Елена Миронова - Ход черной королевы
— Ну погоди, куда ты торопишься? — миролюбиво улыбнулся Резник. — Я же не требую от тебя, чтобы ты немедленно убрался из кабинета! Вот разберёшься с делами, закончишь начатое, и тогда…
— У меня всегда все дела в порядке, — отчеканил Антон.
Пусть Резник знает, кого теряет.
— И я могу освободить кабинет в любое удобное для вас время, хоть сейчас же! Павлу не надо будет тратить много времени на то, чтобы разобраться с делами, потому что незаконченные процессы я сам доведу до конца, а всё остальное у меня в идеальном порядке, — добавил он.
Резник с уважением взглянул на Антона и снова нацепил очки.
— Ну что-ж, я рад, что мы друг друга поняли. Но, Антоша, не сердись. И ни в коей мере не считай, что мои слова вызваны твоей профнепригодностью. Напротив, подчёркиваю, я очень доволен тем, как ты работаешь. Возможно, я подумаю о твоём переводе в другой отдел, в котором ты принесёшь больше пользы. Но моё предложение вызвано беспокойством за здоровье сына. Как отец, я не могу наблюдать, как Павел снова пустил свою жизнь по течению, а сам с удовольствием следит за тем, как его кораблик плывёт по волнам. Но ведь это сегодня — штиль, а завтра и до шторма недалеко! Я не могу спокойно смотреть, как он губит себя. Ты же знаешь, сколько он выпивает за день?
— Я за ним не слежу, — равнодушно ответил Антон. — Мне кажется, что взрослый мужчина должен сам приводить свою жизнь в порядок. А алкоголизм Павла — это проявление слабости.
Внутри он кипел от злости. Но был вынужден следить, чтобы внешне сохранять полное спокойствие.
— Да, ты прав, — удручённо заметил олигарх. — И мне жаль, что у Павла с этим проблемы. Что поделаешь, нравится мне это или нет, он — мой сын. Поэтому я хочу попросить его снова вернуться в Теллурику. Надеюсь, это мобилизует Павла, заставит держать себя в руках. Я не могу смотреть, как мой сын медленно погибает.
Антон снова едва удержался, чтобы не бросить в лицо Резнику готовые сорваться у него с языка слова о том, что Анатолий Максимович ничем не отличается от других людей, тех, что считают себя властелинами мира. Ради своего сына он готов поступиться принципами, готов убрать человека, работавшего как проклятый на благо холдинга, лишь бы его сыночек был при деле.
Антон поднялся, дав понять Резнику, что разговор окончен, и что он не желает и дальше слушать про бедного, несчастного Павлика, находящегося несколько месяцев в опале, а теперь снова горящего желанием вернуться к делам.
— Я всё понял, Анатолий Максимович, — сообщил Антон. — Павел может приступить к работе хоть завтра. Я сегодня же покину кабинет.
— Не торопись, Антон, — поморщился Резник. — Извини, я был слишком резок с тобой. Мне бы хотелось, чтобы наш разговор проходил совсем по-другому.
— Не волнуйтесь, со мной всё в порядке, — сухо ответил Антон. — Встретимся вечером, у вас дома.
Он специально подчеркнул это — «у вас дома». Резник всё прекрасно понял. Уходя, Антон краем глаза отметил, что тот тяжело вздохнул и снова стал протирать очки. Олигарх расстроен, ах, какая жалость!
Едва помня себя от бешенства, Антон заскочил в лифт, и, продвигаясь по направлению к кабинету, который больше никогда не станет его вотчиной, клял про себя и Теллурику, и Резников — старшего и младшего. Он точно знал, что никогда не простит их за то, что они делают с ним. Но об этом он сможет подумать чуть позже. Он непременно отомстит, но месть — это блюдо, которое надо пробовать остывшим. А пока что ему действительно надо прийти в себя и собрать свои вещи в кабинете, который ему так нравился.
Он проскочил мимо секретарши, даже не удостоив её взглядом. Он вообще никого и ничего не замечал.
Минут через десять после того, как Антон вернулся в своё кресло, в котором ему оставалось сидеть лишь до сегодняшнего вечера, в дверь постучали и сразу же появилась секретарша с подносом. На сей раз она ничего не перепутала. На подносе стояла чашка чая, рядом в блюдечке лежал сочный, порезанный на тонкие дольки лимон.
Нина Николаевна, не спеша, поставила поднос на маленький столик у двери, ловко шмякнула в чашку с чаем лимон при помощи щипцов, положила туда же две ложки сахара, размешала и понесла чашку с блюдцем на стол к Антону.
— Я не просил чай, — прошипел он, наблюдавший за её манипуляциями.
— Я просто решила выполнить свои обязанности, напоследок, — она с улыбкой взглянула на него.
— Уже знаете, — протянул Антон. — И давно приказ был?
