Презерватив для убийства - Воробьев Андрей

Лезвия щелкнули еще раз. Петр кивнул.

— Я снимаю полотенце. И не вздумай орать, Тебя все равно не услышат, а за каждый крик — штраф в один палец. Договорились?

Петр кивнул еще раз. Его рот освободили от кляпа, и он тотчас застонал, боязливо взглянув на Ушата.

— Это можно. Но не громко. Отплакал? Колись.

— Нас двое… — и, немного помолчав, добавил: — Скоро должна приехать смена.

— Ну, это ты уже придумал. Ладно, я не обижаюсь. Вообще-то, что вас здесь двое, я знал и без тебя. Мне надо было понять, готов ли ты к сотрудничеству.

— К какому?

— Ты должен сыграть роль в небольшом спектакле. У дяди Коли — инфаркт. Ты хочешь перенести полуживое тело на дачу, но по пути надорвался и решил позвать напарника на помощь. Ты понимаешь, что результат может быть один — напарник должен выскочить из дома на твой крик и прибежать к тебе. Мы будем рядом, и если спектакль обломится, мне плевать, по чьей вине, ты назовешь маникюрный сеанс мелкой тренировкой. Теперь скажи: «Да, я сделаю все, что вы хотите».

Петр повторил.

— Ну, тогда пошли.

Сразу выйти не удалось. Дуремар оттащил Ушата в сторону и яростно начал чего-то шептать. До Лопатина долетали обрывки фраз.

— Просили только наблюдать, может, мочить было не надо, а если — облом?

Ушат отвечал столь же яростно:

— Трахайся тут весь день, загребет другой, возьмем девчонку — трахаться будут на нас…

Он взял верх в споре и, приказав Дуремару поднять Петра, пошел следом. В кухне он хотел было оставить ножницы, но перед этим полоснул Петра выше лодыжки и сразу же заткнул рот пленнику.

— Это, чтобы ты не вздумал заняться бегом. Вперед, ковылять ты можешь. И кричать будешь громче.

Бандит был прав, нога болела, но идти было можно. Петр выхромал на крыльцо.

Судя по солнцу, прошло не меньше, как часа полтора с того момента, как он покинул дачу. От сосен расходилось смолянистое благовоние. Ветер донес аромат хвои. Дом, с начавшим разлагаться трупом, остался за спиной.

«Я тоже труп, — подумал Петр. — Когда Анатолий окажется в пределах досягаемости выстрела, его уложат. А меня перебинтуют и отвезут в больницу? Дурачок, еще одна пуля. И потом они войдут в дом. К девчонке.

И он понял, что полностью в его власти сохранить эти сосны и небо для напарника Тольки и той девочки, охранять которую одно удовольствие. И, боясь, что передумает, Петр осуществил задуманное.

Ушат усмехнулся, увидев, как пленник, нечаянно наступив на искалеченную ногу, ругаясь, садится на ступеньки. Он на секунду выпустил его воротник, затем нагнулся, чтобы поднять, и получил мощный удар в пах. Ушат сел на крыльцо рядом с пленником, казалось, руки были подрезаны у него самого, а нижнюю часть живота пропустили через мясорубку. Он понял, что делает парень, но ничем помешать не мог. А парень обшаривал его, наконец нащупал кобуру и уже вытягивал оттуда пистолет. Рядом стоял Дуремар, прицеливаясь из своего «Макарова».

— Не надо, лучше бей! — крикнул или хотел крикнуть Ушат.

Было поздно… Дуремар, как всегда, поступил согласно своей кликухе. Грянул выстрел, и на белую рубашку корчившегося от боли Ушата брызнули мозги Петра Лопатина.

Сергей Иванович вернулся из леса сразу после полудня. Трофейные финские настенные часы ходили исправно, кукушка честно выскакивала каждый час, но он и без них, даже не взглянув на солнце, мог сказать, сколько сейчас времени, ошибившись не больше, чем на тридцать минут.

Прошлым вечером Нина, как всегда, сделала ему подарок: бутылку очень хорошей водки и коробку шоколадного печенья для жены. Сергей Иванович знал от дяди Коли, что Даутов умер и у его дочери должно было быть много забот, но она не забыла, подобно своему отцу, захватить городские гостинцы для соседа. Теперь он собирался отблагодарить ее корзиной опят. Девушка нравилась старику: приехала на дачу с двумя молодыми людьми, по всему видно, очень вежливыми и не позволяющими никаких жеребячьих шуток.

