Татьяна Полякова - Аста ла виста, беби!

— У тебя завтра выходной? — спросил Тимур.

В оригинале это должно звучать так: «Ты и завтра смоешься на весь день, несмотря на субботу?»

Интересно, сколько он еще продержится? И сколько все это выдержу я? Разумеется, вслух я сказала совсем другое:

— Выходной. С утра у меня кое-какие дела, но к обеду я освобожусь. Может, испробуем твою покупку в деле? — растягивая рот до ушей, спросила я. Меня саму тошнит от моей фальшивой улыбки.

— Хорошая идея, — кивнул Тимур, подхватывая Сашку на руки, потому что тот опять по неизвестной причине замер, и мы зашагали к дому.

Оказавшись в холле, Сашка поплелся на кухню, продолжая укоризненно поглядывать на меня. Тимур снял куртку, помог мне и спросил:

— Будешь ужинать?

— Нет. Спасибо. Чаю выпью с удовольствием.

Мы устроились на кухне. Сашка, проверив свои миски, ушел в гостиную смотреть телевизор, а мы стали пить чай.

— У тебя новая кофточка, — сказал Тимур. Он наверняка хотел быть внимательным, но мне все равно казалось, что звучит это издевательски.

— Купила вчера, — поспешно ответила я. — Забыла тебе показать.

Он кивнул, а глаза говорили: «Неудивительно. Странно, что ты вообще обо мне иногда вспоминаешь». Я покосилась на часы, слава богу, время позднее, можно завалиться спать.

Я вымыла посуду, Тимур просматривал газету, но я-то знала, что газета интересует его мало. На самом деле это хороший способ наблюдать за мной. Его взгляд жег мне затылок. Стало трудно дышать от досады и горечи. Я швырнула чашку в мойку, она жалко звякнула.

— Черт, — пробормотала я.

— Что-нибудь разбила? — спросил он ласково. Так ласково, что захотелось запустить эту чашку ему в лоб.

Я резко повернулась. Он опустил газету на колени и смотрел на меня, насмешливо улыбаясь. Его вид был красноречивее всяких слов. «Ну давай, скажи мне, как тебе все это осточертело. Скажи, чего уж там, я переживу. Скажи, и эта дурацкая комедия наконец-то прекратится».

— Чашка выскользнула из рук, — ответила я, подхватив полотенце. Тщательно, не торопясь, вытерла руки и подошла к нему. На языке тела нам удается говорить гораздо лучше. Я свернула газету, бросила ее на стол и устроилась у Тагаева на коленях. Провела рукой по его волосам, обняла его и потянулась губами к его губам. На мгновение настороженность покинула его взгляд, но лишь на мгновение. — Я соскучилась, — сказала я.

— Я тоже, — ответил он, а взгляд говорил другое: «Вкручивай. Ты целуешь меня, а думаешь о нем. Зря ты считаешь меня идиотом, я тебя насквозь вижу».

«Какого черта тот придурок не снес мне половину башки, — с отчаянием подумала я. Зареветь бы громко, с причитанием. — Забудь ты о нем, — хотелось сказать мне. — Раз я смогла, какого черта ты не можешь?»

Это не поможет. Не поможет. Что бы я ни сказала, он ничему не поверит.

— Ты мне сегодня приснилась, — прошептал он мне на ухо. — Ты мне часто снишься.

— Это хорошо?

— Наверное.

— Ты меня любишь?

— Люблю.

— Я скучаю без тебя.

— Я тоже.

Опять эта усмешка. «Если скучаешь, могла бы почаще заглядывать домой», — говорили его глаза.

— Тимур, — прошептала я.

— Да?

— Я люблю тебя. Я в самом деле тебя люблю.

Утром я проснулась часов в девять. Тимура рядом не было. Я слышала, как льется вода в ванной, таращилась в потолок и думала о том, что, если бы мы вдруг разучились говорить и исчезла бы необходимость подниматься с постели, жизнь можно было бы считать счастливой. Я встала и пошлепала на кухню. Сашка вертелся возле приоткрытой двери в ванную. Он так дорожил Тагаевым, что глаз с него не спускал.

— Подлая ты псина, — сказала я в досаде. — Совершенно игнорируешь меня. Предатель.

— Проснулась? — услышала я. Тагаев брился, стоя перед зеркалом. Я подошла, обхватила его и уткнулась носом в его спину.

— С добрым утром.

Вот так бы стоять и ничего не говорить. Он повергнулся, обнял меня, и мы замерли под строгим Сашкиным взглядом. Наши мысли были на редкость схожи.

— Когда собираешься уходить? — спросил Тимур. — Успеем погулять с Сашкой?

— Успеем.

Я вышла из ванной, сварила кофе.

— Для разнообразия могла бы приготовить завтрак, — буркнула я. И в самом деле приготовила.

Когда Тимур появился на кухне, мы с Сашкой уже ждали его.