— Ещё с утра…
— А каким числом подписан? — полюбопытствовал он, чувствуя, что медленно умирает со стыда и злости. Значит, Резник ещё вчера знал, что соберётся сегодня же уволить Антона. И не поговорил с ним дома, памятуя о непременном скандале, который затеет Любовь Андреевна. Ну конечно, куда как проще избавится от Антона, вначале сотворив приказ, и выдержать скандал, зная, что уже ничего не изменишь! Но каков подлец!
— О дате будет сообщено дополнительно, — пожала секретарша плечами и торжествующе взглянула на Антона.
— Что, я тебе не нравлюсь? — вдруг вырвалось у него. — Ты рада, что снова будешь работать с Павлом, этой дохлой рыбой?
— Ну почему же? — возразила секретарь. — Нравишься, и даже очень. Более того, я готова отдаться тебе прямо сейчас.
Антон, чуть приоткрыв рот от изумления, уставился на Нину Николаевну. Да он, наверное, ослышался! Эта престарелая тётка предложила ему свои сомнительные прелести, прямо здесь?
Он хотел засмеяться ей в лицо, хотел сказать, что не намерен пользоваться её услугами, что она старше его, а он может в любую минуту вызвать сюда Милу, и … Но отчего-то не смог сказать этого. Отчего-то, скользнув взглядом по её блузке с глубоким вырезом, открывающим любопытному взору аппетитные полушария грудей, по тонкой талии, по крупным бёдрам, обтянутым непременной юбкой, по округлым коленям с ямочками, он вдруг почувствовал сильное, жгучее желание.
Нина Николаевна правильно истолковала его похотливый взгляд. Быстро закрыв кабинет с внутренней стороны, она вернулась к его столу, сбросила на пол блузку, ловко подтянула юбку к талии, и Антон чуть не потерял голову, увидев крутые ляжки в чулках. Секретарша носила чулки, с ума сойти!!! Она легла перед ним на стол, а он навалился на неё, чуть не сбросив жидкокристаллический монитор на пол, разбросав бумаги, сложенные в папки, откинув от себя тяжёлый, мраморный, потрясающей красоты письменный прибор.
Он не мог поверить в происходящее, в то, что он буквально кричит от наслаждения, а Нина Николаевна закрывает ему рот жадным, неистовым поцелуем.
— Я уже думала, что этого никогда не будет, — прерывисто шептала она ему, когда он в очередной раз погружался в неё, — я так долго этого ждала, что ты сегодня будешь наказан. Я измочалю тебя так, как никто до меня!
Антон лишь усмехнулся. Она не знала Милы, которая обожала секс до потери пульса и всегда была готова точно так же задрать юбку, как это сделала Нина Николаевна. Но Антон ошибался. Секретарша оказалась такой отвязной штучкой, что рядом с ней образ Милы как любовницы очень скоро побледнел, а потом вообще растворился в пылу страсти.
Несколько раз в дверь кабинета стучали, много раз звонили, но Антон не мог себя заставить оторваться от ставшего таким желанным тела. Он в сотый раз удивлялся, как такое может происходить, но упорно продолжал ласкать и поддаваться ласкам. Когда, наконец, Нина Николаевна отпустила его, и он, тяжело дыша, опустился в кресло, растрёпанный, потный, но страшно довольный, он обнаружил, что прошло чуть больше трёх часов. Секс с Милой никогда не занимал у него столько времени.
— Извини, что прервалась, — тем временем на полном серьёзе заявила секретарша, заправляя блузку и одёргивая юбку, — но у меня сегодня ещё целый ворох работы. Чем ты намерен заняться после семи вечера?
Раньше Антон бы ответил, что намерен работать. Но сейчас, когда он уже фактически смещён со своего руководящего поста, работать сверхурочно он не собирался.
— Встретиться с тобой, конечно же, — ответил он, и заметил, что улыбается.
— Макс, прекрати, — смеясь, прошептала Жанна, — на нас и так все смотрят!
— Ну и пусть, — бездумно ответил сияющий Резник, — пусть смотрят!
— Но тебя могут узнать, — снова оттолкнула его руку Жанна, — пострадает твоя репутация! И, потом, ты же женат! К чему тебе скандалы в семье?
Анатолий Максимович приуныл.
— Умеешь ты испортить настроение, — проворчал он беззлобно, с укором глядя на неё. — Почему я не могу вести себя с любимой женщиной так, как мне того хочется?
— Потому что ты — это ты, — рассудительно ответила Жанна.
Резник вздохнул, и перестал тискать её и каждую минуту останавливаться для того, чтобы её поцеловать.
Жанна, нагруженная цветами, пакетом с попкорном и огромным коконом сладкой ваты на палочке, разрумянившаяся, с волосами, собранными в хвостик и не накрашенная, напоминала школьницу, которую папа вывел на прогулку.