Как всегда, Сергей Иванович собрал грибы быстро и качественно: все экземпляры, лишь чуть-чуть подгнившие, остались в лесу. Но пока его руки срезали с колоды очередную крепкую семейку, голова была занята другим. Тем же вчерашним вечером произошло еще одно непонятное происшествие.

Дорога, ведущая от проселочного шоссе к даче, была извилистая, поэтому, возвращаясь к себе кратким путем, Савельев ее пересекал. Когда он делал это вчера, перед носом пронеслась легковушка. Сергей Иванович успел взглянуть на нее, и опять вокруг был прошлогодний дождливый осенний вечер. Ибо мимо него проехала точно такая же немецкая машина. Машина с врагами.

Сергей Иванович был в недоумении. Если они приезжают с миром, то почему ведут себя, как оккупанты? Если же они и вправду ведут себя, как победители, то почему новая война оказалась такой быстрой и незаметной? И кто тогда они? Немцы, освоившие русский язык? Или полицаи, которым дали немецкую технику? Может, дядя Коля, каждый день смотрящий телевизор, от него чего-то скрывает?..

Вот в какие мысли был погружен Савельев, бредущий по лесной тропинке с корзиной опят. Он даже уже начинал думать: не спросить ли об этом Нину как девушку, живущую в городе? Нет, неудобно.

На дачу Сергей Иванович привык заходить не главным входом, а через калитку, что была возле домика дяди Коли. Савельев поднялся на пригорок, откуда было хорошо видно жилище сторожа. Перед крыльцом возились трое людей. Один из них встал в такую позу с вытянутой рукой, что Савельев, даже не видя предмет, зажатый в руке, сразу догадался о последствиях и не удивился, услышав выстрел.

Мох скрывал любые шаги. Главное было не наступить на сучок, но Сергей Иванович умел ходить по лесу: как-никак, полгода партизанского стажа. Через пять минут он приблизился настолько, что мог разглядеть двоих незнакомцев, продолжавших стоять на крыльце и ругавшихся то ли на русском, то ли на другом языке. Если и на русском, то ясны были не все слова. Приглядевшись, Сергей Иванович по одежде узнал убитого. Это был один из парней, сопровождавших дочку покойного Анатолия Семеновича.

Савельев пятился так же быстро, как крался по кустам. Когда по его расчету он отошел достаточно далеко, корзине с грибами нашлось укромное место под кустом. Потом можно вернуться, но Сергей Иванович уже догадался, что Нине в ближайшее время будет не до грибов.

Потом он пошел обратной дорогой, быстрым шагом. Бегать Савельев не любил, не умел и знал — от бега он устанет через пять минут. И тогда придется ползти.

Если бы не то происшествие прошлым сентябрем, он был бы встревожен. Теперь же его душу наполняла уверенность. Он уже понял: это те же люди, приехавшие вчера в немецкой машине. Они вынуждены стрелять, а значит им сопротивляются. А значит новая война не кончилась. Тот, кто должен был призвать на эту войну Сергея Ивановича, счел его слишком старым. Ладно, тогда он придет добровольцем.

Дома он был через полчаса. Жена возилась где-то в курятнике. Не окликая ее, Сергей Иванович вошел в сарай. Сарай делился на две части. В одной лежали разнообразные сельскохозяйственные инструменты. Во второй хранилось то, чем Савельев занимался иногда целыми вечерами. Он занимался оружием.

Сергей Иванович все-таки скучал без телевизора. Поэтому, забираясь в грибную глухомань, он иногда приносил не только съедобные трофеи. В этих краях, уже за линией Маннергейма, летом 1944 года финны в очередной раз попытались остановить катящийся огненный вал советских войск. Савельев находил и противотанковые рвы, и блиндажи, заросшие кустарником. Кости истлели, но железо пережило половину века.

Сергей Иванович пережил войну не только по своему везению. Он оказался неплохим оружейником, поэтому немало времени проводил не на передовой, а в близком тылу, в блиндаже. Первые навыки он получил в партизанском отряде, где оружия было так мало, что нельзя было побрезговать винтовкой, даже если по ней прошлась немецкая танкетка.

Лучше всех сохранились наши и финские автоматы. Из трех ППШ Сергей Иванович собрал годное оружие. Финский же пистолет-пулемет «Суоми» достался ему будто со склада, прекрасно смазанный, в кожаном чехле, на котором были нарисованы чухонские лоси и написаны чухонские слова. Каждый раз разглядывая его, Савельев удовлетворенно хмыкал: этот народ понимал, в каких условиях ему предстоит воевать.