Сергей Зверев - Жулик: грабеж средь бела дня
Бывший мент посчитал за лучшее не ждать, чем закончится стрельба. Дав задний ход, он опасливо обогнул двор по внутреннему периметру, чтобы не стать случайной жертвой шальной пули. Уже выезжая под спасительную арку, Эдик заметил на детской площадке знакомый силуэт Мандавошки; стоя у качелей, она поддерживала руками беременный живот и, кажется, подвывала…
А бывший лагерный охранник продолжал палить по всем движущимся и недвижным силуэтам в пределах видимости. Треск автоматных очередей сливался со звоном разбиваемых стекол, истеричными воплями соседей и растерянными командами ментов.
Спустя минут десять под арку дома уже въезжал омоновский автобус с зарешеченными окнами. Следом за ним ехала «Скорая помощь».
Фургон с красным крестом простоял во дворе недолго – меньше чем через минуту он уже мчался в обратном направлении. Ментовский автобус, остановившись в самом темном конце двора, сразу выключил фары. Из раскрывшихся дверей посыпались автоматчики в кевларовых бронежилетах и шлемах с забралами. Прячась за деревьями и припаркованными машинами, они споро окружили дом. Командир взвода ОМОНа с мегафоном в руках встал за углом и попытался наладить переговоры. Естественно, это был отвлекающий маневр: группа захвата, чавкая ботинками по лужам, короткими перебежками бросилась в подъезд. Тяжелый топот милицейских ботинок наполнил гулкие лестничные клетки. Квартирная дверь была выбита с первого же удара, и ментовский спецназ мгновенно растекся по комнатам, пропахшим застарелым потом, хроническим перегаром и пороховыми газами…
С сумасшедшим стрелком не церемонились: короткая автоматная очередь разбила его голову, как гнилой арбуз. Кровь и мозг брызнули на засаленные обои, клацнул о пол автомат.
– Попытка к сопротивлению, – спокойно констатировал мент, доставая из нагрудного кармана черную коробочку рации. – Первый, Первый, я Шестой. Скоротечный огневой контакт, преступник убит, с нашей стороны потерь нет… Конец связи.
Неожиданно за его спиной тихонько скрипнула дверь. Омоновец, метнувшись за шкаф, выхватил пистолет. Но тут же его опустил: в комнату входил мальчик лет пяти-шести. Растерянно встав в дверях, он долго смотрел на окровавленный труп старика, пока не произнес:
– Деда зэки вальнули…
Спустя полчаса санитары из морга тащили по лестнице носилки с телом отставного вертухая. В квартире вовсю работала оперативно-следственная бригада. Во дворе кучковались осмелевшие соседи, смакуя подробности произошедшего.
Когда тема себя исчерпала, кто-то спросил:
– А чего тут «Скорая» делала? И почему так быстро уехала?
– Да к этой беременной малолетке, стариковой внучке, и вызывали, – ответил кто-то сведущий. – Ее и увезли.
– Куда?
– В роддом. Она ведь уже на восьмом месяце. Стрельбы испугалась, вот схватки и начались. Ничего, недоношенные тоже живут…
Глава 25
– …Вниманию встречающих, проходящий поезд номер семьдесят один «Москва – Белгород» прибыл на первую платформу первого пути. Стоянка поезда пятнадцать минут. Повторяю…
Хриплый репродуктор так напугал сизых голубей, сидевших на вокзальном карнизе, что потревоженные птицы тут же сорвались с места и закружили над площадью.
Проводив сизую стаю взглядом, прапорщик линейной милиции отошел от вокзального фасада: с московского поезда уже валила толпа. Гремели тележки носильщиков, хаотично струился народ, груды багажа вырастали на остановке. Привычно оценив пассажиров и не заметив ничего подозрительного, правоохранитель погрузился в раздумья. Одно полушарие милицейского мозга прикидывало, правильно ли написана анонимка на козла-начальника, а вторая оценивала, каковой может стать реакция руководства на этот донос.
Неожиданно из-за высокой ограды, отделявшей привокзальную площадь от первой платформы, донесся всплеск дикой ругани. Скандал развивался стремительно, по нарастающей и вскоре стал слышен даже на площади. Производить такой неестественный шум способны лишь три категории граждан: толпа цыганок, народные депутаты и обворованные пассажиры, линчующие пойманного с поличным преступника.
– Не хватало мне еще чепе под конец смены, – вздохнул правоохранитель, распаляясь тихой, но опасной злобой.
Бросив окурок, он лениво подошел к чугунным копьям решетки.
В толкучке у самой ограды сцепились двое мужчин. Первого прапорщик узнал сразу: это был одетый в штатское опер-старлей из Уголовного розыска на транспорте. Оппонентом розыскника был невысокий худощавый блондин в дорогом двубортном костюме и белоснежной сорочке, украшенной легкомысленной расцветки галстуком. Физиономия его выглядела бы вполне заурядно, если бы не уродливая бородавка на подбородке.
