А. Шантарский - Не верь
— Девочка моя миленькая, — обняла пожилая женщина молодую соседку. — Милиция освободила тебя. Я знала, что негодяев найдут.
— Не милиция, тетя Зоя.
— А кто? — отстранилась та.
— Друзья. Но рассказывать долго, а я на минуточку заскочила.
— Да ты проходи, можешь не разуваться.
Они сели в зале на стулья. Простота и бедность обстановки бросались в глаза. Старый, обшарпанной полировки стол, четыре стула, застеленный выцветшим покрывалом диванчик, старинная тумбочка и черно-белый телевизор, который застал еще хрущевские времена. Но хозяйка за наживой не гналась, считала, что ее времена прошли, пусть молодые дерзают, а ей лишь вовремя бы пенсию платили и хватало на хлебушек и постные щи. Независтливая и простая женщина отличалась одним лишь общим возрастным недостатком — любопытством. Но и тут умела при необходимости себя сдерживать. Вот и сейчас она облокотилась о стол, уперла подбородок в ладони и ждала инициативы со стороны гостьи.
— Хотела узнать, где находятся могилки дедушки и мамы?
— Минутку.
Хозяйка сходила за листком бумаги и карандашом. Нарисовала по памяти план городского кладбища и указала место. Для наглядности обвела его кружком.
— Еще что-нибудь? — с участием поинтересовалась она и спохватилась. — Так ты, наверно, голодная? А я-то, старая дура. Сейчас накормлю, — и она опять вскочила.
— Как-нибудь в другой раз, — придержала ее рукой поднявшаяся следом девушка. — Я знаю, что мама всегда держала у вас запасные ключи от квартиры.
— Держала, — кивнула хозяйка.
— Они сейчас у вас?
— У меня.
— Дайте мне их.
— Туда нельзя, твою квартиру опечатала милиция.
— Я на минуточку. Только заберу документы и кое-какие вещи.
— Куда же ты собралась, милая? Оставайся у меня, — предложила сердобольная женщина. — Завтра вызовем милицию, они откроют квартиру.
— Тетя Зоя, дайте ключи, мне нужно. И не говорите в милиции, что меня видели. Очень прошу, хотя бы из уважения к покойной маме.
— Что ты, что ты, — замахала руками женщина. — Неужто я враг тебе? Как лучше хотела.
Она принесла ключи. Через пятнадцать минут Смуглова их вернула. Она собрала в спортивную сумку лишь самое необходимое.
— Не передумаешь? — еще раз поинтересовалась сердобольная соседка.
— Не поминайте лихом.
— Как знаешь, дочка. Но знай: мои двери для тебя всегда открыты.
— Спасибо и прощайте.
— Счастья тебе, — и она перекрестила девушку.
Силантьева накормила Лену и предоставила ей возможность выспаться в теплой постели, а рано утром разбудила.
— Дольше оставаться у меня опасно, могут найти. Вчера я твоим сторожам снотворное подсыпала. Боюсь, что его действие уже закончилось.
— Я схожу на кладбище и сегодня уеду.
— Есть куда и к кому?
— На свете у меня остался только один близкий человек.
— Скажи: ты его по-настоящему любишь?
Они не называли имени Шумилина, но обе прекрасно понимали, о ком идет речь.
— По-настоящему, только он об этом еще не знает, — и девушка внезапно всхлипнула.
— Дуреха, — обняла ее за плечи хозяйка. — Он тебя тоже любит, невооруженным глазом заметно.
— Правда?
— Уж поверь. — Но Леночка вдруг расплакалась еще сильнее. — А сейчас чего ревешь? — с недоумением спросила собеседница. — Радоваться надо.
— У меня плохое предчувствие.
— Все будет нормально. Я слышала, что его поймали люди Гонтаря, но раз до сих пор не привезли сюда — значит, он от них опять сбежал.
— А откуда ты слышала?
— Не спрашивай, главное — чтобы у вас все сложилось. И прости меня.
Смуглова прекратила плакать и вытерла слезы.
— За что?
— Есть за что. И только ваше счастье смоет с меня вину.
— Ты говоришь загадками, — заметила гостья.
— Не обращай внимания, со мной иногда такое бывает. — Она улыбнулась и подала ей платье. — Одевайся, завтрак стынет. — За завтраком Силантьева поинтересовалась: — Ты не против, если буду сопровождать тебя?
— Буду рада.
Свежие могилы отличались от остальных. Их промерзшие комья на холмах еще не успел засыпать снег, а венки выгореть на солнце. Лена опустилась на колени, беззвучно шевелила губами, а по щекам катились молчаливые слезы скорби. Может, она прощалась с родными, может, просила прощения за то, что не уберегла их, — этого так никто и не узнает. Вера стояла сзади и не мешала девушке. Та простояла на коленях минут сорок, затем резко поднялась, поцеловала фотографии родных на простеньких оцинкованных памятниках, отвернулась и зашагала по аллее, не оборачиваясь. Силантьева еле поспевала за ней, но по-прежнему не нарушала внутреннего уединения Лены.