— Семейство в сборе, — хохотнул он, но в его словах не было насмешки. Я придвинула Сашке стул поближе к столу. Пес вредный и чудовищно избалованный, но с этим тоже приходилось мириться.

— Сейчас позавтракаем и пойдем гулять, — сказала я ему.

— Во сколько тебе надо уйти? — спросил Тимур.

Хотя отчего бы не поинтересоваться: «Куда ты идешь и зачем?» Но он не спросит, гордость не позволяет.

— Я хотела встретиться с Дедом, — сказала я, не выдержала и отвела взгляд.

Упоминать Деда при Тагаеве, конечно, не стоило. Когда-то мы с Дедом были очень близки. Тагаев об этом знал, и особого удовольствия ему данное обстоятельство не доставляло. К тому же, вопреки моим утверждениям, что между нами давно все кончено, Тимур считал, что мы по-прежнему остро нуждаемся друг в друге, что, в общем-то, не было совсем уж лишено оснований. Мы с Дедом уже давно жили по известной пословице «Вместе тесно, а врозь скучно». С Тагаевым их связывали общие дела, но оба от совместного бизнеса открещивались и на публике обожали делать вид, что даже незнакомы. Друг без друга они, похоже, обойтись не могли, но особой дружбы между ними тоже не было, чему имелись причины объективные. Со стороны Деда, лица официального и, как он любил выражаться, «государственного», было бы довольно неосторожно афишировать свою связь с Тагаевым, которого в городе, несмотря на занятие вполне легальным бизнесом, считали мафиози. Тагаев же был мудр и дружбу с властью не демонстрировал. Кроме объективных причин, имелись и субъективные, и одной из них, к моему величайшему сожалению, стала я сама. Дед хоть и болтал в припадке словоблудия, что хотел бы видеть меня счастливой рядом с молодым человеком, и даже что-то говорил о моих детях, которых мечтал держать на коленях, однако появление такового молодого человека в реальности не приветствовал, объясняя это тем, что Тагаев пара для меня неподходящая. Впрочем, подходящей он не видел, на что горько сетовал. То есть он хотел бы моего счастья, но, так как оно в принципе невозможно, мне лучше быть одной и рядом с ним. Тагаев о его мнении на этот счет знал или догадывался и, само собой, благодарности за таковое к нему не испытывал. При этом оба считали, что имеют на меня все права, а у соперника их попросту нет. Хотя считать Деда соперником довольно глупо, раз наши отношения благополучно зашли в тупик еще задолго до появления Тимура.

То, что я не ушла из команды. Дед считал своей заслугой, а Тимур, соответственно, доказательством того, что Дед занимает в моей жизни слишком большое место. И тот и другой были по-своему правы, и в наших отношениях, на мой взгляд, сам черт не смог бы разобраться при всем желании.

Я упомянула о Деде, желая сделать наш разговор с Тимуром более доверительным. Мол, я охотно и без принуждения рассказываю о своих делах и моя откровенность доказывает, что утаивать мне нечего. Дед — мой работодатель, и встречаться с ним время от времени мне приходится, хоть я к этому и не стремлюсь.

Но моя откровенность Тагаеву была без надобности. Он опять-таки все расценил по-своему и вместо вопросов: «Почему бы не поговорить с ним на работе?» и прочих в том же духе, обошелся коротким: «Да?» — и замер, предоставив мне самой решать, стоит ли что-то объяснять или нет. Разумеется, я решила, что не стоит, потому что все объяснения в глазах Тимура выглядели бы неуклюжими оправданиями. Его «да» повисло в воздухе. Мы надолго замолчали, и недавняя идиллия приказала долго жить, судя по всему, до вечера, точнее до ночи, когда мы опять начнем неплохо понимать друг друга.

Я быстро вымыла посуду. И мы отправились на прогулку, где обменялись несколькими репликами по поводу погоды и сошлись во мнении, что Сашка не по-собачьи умен и невероятно красив (Сашка все это слушал с явным удовольствием). Через полчаса мы вернулись домой, Тимур устроился в кресле с газетой, а я, поцеловав его, направилась в гараж. В последний момент я решила взять с собой пса и позвала:

— Сашка.

Тот вроде бы устремился за мной, но на полдороге замер, взглянул на Тагаева, который не соизволил оторвать взгляд от газеты, и, повесив голову, надеюсь, что все-таки от стыда, побрел к Тимуру.

«Свинья, — сказала я, правда, мысленно. — И поделом мне. Собственной собаке рядом со мной тошно».

Я выехала из гаража и сразу же почувствовала себя гораздо лучше. Открыла окно, подставив лицо весеннему ветру, и принялась беспричинно улыбаться. Правда, тихое счастье длилось недолго. Деду я не позвонила, намереваясь застать его врасплох, и сейчас жалела об этом, потому что была уверена: меня постигнет очередное разочарование, ибо старого змея застать врасплох невозможно. То есть в любом случае он начнет хитрить, изворачиваться и правды не скажет.