Виктор Мережко - Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров
— Простите, я нечаянно.
Они пересекли Невский, остановились друг против друга.
— Я бы желал с вами встречи, — сказал князь.
— Я тоже.
— Могу ли я оставить вам свою карточку?
— Буду благодарна.
Мужчина прошелся по карманам, но бумажника не обнаружил.
— Кажется, я забыл бумажник в карете, — виновато произнес он. — Будете любезны, подождете, пока я вернусь?
— Не стоит. — Нежно взяла его за руку Сонька. — Завтра в это же время я буду ждать вас.
— Ваше имя?
— Софья.
— Значит, Софья, на этом месте?
— Именно на этом месте.
Князь поцеловал ей руку и заспешил к своей карете, уворачиваясь от несущихся по проспекту экипажей, повозок и фаэтонов. Сонька смотрела ему вслед и поднимала руку, когда он оглядывался.
* * *Воровка дергала за шнурок звонка, но никто не выходил. Она в задумчивости постояла перед дверью какое-то время и позвонила в соседнюю квартиру. Из нее вышла немолодая дама и поинтересовалась:
— Вам кого?
— Профессора из этой квартиры… Блювштейн. Звоню, никто не открывает.
— Никто и не откроет.
— Почему?
— Жена профессора давно умерла. Сам он — почти год тому.
— А ребенок? У них была маленькая девочка.
— Михелиночка?
— Да, Михелиночка.
— Ее сдали в сиротский приют.
Сонька была ошеломлена.
— В какой?
— Точно не скалу, но где-то на Петроградской стороне. — Соседка с интересом смотрела на странную женщину. — А вы кто им?
— Я? Родственница. Приехала вот проведать, а у них никого.
— Попробуйте найти Михелинку. Хотя что вам от нее? Девочка маленькая, всего-то пяти лет.
* * *Здание, где размещался сиротский приют, было ухоженным, глубоко спрятанным в парке, в котором нянечки выгуливали детей разного возраста — от младенчества до подросткового.
Сонька вышла из экипажа, пошла по длинной кирпичной дорожке, и на подходе к зданию ее остановила молодая воспитательница в очках и в аккуратном белом халатике.
— Здравствуйте, госпожа. Вы к кому?
— Может быть, даже к вам, — приветливо улыбнулась Сонька. — Мне нужна Михелина Блювштейн. Вы знаете такую?
— Мы тут всех знаем. А вы, простите, кем ей доводитесь?
— Я дочь профессора Блювштейн. Долгое время я жила за границей, вернулась и узнала, что никого нет в живых, осталась только Михелина.
— Да, — кивнула воспитательница, внимательно изучая гостью, — из Блювштейн никого не осталось. А Михелина вам зачем?
— Хочу увидеть девочку. Может, даже подумаю об удочерении. Своих детей у меня нет.
— Хорошо, я провожу вас к старшей.
Под любопытными взглядами детей они направились к зданию.
* * *Старшая, иначе начальница воспитателей приюта, в этот момент поливала цветы на подоконнике — она оказалась пожилой тучной дамой с приветливой улыбкой и открытым взглядом. Воспитательница, приведшая Соньку, разъяснила начальнице:
— Простите, Александра Дмитриевна, госпожа интересуется Михелиной Блювштейн.
— Михелиночкой? — мило удивилась старшая. — Нашей замечательной девочкой? Очень приятно.
Она оставила свое занятие, протянула гостье руку.
— Здравствуйте. Как вас величать, сударыня?
— Софья Андреевна.
— Красивое имя. — Старшая кивнула на стул, сама уселась на свое место. — Вы кто для Михелиночки?
— Наверное, тетя.
— То есть у профессора было двое детей? Вы и отец нашей девочки?
— Совершенно верно.
— Вашего брата звали Михаил?
— Почему — звали? Надеюсь, он жив?
— Это никому не ведомо. Он ведь отбывает пожизненную каторгу. А с каторги люди редко возвращаются живыми.
— Я могу увидеть девочку?
— Непременно. Но вначале несколько слов. Девочка — круглая сирота…
— Думаю, не совсем круглая, если есть я.
Старшая иронично посмотрела на Соньку:
— Вы намерены забрать ее?
— Для начала я хочу просто ее увидеть.
— Вернусь все-таки к своей мысли. Девочка уже понимает, что она круглая сирота, психика ее очень уязвима, и травмировать ребенка праздными посещениями я бы не считала возможным.
— Это ваше мнение, но не право, — резко ответила гостья.
— Да, это мое мнение. Но вам не мешало бы знать о наследственности Мехелины. Отец — убийца. Мать… Вам известно, кто ее мать?
Сонька сидела бледная, напряженная.
— Кто?