— Как же ты? — поинтересовалась Смуглова уже перед посадкой в вагон. — Они ведь не пощадят тебя.
— Моя песенка теперь до конца спета.
— Такое ощущение, что умирать готовишься.
На что Вера рассмеялась, чмокнула ее в щеку и подсадила на ступеньку вагона.
— Любите друг друга, нарожай ему кучу детей и будьте счастливы! Запомни: для меня это очень важно, — и уже на ходу помахала рукой.
На лестничной площадке, у квартиры Силантьевой, ее поджидал Вадим. При виде девушки он опустил глаза в пол…
Юрий Юрьевич Ерофеев оставил ключи от особняка Антону Сидоровичу Верещагину и наказал ему, чтобы тот время от времени проверял его шалопаев.
На звонок Косолапого никто не вышел, сигнализация не сработала. Он знал, как ее отключать, но ее просто-напросто не задействовали. Это было крупным упущением Слона и Левчика. Они считали, что в особняк вора в законе никто не посмеет войти без приглашения. Во что вылилась их самоуверенность, мы уже знаем.
Три распластавшихся тела на широких кроватях в спальне самого Гонтаря вывели Косолапого из равновесия. Он стащил парней на пол и принялся будить ударами ног. Те зашевелились и непонимающе таращились на Косолапого. Что называется: поднять — подняли, а разбудить — не разбудили.
— Скоты, устроили балаган! Водку пьют, девок водят, а о прямых обязанностях забыли, — шерстил их ранний визитер. Постепенно парни начинали соображать и встали с пола.
— Извините, Антон Сидорович, перебрали вчера лишку, — попытался оправдаться за обоих Левчик.
— Вышвырните отсюда эту девку, потом поговорим, — приказал Верещагин.
— Зоя, вставай, — потянул ее за руку Левчик. Та села и захлопала длинными ресницами. — Просыпайся, — легонько похлопал ее по щекам вчерашний ухажер.
— А где Вера? — крутил головой Вадим.
— Так здесь еще кто-то был? — выразил уже беспокойство ранний инспектор.
— Силантьева, вы ее знаете.
— А ну-ка быстро проверьте, в доме ничего не пропало? — Через десять минут парни доложили, что все на месте.
— Я, пожалуй, пойду, — заспешила от греха подальше Уралбаева.
— Посиди, детка, — остановил ее Косолапый. — А подопечная на месте?
— Куда бы ей деться? — переминался с ноги на ногу Слон.
— Смотрели?
— Нет, но оттуда без помощи со стороны не выбраться.
— Вот именно, что без посторонней помощи не выбраться, — повторил Верещагин. — Где гарантия, что ее не освободили, пока вы тут дрыхли? Спускайтесь вниз и прихватите с собой эту, — кивнул он на Уралбаеву.
Слон и Левчик стояли у щели в бетонном полу по стойке «смирно», а Зоя вообще старалась не дышать.
— Странно, что мы так долго спали, — сказал наконец Левчик, взглянув на циферблат наручных часов. — Уж не подсыпала ли нам Верка снотворного?
— Похоже на то. Мы сейчас это узнаем у ее подружки, — и Косолапый перевел на Уралбаеву взгляд, от которого той стало не по себе.
— Я спала вместе со всеми, — пролепетала она.
— Я тоже думаю, что это только дело рук Силантьевой, — выразил мнение Левчик. — Иначе они бы смотались отсюда вместе.
— Что ж, пусть вашу участь решает Юрий Юрьевич, — и Верещагин извлек из внутреннего кармана дубленки сотовый телефон. Минуты три он дозванивался по межгороду и минут пять беседовал с шефом. Ответов Гонтаря присутствующие не слышали, но хорошего не ждали. Закончив разговор, Косолапый сунул трубку на прежнее место. — Тебя отпускаю, — повернулся он к Уралбаевой. — Надеюсь на твою дальнейшую сообразительность.
— Не дура.
Зоя догадалась, что Силантьевой подписали смертный приговор, и молчание — цена ее собственной жизни.
— Как поступить с Веркой, уже догадались?
— Я один с ней разберусь, — вставил Слон.
— Только не наделай новых глупостей, — предупредил Косолапый. — А от шефа вам потом еще достанется. Поставьте дом на сигнализацию, — бросил он уже на ходу.
— Соскучился? — улыбнулась Силантьева парню. Но ее улыбку трудно было назвать жизнерадостной. — Проходи, — распахнула дверь перед Вадимом хозяйка. Затем они, не разуваясь, оба прошли в комнату и сели в разные кресла.