Тренированный сыщик вроде бы побеждал. Завернув бородавчатому блондину руку за спину, он изо всей силы крутанул ее вверх.
– Так ты еще и сопротивляешься, уголовная рожа?! Ты мне еще и угрожаешь? – Пригнув вражескую голову к земле, старлей от души въехал коленом в пах противника.
Однако тот и не думал сдаваться.
– Да ты, сука, завтра на «Красную шапочку» пойдешь! – верещал он на весь вокзал. – На ментовской зоне парашу будешь хавать! Ты хоть знаешь, пидарюга, кто я такой?
Публика, скандализированная ситуацией, сгрудилась вокруг противников полукольцом, подавая советы и той, и другой стороне.
Медлить было нельзя. Отстегнув от пояса резиновую дубинку, прапорщик помчался к открытой калитке. Спустя минуту бородавчатый блондин корчился на заплеванном асфальте. Алые пятна цвели на белой сорочке.
– Чего это ты его зацепил? – спросил прапорщик, застегивая на запястьях задержанного наручники.
– Фу-у-у… – Утерев трудовой пот со лба, опер неожиданно улыбнулся и, подхватив чемоданчик блондина, спросил: – Ты что, не узнал? Да посмотри на это уголовное хлебало!
– Хлебало как хлебало. Я таких за смену сотни вижу, – равнодушно ответил прапорщик и, подхватив бесчувственное тело под мышки, поволок его в отделение линейной милиции.
– Сейчас объясню, – пообещал старлей, помогая транспортировать задержанного к открытой двери, над которой молочно белела вывеска «Милиция».
Приковав бесчувственное тело наручниками к батарее, правоохранитель вопросительно взглянул на коллегу: мол, а в чем дело?
– Начальство твое где? – спросил сыщик, располагаясь за столом в позе следователя из дурацкого фильма.
– Местовые с таксистов снимает. А что? И вообще – что это за хмырь с бородавкой?
Сыщик ответил не сразу. Подойдя к стенду с оперативными ориентировками, он встал сбоку, принимая позу художника на презентации новой картины. И, наслаждаясь собственной ролью, изрек:
– Читай, – палец старлея лениво ткнулся в стенд.
– «По подозрению в совершении тяжких преступлений разыскивается особо опасный рецидивист Сазонов А. К., уголовная кличка Жулик…» – прочитал прапорщик. Оценив тяжесть вменяемых обвинений, он причмокнул: – У-у-у, бандюга какой! А с чего ты взял, что это и есть тот самый Сазонов?
– Ты дальше, дальше читай!
Кроме стандартного набора примет вроде роста, особенностей телосложения и цвета глаз, ориентировка содержала весьма ценное дополнение о бородавке на подбородке (безусловно, приклеенной), а также о том, что «преступник может пользоваться театральным гримом и выдавать себя за старшего следователя Генеральной прокуратуры…».
Прапорщик внимательно посмотрел на задержанного – но теперь уже совершенно новым взглядом. Совпадало все: и особенности телосложения, и цвет глаз, и светлые волосы, и даже бородавка на подбородке…
– Он мне как раз впаривал, будто бы в Генпрокуратуре работает, – добавил оперативник. – И даже ксиву показывал. Ага – так я ему и поверил!
– Так это… и есть тот самый Жулик, который в прокуратуре погром учинил, а потом Юрьвасильича Коробейника с его телкой расстрелял?
– Тот самый, – самодовольно выпятил подбородок старлей.
– Так ведь… на нем половина Кодекса висит!
– Я на него еще «сопротивление при исполнении повешу», – мстительно пообещал транспортный сыщик.
Прапорщик повздыхал завистливо. Не каждый день сыскарям выпадает такая удача – задержать уголовника, на котором пробы негде ставить! Так что фартовый старлей имел все основания колоть в кителе дырочку для ордена…
– Ладно, сейчас я его по горячим следам, как говорится, допрошу, – прищурился оперативник.
– Так ведь… он без сознания, – засомневался прапорщик.
– Щас он у меня все осознает!
На ободранном двухтумбовом столе стоял круглый канцелярский графин, и вода в нем стыла пузырем циклопической слезы. Стакана воды, выплеснутой задержанному в лицо и за шиворот, оказалось достаточно, чтобы вернуть его к жизни. Дико взглянув на правоохранителей, блондин вновь принялся страшно ругаться. Обещания организовать милиционерам извращенные половые сношения с такими же самцами куриц, как и они сами, были в его устах самыми мягкими. Высокомерие брызгало из него, как сок из переспелого арбуза.