— Знаменитая воровка Сонька Золотая Ручка. Понимаете, воровка!.. Где гарантия, что воровка не станет доставать вас, удочерившую ее ребенка?
— Гарантий нет.
— Что в таком случае ждет девочку? Либо вы всю жизнь будете ее прятать от преступницы, либо не выдержите и просто отдадите Михелину в эти чудовищные руки! Меня лично ни то, ни другое не устраивает.
— Что вас устраивает?
— Чтобы ребенок никогда не знал ни отца, ни матери. Пусть лучше будет просто сирота.
— Но у нее был достойный дед — профессор Блювштейн.
— Фамилия. Понимаете — фамилия! Блювштейн! Под такой фамилией мать девочки, Соньку Золотую Ручку, недавно осудили на восемь лет каторжных работ!
— Покажите мне девочку, — севшим голосом попросила Сонька.
Старшая взяла звоночек, в дверь тут же просунулась голова молодой воспитательницы.
— Приведи Михелину. — Она повернулась к гостье и предупредила: — И, пожалуйста, никаких эмоций. Вы просто ее тетя.
— Конечно.
В комнате стояла тишина, пока дверь вновь не открылась и на пороге не возникла совершенно очаровательная пятилетняя девочка — светленькая, с бантиком на голове. Она остановилась, сделала книксен и с детской наивностью поинтересовалась:
— Звали меня, мадам Александра?
— Звала, — старшая подошла к ней. — У тебя все хорошо, Михелина?
— Все очень хорошо. — Девочка посмотрела на Соньку. — А кто эта дама, мадам Александра?
— В присутствии человека нельзя спрашивать о нем в третьем лице, — строго поправила ребенка старшая.
— Простите, мадам Александра. — Михелина внимательно посмотрела на Соньку. — Кто вы, мадам?
Та молчала, заворожено глядя на девочку.
— Вы приехали ко мне?
— Да, к тебе.
— А вы кто?
— Тетя… Твоя тетя.
Девочка вопросительно посмотрела на старшую:
— Я не понимаю. Тетя — это как?
— Мадам… простите, как вас?
— Софья, — бросила воровка.
— Мадам Софья твоя родственница, Михелина. Она приехала посмотреть, в каких условиях ты проживаешь.
— Я проживаю в очень хороших условиях! — бодро отрапортовала девочка. — Меня здесь любят.
— Это правда, — разулыбалась старшая. — Здесь любят всех, но тебя больше всего!
— Благодарствую, — Михелина снова сделала книксен. — Я могу идти?
— Иди, дорогая.
Михелина в сопровождении очкастой воспитательницы ушла, старшая вопросительно повернулась к гостье.
— Что скажете?
— Скажу, что ребенок совершенно изумительный.
— Это правда. Тем не менее вам следует подумать, перед тем как решиться на удочерение.
— Я подумаю. — Сонька поднялась. — Вам известно, что у Михелины есть родная сестра?
— Первый раз слышу.
— Сестру зовут Табба. Живет она с бабушкой. Думаю, было бы неплохо, если бы со временем девочки узнали, что они сестры.
— Вам известно, где проживает Табба?
— Да, я могу оставить вам ее адрес. — Сонька написала на листочке название улицы и номер дома. — До свидания, благодарю.
— И я вас благодарю.
Когда они дошли до двери, старшая неожиданно спросила:
— Простите, как, вы сказали, ваше имя?
— Софья.
— Почти как Соньку Золотую Ручку…
Воровка окинула ее презрительным взглядом:
— Софья и Сонька — совершенно разные имена, — и немедленно покинула кабинет.
* * *Сонька сидела на скамейке недалеко от того места, где вчера произошла ее встреча с князем Обертынским. Видела, как остановилась карета и из нее вышел по-прежнему элегантный князь, как он стал оглядываться, высматривая вчерашнюю знакомую, но тщетно. Князь нервно вертел в руках трость, расхаживал вдоль проспекта, снова озирался. Затем сел в карету, и кучер ударил по лошадям.
Сонька грустно усмехнулась, поднялась и поплелась прочь.
* * *Пожалуй, главной достопримечательностью в Туле, куда туляки первым делом вели своих гостей, был городской рынок. На этом рынке продавали все: оружие, ворованных лошадей, начищенные до золотого блеска самовары, разное тряпье — от поношенной одежды до фраков и бальных платьев, всевозможную обувь, мебель резную и попроще, ярких заморских попугаев, шарманки и граммофоны, тульские гармошки и воронежские баяны, балалайки, гитары и даже мандолины — в общем, все то, на что у народа был спрос.
День стоял жаркий. Лето наступило уже в мае, стремительно и изнуряюще. Люди бродили по рынку неспешно, вальяжно, лениво.
