погоны[2].
— Саныч, а у нас говорили, что ты… того!
— Ну, в общих чертах…
Ханыжного вида сторож в мокрой почему-то фуражке и резиновых ботах на босу ногу торопливо потянул на себя створку ворот:
— Здравия желаю!
— Здорово, дед. Смотри у меня!
На самом деле «земля» эта к транспортной милиции отношения не имела, совершенные здесь преступления регистрировались территориалами. Но сотрудников аэропортовского отдела принято было уважать — когда еще наряд из города приедет, а эти здесь, под боком. Так могут жизнь подпортить, что не обрадуешься!
— Пойдемте. Вот!
«Девятка» стояла достаточно далеко — ряду в третьем, предпоследняя от противоположного края. Пришлось пошевелить затекшими от длительного сидения ногами.
— Да, она самая. Вы нашли?
— Народ помог. Комсомольский актив. — Гребнев показал большим пальцем через плечо, в сторону будки у входа.
— Отлично.
Номер совпадал, все остальное тоже.
